Мой отец, который всегда у меня был. Да, они скандалили с матерью. А что не скандалить, когда она ему изменяла. Он пытался исправить ситуацию… Я обиженный ребёнок, никому не нужный? Скорее забывший, что отец в меня вкладывался с утра до ночи. Иностранные языки, танцы, книги, прогулки и даже походы вдвоём… Как можно не оценить вклад мужчины в своего сына, когда столько примеров отцов, что кидают своих детей?
Отец отводит меня в сторону и смотрит пристально. Он снимает очки и мнёт переносицу. Бородка у него седая, и в волосах много серебра. Он улыбается проходящим гостям, но сосредоточен только на мне.
— По поводу нашего разговора, там, на квартире, — начинает он. — Просто тебя нужно было остановить. Понесло, как меня в своё время.
— Я хочу попросить прощения, — тут же отвечаю я. — Просто я злопамятный. Не то чтобы ты мне это всё разом и постоянно говорил, у тебя вылетало, я запоминал.
— Ничего не изменить. Но, сынок, — отец берёт меня за плечо и заглядывает мне в глаза. — Я никогда не бросал тебя. И сильно страдал, когда ничего не смог изменить. Работа, нищета, чужая женщина. Я взял в жёны, женщину, которая мне не принадлежала. Она хотела себя пристроить, я себя. И ты самое лучше в наших с ней отношениях. Возможно, если бы ты согласился поехать со мной, жить у меня, я бы мог что-то изменить в твоём поведении. Но и настаивать я не посмел.
— Не переживай, папа, — усмехаюсь я. — Куда бы я от Мирона уехал? Да и как можно было мать бросить? Она хоть и стерва, но в одиночестве совсем бы загнулась.
— Сынок, не делай таких ошибок, которые наделал я. Сейчас будь внимателен, не через двадцать лет, а именно в момент совершеннолетия, — он болезненно нахмурился. — Видишь ли… Я тебе про ответственность говорил. Но не перед кем-то, а в первую очередь перед собой. Твои решения должны быть твёрдыми на их начальном этапе. Ты решаешь что-то для себя и уже не отходишь от плана. Я вот решил, что Тамара Волгина будет моей женой, мне тогда было восемнадцать. А потом вроде передумал, вроде с другими начал ходить. В итоге не понял, как женился. Проявил твёрдость уже с тобой, когда нужно было в тебя вложиться, обучить, что-то преподать, защитить от пьяных компаний, воровства и бандитизма. Но личная жизнь от того, что я не твёрд был в решении получить Тому, рухнула. Только через двадцать лет я получил второй шанс, и не упустил его. И ты свои шансы не теряй. Раз стал интересоваться моим бизнесом, держись, сынок. Я помогу, десять лет и ты станешь всё понимать и руководить. Потихоньку, не спеши.
— А с женщинами, мне так же быть? Твёрдым? — усмехаюсь я.
— Конечно, — он обнимает меня. — Не болтайся, как псина беспризорная от двора к двору. — Он неожиданно смахнул скупую слезу. — Я горжусь тобой. Ты только держись, сынок. Мой батя меня унижал до конца своих дней, и я не услышал от него, что он видит во мне человека. А ты, Кирилл, человек и с каждым часом для меня это явно.
Это настолько неожиданно, что я вдруг чувствую в себе основу. Ту самую, которую искал. Теперь меня не интересует мнение других. Главное, что я о себе мнение сформировал. Теперь как бы не возгордиться. С другой стороны, настолько сокровенно и тайно всё, что происходит в моей душе, теперь никому не удастся скинуть меня с поставленного пути. Я вдруг осознал себя, как личность. Нет, не в три года человек начинает говорить «я», а именно в тот момент, когда смотрит на мир трезвым взглядом и осознаёт себя. Раньше не задумывался, что мои воспоминания прошлого запечатлены в памяти, как история Мошки. Вот он ходит, вот он пьёт, вот с девками гуляет. И только сейчас, я вижу мир по-другому, как целостная личность, отвечающая за свои поступки. И короткий отрезок воспоминаний от недавнего примирения с Мироном, я вижу своими глазами… Это настолько меня поражает, что я на время теряю дар речи.
— Как так получилось, Ваня, что я без детей? — с огромным сожалением спрашивает зеленоглазый мужик, обнимая меня. — И как дальше жить?
— Какие твои годы, Аркадий? — усмехается отец, не давая меня обнимать. — Женись и сделай ребёнка.
Остаюсь в компании взрослых мужиков. Минут через пятнадцать устаю от их разговора. Считаю, что для первого раза хватит, одних терминов десяток набрал, нужно будет в интернете посмотреть, что означают.
Да и Геля появляется на лестнице. В тот момент, когда музыка похожа на вальс, и гости расходятся по сторонам, освобождая место для танцев.
Без диванов зала настолько большая, что несколько пар свободно начинают вальсировать и среди них мой отец с Тамарой. Красиво танцуют.
Но на них не смотрю, потому что спускается Гелик с лестницы.
Я спешу к ней. Глаз оторвать не могу. Она прекрасна в своей фантастичности. Белые волосы завязаны в два рога. Платье сверху похоже на водолазку. Ворот высокий натянут на нос по глаза. Светится тонкая серебряная цепочка падая ниже выпуклой аккуратной груди. Талия тонюсенькая и от середины бёдер чёрные кружевные юбки. На ногах серебристые туфельки с бантами. И когда я подхожу к лестнице, то она останавливается на пару ступенек выше. Смотрит на меня свысока.
И мне хочется для неё расправить свои перепончатые крылья, изогнуться длинной шеей в шипах, и, притопнув хвостом, поцеловать ножку.
Я бы так и сделал, если бы она была моей. Но вместо этого, откидываю полы пиджака, сую руки в карманы брюк. Как в приветствии, чуть кланяюсь. Она делает два шага, и я вижу её печальные голубые глаза в слезах. Вид болезненный, хотя и упакована с ног до головы.
Я хотел сказать, что поговорить необходимо, но не решаюсь.
— Тебе надо учиться говорить нет, — недовольно сообщаю я. — Ты болеешь, нужно лежать, а не маму слушать.
— Позвольте вас пригласить, Ангелина.
У Муди на лице полный восторг. В его старческие почти тридцать показали сказочную девушку восемнадцати лет. Такую игрушку ему папа ещё не покупал. Геля необычная. Улётная, привлекательная своей таинственностью. Никто не устоит. Я вот с трудом стоял, чтобы не кинутся на соперника.
Гелик принимает руку сына миллионера и уходит с ним к танцующим парам.
— Геля, разблокируй меня, — кричу ей вслед и ухожу наверх.
Останусь ночевать. Девочка болеет, а они её сватают! Надо проследить, чтобы не навредили.
В комнате моей тихо. Пиджак, брюки, рубаху вешаю на вешалку в шкаф, там валяется мой старый спортивный костюм.
Слышимость неплохая, но в ванной комнате тихо. Со стороны коридора не попасть в наше с Гелей знаковое место. Оно для нас. Только в комнату Гели дверь закрыта. Успевай только окно закрывать, а то соседи любопытные всё норовят зафиксировать. Свет включаю, жду.
Она приходит в комнату, но до ванной видимо нет сил дойти. За её дверью тихо. Я готов всю ночь её караулить. Потом понимаю, что превращаюсь в Корсарова и понуро плетусь в свою комнату, но дверь в ванную оставляю открытой.
Заваливаюсь на кровать и вижу, что Ангел доступен для Дракона.
Дракон: «Привет, мой Ангел».
Ангел: «Твой? Ты уверен?»
Дракон: «На все сто! Как себя чувствуешь?»
Ангел: «Температуры нет, слабость сильная. Лежу».
Дракон: «Лежи, отдыхай, я охраняю твой покой»
Ангел: «Такое чувство, что не с Кириллом Моншиковым общаюсь».
Дракон: «Я бываю разным».
Ангел: «Наколка больше не воспалена? Покажи».
Дракон: «А ты мне что покажешь?»
Ангел: «Распухший нос подойдёт?»
Дракон: «Если сопливый, то да».
Мне кажется или она смеётся?
Щурюсь в темноту ванной комнаты. Снимаю толстовку спортивного костюма, включаю свет и делаю штук десять фоток своего дракона на плече. Выбираю самую удачную и отправляю ей. Отправляю, а сам думаю, что она может… Она может меня подставить? Поиграть со мной и выкинуть? К ней мужики липнут в университете. Штабелями укладываются у её ног… А тут я. Слабый, размякший до глубины души влюблённый. Делай со мной, что хочешь… Я за поцелуй тряпкой стану, а если она меня трахнет, то я вообще стану подкаблучником, и многое буду терпеть.
