Почему-то Джей уверен, что Глеб придёт за мной. Мне бы этого хотелось, равно настолько, насколько бы и не хотелось. Из-за меня он уже достаточно страдал, ещё не хватало ему погибнуть. А что будет, если он действительно не найдёт меня? Джей пристрелит сразу или ещё несколько дней станет ждать его? Лучше бы сразу. Я так устала от всего…
А если Глеб освободит? Что дальше?
Медленно, из центра груди, заглядывая в каждый уголок, поползло отчаяние. Ярким всполохом заискрилось воспоминание нашего последнего дня вместе. Вроде бы, должно быть сладкое послевкусие, но во рту неприятно загорчило…
В последний раз, когда я пыталась бежать, Джей впал в исступление. Он и раньше не отличался чуткостью и нежностью, но в этот раз окончательно слетел с катушек. А виной всему таблетки, которые он нашёл в моей косметичке. Меня перехватили в аэропорту, у стойки регистрации. Ещё несколько минут и я бы оказалась свободной. В другой стране он не смог бы меня отыскать… Но я снова в ненавистном доме, с прямой спиной и плотно сжатыми губами с ненавистью слежу за разгневанным мужем. И он метается из стороны в сторону, размахивает руками и что-то орет, заливаясь багрянцем. Все повторяется, как в дурном сне.
Наконец, вывалив все своё недовольство, он присел возле меня и помахал у носа бластером таблеток:
— Что это?! Я ещё раз спрашиваю!
— Разве не видно? Таблетки.
— Ника, не зли меня ещё больше! Я вижу, что таблетки! Какого черта?!
— А ты что думал? Я, как безвольная пай-девочка, принесу вам с отцом вожделенного наследника?! Никогда. Слышишь?! Лучше убей меня, но не стану от тебя рожать! Ты забрал у меня все, но не мою волю!
Его глаза налились кровью, кисти сжались в кулак и я знала, что за этим не последует ничего нового. За ударом, удар и наступление долгожданной бессознательности, в которой не ощущаешь боли и, вообще, словно не существуешь. Но рано или поздно, покинувшие чувства возвращались, и реальность оказывалась такой же поганой, как и прежде, только теперь, вишенкой на торте становились синяки и ссадины, призванные ещё долго напоминать, чего мне стоила непокорность.
В тот раз, мистер Тёрнер превзошёл сам себя. Очнулась в больничной палате, с дыхательной трубкой в носу и ломотой во всем теле. Очертания предметов расплывались, словно я смотрела через искажающую призму, но человека в белом халате, все же разглядела. Попыталась произнести короткое приветствие, но вместо слова из пересохшего горла вырвался сдавленных хрип.
— Элен, помоги миссис Тёрнер попить.
Попыталась приподняться на локтях, но тут же упала на кровать.
— Тише-тише, миссис Тёрнер, вы ещё очень слабы.
Голос мужчины звучал профессионально, бесстрастно и уверенно, хотя, должна признать, нотка сожаления все же проскальзывала. Медсестра напоила меня, наверное, самой вкусной водой на свете и отошла, опустив голову. Доктор, заложив руки в широкие карманы халата, пристально изучал меня из-под прямоугольных очков с золотистой оправой. Мы встречаемся с ним не в первый раз. Неконтролируемый гнев моего супруга обеспечивал нам регулярные свидания, но на больничной койке, с сетью проводов и трубок — впервые. Думаю, за все время нашего знакомства, доктор Эренс проникся ко мне дружеской симпатией. Во всяком случае, мне бы хотелось на это надеяться.
Он подошёл ближе и сел на краешек кушетки, жестом отпустив Элен. Когда женщина тихонько закрыла за собой дверь в индивидуальную палату, он сжал мою кистью и устало потёр переносицу под оправой очков.
— Миссис Тёрнер… Вероника…Что же вы не сбежите от этого чудовища? — он заговорил тихо, осторожно оглянувшись на дверь.
— Именно это я и пыталась сделать, — обессилено улыбнулась, разглядывая чеканный профиль врача.
— Почему не заявите на него в полицию?
— Там пылится не меньше сотни моих заявлений.
— Разведетесь?
— Не поможет.
— А что же ваша родня? Отец или, может быть, брат? Кто-то же должен вас защитить.
— Снова мимо, — вздохнула, переводя взгляд на своё тело. — Что произошло?
Доктор Эренс подобрался, сложил руки в замок и виновато посмотрел на меня:
— От сильных ударов в нижнюю часть живота произошёл разрыв яичника. Время шло на минуты, нам пришлось его удалить…, - он замялся и посмотрел мне в глаза. — Если будете выполнять все предписания, то, существует вероятность что вы, сможете когда-то забеременеть.
— Простите. Вы хотите сказать, что последствие этой операции — бесплодие?
— Это лишь один из возможных вариантов событий…
Доктор ещё много говорил. Рассказывал о процессах, происходящих в организме женщины, необходимости строго соблюдения всех рекомендаций, сроках реабилитации и повторном обследовании. Что нельзя терять надежду и чудо обязательно произойдёт. Но я, глядя в одну точку, думала лишь об одном: «Он лишил меня свободы, чести, достоинства. А теперь отобрал возможность испытать на себе счастье материнства». В той палате я утратила интерес к жизни, обреченная на нескончаемое, нестерпимое, горькое одиночество. И поняла: теперь от меня толку нет. Дождутся нужного момента и избавятся, как от бракованной вещицы.
Вспомнились и слова Джея, когда он пришёл «проведать» свою супругу:
— Не захотела рожать от меня, значит ни от кого больше не родишь. Как женщина, ты меня больше не интересуешь. Хотя, что это я… какая из тебя теперь женщина…
Удивительно, но слово своё он сдержал. Отселил в отдельную квартиру и больше не касался меня, но я все же оставалась пленницей. Птицей в золотой клетке. Птицей, с подрезанными крыльями, которая больше никогда не взлетит. Незаметно и угасло желание разыскать Глеба. Прошло столько лет… может он женился, может счастлив, да и вообще, зачем ему я? Бракованная. И каждый раз, когда вспоминала про него, в голове звучал его ответ на мой невинный, я бы даже сказала, детский вопрос: «Скольких бы ты детей хотел? Двое или трое?
— Два сыночка и лапочка дочка. Это классика, моя птичка…».
Резкий, оглушительный звук, разрывающейся гранаты, автоматная очередь и крики мужчин заполнили собой тихий ноябрьский вечер, оповещая о прибытии Глеба. Я легонько улыбнулась. Все-таки нашёл, не бросил, не оставил…
3.19
Покрутила кистями, пытаясь ослабить узел на запястье. Вытягивала шею, стараясь разглядеть хоть маленький кусочек в узком окне: кто побеждает? Он один? Не похоже… слишком большой переполох. Сердце остервенело застучало в висках, шею и лицо обдало жаром переживания. Вдруг с ним что-нибудь случится? Что ж я бедовая такая! С психу подскочила на ненавистном стуле. Вдох-выдох. Думай…
Осмотрелась, закусывая до металлического привкуса губу. Есть! На столе, за которым сидели мои надсмотрщики, поблёскивал сталью нож. Запрыгала на стуле к желаемой целе, вознося молитвы всем святым, чтобы этот адовый скрежет ножек никто не услышал. Когда ладони коснулась деревянная рукоять, я уверовала, что, быть может, в жизни наконец наступила белая полоса? Эдакий просвет? Пальцы подрагивали от напряжения, но продолжали пилить веревку. Нож с зубцами, как для масла, все время застревал в ворсистом плетении, испытывая на прочность мое терпение. Несколько усилий и я ощутила свободу. Перерезала путы на ногах и вскочила с места.
Что дальше? За домом до сих пор раздавался шум выстрелов и борьбы. Выйти и схлопотать ненароком пулю? Верх опрометчивости. Остаться здесь и дождаться победившую сторону? А если это будет не Глеб? Что тогда? Взгляд упал на ладонь, в которой по-прежнему покоился нож. Самооборона?
Поставила стул на место, слабо связала ноги и руки, спрятала острие ножа в широком рукаве халата. Остаётся только ждать… Напряжённо прислушивалась к звукам, рождающим в голове красочные картины происходящего. Наконец, дверь хлопнула и в дом вошёл… Джейден.
Глаза полыхают яростью, всегда уложенные волосы взлохмачены, из краешка губы сочится тонкая струйка крови. Увидев меня, он облегченно вздыхает и в одну секунду подскакивает к стулу. Срывает верёвки и, потянув вверх за волосы, заставляет встать.
