уничтожить, сейчас… не стану.
— А что на это скажет наш сын?
Дрожь с рук перекидывается на тело. Я разворачиваюсь и ухожу, проскользнув мимо напряженно наблюдающего за разыгравшейся сценой Бекетова. Что за день-то такой? Луна в козероге? Или ретроградный Меркурий? Растираю гудящие виски. Все-таки интересно, какого черта Валерка нарисовался. Не верю я в то, что у него внезапно проснулись отцовские чувства. А даже если и так… Какого черта я должна на это вестись? Он мне кто? Что хорошего я от него видела? Я или Дава.
Нет, Валерка, что, реально верит, будто я его оболгала, чтобы как-то оправдать свой залет в глазах матери? Могла ли я так поступить? Нет, конечно. В отличие от этого склерозника, я тот день помню в мельчайших подробностях. Да и если ничего не было, откуда взялись мои страхи? Те страхи, что вчера подняли головы, перечеркнув мои планы на Бекетова. Нет-нет. Глупо уже даже то, что я всерьез берусь анализировать Валеркины слова.
— Кто это был?
Оборачиваюсь. У Сергея только что искры из глаз не сыплются, но голос он контролирует.
— Биологический родитель Давида.
— Не знал, что вы так тесно общаетесь, — цедит Сергей, беспокойно перемещаясь в пространстве. Со стороны это выглядит довольно устрашающе и агрессивно. Если бы я не знала о его диагнозе, наверное, уже бы улепётывала так, что только пятки в попу влипали бы.
— Я его вижу в первый раз за несколько лет. Ты вообще можешь не мельтешить? Или это не контролируется?
Бекетов бросает на меня полный недоумения взгляд. Из чего я делаю вывод, что он не только не контролирует свою активность, но даже не всегда ее замечает. И это, мягко скажем, не приводит его в восторг постфактум. Недаром он вон как в лице меняется.
— Извини, — иду на попятный. — Просто со стороны твое поведение выглядит агрессивно.
Бекетов морщится. Кивает. Садится на стул, сложив на коленях руки.
— Так лучше?
— Гораздо. А до этого казалось, что ты вот-вот мне врежешь.
— Серьезно?
Закусив губу, киваю.
— Хм… Я… просто… Ну, знаешь, я захожу, а вы тут сидите, за ручки держитесь.
— Вообще-то я встала, чтобы уйти, а Валера меня задержал.
— А…
— Странно, что ты в чем-то меня подозреваешь, зная о моем прошлом.
— Ну… Я ревнивый. Так что хотел этот урод? — интересуется Бекетов, а сам то к одному плечу ухом тянется, то к другому. Разминаясь, как перед боем.
— Не поверишь. Познакомиться с сыном.
— А ты?
— А я категорически против.
— Вот и славно. Надолго он сюда приехал?
— А что? — настороженно выпрямляюсь.
— Ничего. Просто интересно.
— Я не знаю, надолго ли он приехал — не интересовалась. А вообще, Сереж, пожалуйста, не вмешивайся в это, ладно?
— Почему?
— Потому что я — взрослая девочка и сама со всем разберусь.
— Ох уж мне эти взрослые девочки, — сощуривается Бекетов.
— А я предупреждала, что с малолетками намного попроще, — не могу его не подколоть. Сергей усмехается. Ловит меня за руку и усаживает себе на колени.
— Не хочу никаких малолеток. Тебя хочу, — рычит между поцелуями. Мое сердечко сладко сжимается. Но тревога, поселившаяся в сердце, все равно зудит где-то на задворках сознания.
— Ну, говори уж. Ты чего так напряжена?
— Не знаю. Может, я неправильно поступаю.
— Конечно, неправильно, — соглашается Бекетов. — Заводишь меня и не даешь. — Подается пахом.
— Я вообще-то про другое. — Ёрзаю, блаженно зажмурившись. — Но если ты так хочешь, можем по-быстрому трахнуться.
— Ум-м-м… Детка! Не могу.
— Почему? — хлопаю ресницами.
— Во-первых, потому что у меня через двадцать минут тренировка. Во-вторых… Я не хочу быстро. Я хочу долго, чтобы всю-всю тебя распробовать.
— Тренировка? — концентрирую расфокусированный взгляд на его лице.
— Ага. У твоего сына. Ты забыла или не знала? — лыбится.
— Ч-черт, — прячу лицо в ладонях. — Я ужасная, ужасная мать…
— Ты самая лучшая мать. Я уверен.
— Это как посудить, — раздается вдруг голос Давида. — Бывали у маман и косяки. Да, мам?
— Не припоминаю, — смущенно бормочу я, неуклюже выбираясь из объятий Бекетова. Тот тоже встает. Здороваясь, по-мужски протягивает Даве руку.
— Знаете как она мне, пятилетнему, объяснила, почему у них с бабушкой на старых фото красные глаза?
— Как? — усмехается Бекетов.
— Восстанием демонов в две тыщи третьем. Как я не остался заикой — не знаю.
Сергей заходится хохотом. Я делаю вид, что страшно обижена.
— Вообще-то это была шутка. Откуда мне было знать, что ты воспримешь ее всерьез?
— Мне было пять!
— Чувство юмора — врожденная штука.
— Ладно уж, юмористка. Давай, пои меня чаем, да я побегу.
— Так, все. Где твоя сумочка?
Как бы не было мне приятно наблюдать за Сарой, пора с этим завязывать. Иначе мы никогда не уйдем.
— Две минуты, Сереж.
— Ты это говорила час назад.
— Из-за тебя у нас большой наплыв. А вчера, представляешь, уволился один из поваров и даже…
— … две недели не стал отрабатывать.
— Ты помнишь, — растерянно улыбается.
— Конечно, я помню. Что тебя удивляет?
— Просто это такие мелочи, — как будто смутившись, Сара отводит взгляд. Интересно, она сама понимает, какой неуверенностью от этого веет? Нет. Вряд ли. Как не осознает и того, что ее беззащитность делает с мужиками вроде меня. Ее защищать хочется. Оберегать. Баловать…
— Кстати, что означает это твое «из-за меня наплыв»? Нет гостей — я виноват. Есть гости — тоже. — Изобразив на лице вселенскую обиду, оттесняю Сару к двери. Открываю шкаф, чтобы достать ее плащ и сумку. Назвав этот баул сумочкой, я явно погорячился. На самом деле — это нефиговая такая сумяка, с которой, потерявшись в лесу, можно будет спокойно прожить неделю. Я как-то заглянул — и впечатлился. Зачем я рылся в чужих вещах, спросите? Ничего личного. Просто чертова гиперактивность. Кстати, Сара ничуть не обиделась, когда поймала меня за этим занятием. Просто несколько озадаченно свела брови.
— Нет-нет. Я ни в чем тебя не обвиняю. Если у тебя есть еще друзья — любители сладкого, можешь их смело звать.
— Ты смотри, как запела, — смеюсь.
— А чего теряться?
— Нечего. Все правильно, — чмокаю в щеку. — Ну что, пойдем?
— Секунду. Только сыну позвоню.
— Ты звонила ему три минуты назад.
— И не дозвонилась. — Хмурится. Вслушиваясь в гудки, вытягивает указательный палец, призывая меня к тишине. Ладно. От женщины с ребенком было глупо ожидать чего-то другого. Помолчать я могу, а вот постоять спокойно — вряд ли. Опускаю руку на ее упругую задницу и, поймав расфокусированный взгляд, веду вверх.
— Дава? Ну, слава Богу. Я уже начала волноваться. У тебя все хорошо? Ага… Ты
