— Пап, я собираюсь на встречу, — расплывчато отвечает Нэнси.
Держать язык за зубами её научили парни. Не всё стоит произносить вслух. Так легче получить согласие отца на то, чтобы подольше отсутствовать дома.
— Именно о ней я и собираюсь поговорить. — Гордон закрывает дверь комнаты, показывая, что настроен решительно.
Нэнси с тоской смотрит за его спину, понимая, что единственный путь к свободе перекрыт.
— Пап, мне кажется, я уже достаточно взрослая, чтобы ты не ругал меня за вечерние прогулки. Уроки мне делать не надо, последнее лето же. Письма из колледжей ещё не пришли.
О последнем Нэнси врёт. Её приняли туда, куда она подавала документы. В местный университет, чтобы остаться рядом с парнями, и в колледж, в который она по-настоящему хочет учиться. И Нэнси знает, что должна самостоятельно принять решение, куда ехать. Никто не должен на неё давить — ни отец, ни парни. Поэтому она не спешит рассказывать о том, что готовится сделать выбор.
— Я хочу поговорить о твоих встречах с Дирком.
Нэнси убирает руку от молнии рюкзака, в который положила платье и туфли на высоком каблуке — сегодня они втроём собирались в клуб, куда их должен провести Дирк. И пусть Нэнси ещё нет двадцати одного, у Дирка уже хватает связей, чтобы на фейс-контроле на это закрыли глаза. Пусть он и служит патрульным всего несколько недель.
— У тебя с ним какие-то проблемы? — Нэнси уже давно поняла, что с отцом нельзя идти напролом. — Ты же… — Нэнси чуть не добавляет «для них», понимая, что он, слава богу, не знает об их связи, — …ему как отец.
Гордон сжимает челюсти, его явно коробят последние слова, хотя они недалеки от истины. Но Нэнси лишь утверждается в том, что уже давно замечала — между Дирком и отцом есть напряжение. И пусть отец заботился об обоих — и Аароне, и Дирке, но всё, что касалось личностного взаимодействия с последним зачастую выводило Гордона из себя.
— Я хорошо отношусь к Дирку. Но только не к тому, что он трётся около тебя.
Нэнси задаётся вопросом, почему отец так злится на Дирка. Она бы поняла, если бы он узнал об их шашнях на троих. Но отец не знает, в этом она уверена. Так почему Дирк выводит его? Они же росли вместе, и Гордон мог заранее предположить, что однажды она начнёт встречаться с Дирком. Но раньше отец никак не показывал того, что подобная перспектива его пугает. Хотя, будучи полицейским, должен был заметить, что Дирк неровно дышит к его дочери. Пусть и пытался скрыть это за напускным равнодушием.
— Я не понимаю, почему это так тебя волнует. — Нэнси закрывает рюкзак, собираясь пройти вперёд. — Если ты закончил, то мне пора. Я взрослая, и это наши с ним отношения.
— Ты у него не одна такая. — Слова бьют в цель. И отзываются мгновенной болью. Потому что отец попадает в её самый сокровенный страх. Она только-только открыла Дирку своё сердце. И очень боялась, что как только он поймёт, насколько дорог ей, между ними всё разрушится. — Дирк не будет тебе верен, — продолжает давить отец. — Странно, что ты ещё не поймала его на измене. В участке ходят слухи о его многочисленных романах.
Нэнси с трудом сдерживает слёзы. Плакать перед отцом она не будет, какими бы жестокими не были его слова. По крайней мере она очень постарается сохранить лицо. И остаётся только молиться о том, чтобы отец больше ничего не говорил. Гордон, словно почувствовав, что с неё хватит, отступает к двери.
— Я должен был тебя предупредить, пока не стало слишком поздно.
Из её комнаты Гордон выходит молча, оставляя её наедине с растрёпанными чувствами. Рюкзак выпадает из рук на пол, но Нэнси не приводит это в себя. Она повторяет про себя слова отца, делая акцент на самом болезненном: «Не одна… не одна… не одна». Поднимающиеся к глазам слёзы высыхают, она не станет делать из себя жертву. Не станет той девушкой, которая проплачет весь вечер и в конце концов отключится от усталости. Нэнси хочется «поймать» Дирка, поговорить как взрослый человек, не забываясь от разбушевавшихся эмоций.
Она хватает рюкзак и выскакивает из комнаты. Они встретятся, как и договаривались накануне.
Отец мог ошибаться, он многое ставил под сомнение, но в глубине души Нэнси знала — на данный момент для Дирка она желанная добыча. Но как долго она будет ему нужна? Хочет ли он большего, чем короткая летняя интрижка?
Страх больно кусает. Очень больно.
Погрузившись в воспоминания, Нэнси отворачивается к окну и стирает с щеки слезу. Она не позволит увидеть себя в таком состоянии ни Аарону, ни тем более Дирку. Он разбил сердце не ей, а той девчонке, которой она когда-то была. И которую Нэнси похоронила в тот же день, когда состоялся вспомнившийся ей разговор с отцом.
— Завтракать пойдёшь?
Нэнси, вздрогнув от неожиданности, оборачивается. Дирк стоит в дверях, оперевшись плечом на косяк. Его мягкий голос, совсем ему не соответствующий, заставляет её улыбнуться. У неё ещё есть немного времени, чтобы позволить себе расслабиться. Насладиться запретным плодом.
Просто завтрак. Потом она снова станет собой.
Глава 28. Воровка
Настоящее
Стоит зайти в дом, как меня резко толкают к стене. Не будь я уверена в том, что Дирк не смог б меня опередить, подумала бы на него. Такие резкие выпады вполне в его духе, даже при условии, что на некоторое время мы заключили перемирие.
— Здравствуй, Нэнси. — Профессор складывает руки перед собой, без жалости наблюдая за тем, как я потираю ушибленное плечо. Впрочем, глупо ждать от него жалости. Он всегда относился ко мне так, будто я выкована из железа. — Я думал, мы с тобой пришли к единому мнению по поводу твоих игр с законом.
— Кажется, это касалось игр в качестве Воровки. Вылезать я не собираюсь, — про себя добавляю: «пока что».
Пусть улягутся страсти и тогда, возможно, я смогу разыграть ещё одну партию или несколько, а, может, вообще, сдамся. Эмоции, которые захлестнули в последнюю встречу с Дирком, его нежность и возможность быть снова с ними втроем кружат голову. Это не просто фантазии.
— Я говорил и про твои увлечения, Нэнси. Ты отвлекаешься из-за них и теряешь концентрацию. Трахаться с ними — приятно. Но рядом с ними ты размякаешь. Или ты только и ждёшь, что тебя поймают? Это приведёт ко мне, к тому, что мы делаем вместе. Все наши планы пойдут к коту под хвост!
— Я знаю, что можно говорить и делать, а что нет. Не надо повторять мне одно и то же.
На самом деле Профессор прав, но я не признаю этого вслух. Парни влияют на меня, было бы глупо отрицать очевидное. Я уже не уверена в сделанном выборе, в собственных мыслях, чувствах и даже воспоминаниях. И всё чаще спрашиваю себя: так ли мне нужно то, чем я занимаюсь, становясь Воровкой?
Долгое время я не пыталась анализировать нашу связь с Профессором. Она была рождена болью и желанием сделать что-то стоящее, даже если ради этого пришлось нарушить нормы морали, которые в меня вкладывал отец или которые защищали Дирк и Аарон. Не нарушая закон, я бы не смогла делать то, что делала. Или Профессор заставил меня поверить в это? Так ли хорошо я его знаю?
— Я не напоминаю, Нэнси. Я приказываю тебе отказаться от общения с ними! Ты ведь собираешься продолжать «работать» и улучшать мир? Или останешься на уровне игрушки, которая раздвигает ноги и вылизывает чьи-то яйца?
Меня осеняет простая и гадкая догадка — Профессор наблюдает за мной, и не только за передвижениями, но и за тем, что я делаю в доме. Даже здесь я не остаюсь в одиночестве.
— Где камеры? — Я никогда не повышала на Профессора голос. Он словно играл роль отца для Воровки, и я вела себя соответствующе.
Но больше я не чувствую той связи, которая держала меня в рамках.
— Тебе станет легче, если ты узнаешь?
Не дождавшись моего ответа, Профессор, не снимая обувь, идёт в комнату, заставляя меня следовать за собой. И это бесит. Как бы я не была зла на него, всё равно делаю так, как он задумал.
