кружку с вкусно пахнущим чаем. У онемевшей от восторга Марины сил хватило только на то, чтобы закивать головой.
— Удивительно, как оказывается, наша жизнь прекрасна, — хрипло прошептала Марина. Сделав глоток неповторимого вкуса чая, она медленно пошла вдоль картин, рассматривая их.
— Мир удивителен, вы правы. Я порой застываю, когда вижу ничто прекрасное. Будь то взгляд влюбленной женщины, или радость ребенка при виде первого снега.
Или узоры на стекле в лютый мороз, или капли дождя на зеленых, весенних листьях.
Марина зачарованно шагала от одной картины к другой. Один портрет особенно привлек ее внимание. Лицо женщины, смутно знакомой. Тонкие брови, приподнятые в легком удивлении. Чистые голубые глаза, прозрачные до глубины. Русые волосы, заплетенные в косу и небрежно закинутые на плечо. Прямой носик, чуть вздернутый.
И улыбка… Увидев улыбку, Марина вздрогнула. Улыбка говорит о радости человека.
Но… Она всмотрелась. Все, как обычно. Уголки губ приподняты, обоятельные ямочки на щеках, но что-то безумное, непомерно жестокое почудилось ей в этой улыбке.
— Я вижу, вам понравилась эта картина. Можно узнать, чем? — с добродушной хитростью спросил художник. Марина помедлила:
— Даже не знаю, — она нерешительно подняла руку, будто желая коснуться красивого, но странно холодного лица на портрете. — Мне чудится, наверно, но в чертах этой женщины я вижу какое-то зло. Как же объяснить… Будто это лицо — маска, красивая маска чистого и светлого ангела, и в то же время эта маска, обладателя которой я бы не хотела на самом деле увидеть. Такое чувство, будто маска скрывает нечто до ужаса кошмарное, противоречащее всему светлому и чистому. Я путано объясняю? Серафим Геннадьевич задумчиво потер бороду:
— Наоборот. Вы — ценитель искусства. Редко кто видит истинный смысл этой картины. Вы его верно описали. Вглядевшись еще раз в лицо девушки, Марина вздрогнула. Она узнала, кто это.
— Вы рисовали портреты с натуры? — спросила она, находясь будто в тумане. Серафим Геннадьевич кивнул головой:
— Можно сказать и так. Хотите услышать историю, в которой я видел эту девушку?
Марина перевела взгляд на пирожок в своей руке. Отчего-то аппетит пропал. Даже этот вкусно пахнущий пирожок вызывал тошнотворные спазмы в животе.
— Пожалуй, — ответила она, пересилив себя и откусив кусочек. Художник провел ее на кухню и усадил за стол. Марина увидела в окно как мимо собаки, подняв величественно хвост прошел рыжий кот. Пес лишь на секунду приоткрыл один глаз и снова мирно засопел.
— Это было около десяти лет назад, может я ошибаюсь, но это было давно. Я мечтал написать наш город. Тот вид, что открывается с той горы, где мы с вами недавно были. Но проблема заключалась в том, что я хотела написать ночной город, в свете фонарей и огней жилых домов. При свете луны писать картины, конечно, романтично, но невозможно. Я решил сфотографировать его. А потом уже, по памяти да по фотографиям… Так вот, как то ночью я направился на гору с этой целью. Была чудесная ночь. Я дошел, начал фотографировать, как вдруг послышался шум из кустов. Я осторожно направился к источнику шума. Там, за кустами слышалась какая-то возня. Передо мной предстала странная картина: девушка, лежащая на земле, склонившийся над ней юноша, и еще один парень, стоящий чуть в стороне и, совсем как я, ошарашенно наблюдающий за происходящим. В какой-то момент времени в руке у девушки сверкнул нож и со свирепой жестокостью вонзился в юношу, склонившегося над ней. Она была совсем молодой, лет семнадцати, не больше. И красивой, той чистой красотой, присущей только исконно русским девушкам. Я запомнил выражение ее лица. Она было точно таким же, как на картине, что Вы видели.
Марина держала надкушенный кусок и не верила своим ушам. Художник же замолчал, погруженный в воспоминания.
— Страшно, когда такая молодая девушка убивает человека. Расчетливо, холодно, равнодушно. Конец истории. Занавес. Жидкие аплодисменты. Состояние Марины можно было описать, как состояние котенка, которого только что гладили, а потом вдруг выкинули в огромную бочку с ледяной водой.
— У меня были фотографии произошедшего. Я пошел с этими фотографиями в милицию, но… Пока я сидел в кабинет, ожидая, когда меня будет расспрашивать следователь, которому я показал фотографии. Якимов, кажется, у него фамилия. Так вот, я сидел и ждал. А ко мне явился начальника ОАО НЦБК, Бурношев Н.И. Он весьма вежливо сказал, что очень уважает меня как человека и посоветовал забыть об этой истории. Намекнул, что меня с нетерпением ждут в Москве, на международной выставке. Упоминул, что у меня есть маленькие внуки, которым жить да жить еще… Марина поднесла кружку к губам, наклонила, но, не дождавшись потока чая, с удивлением увидела, что кружка то пуста.
— Я ушел. Серафим Геннадьевич потер подбородок. Он посмотрел на нее прямым взглядом, не просящим прощение, не просящим понимания. А твердым взглядом немало пережившего человека.
— Вы можете меня осуждать, но я посторался выкинуть эту историю из головы. Мои внуки мне дороже. Марина поняла, что, как ни странно, она не осуждает этого художника. Все люди такие. Чувство справедливости есть у каждого, но она заканчивается там, где начинается любовь к своими родным и близким.
— Какая трогательная история!!! — разрушил молчание чей-то скрепящий от злости голос. Марина резко обернулась. На нее смотрел черный зрачок дула пистолета. Она медленно перевела взгляд выше.
— Какая встреча! Марина собственной персоной! Ямочки на щеках от лучезарной улыбки, русая, длинная коса через плечо. Это было бы смешно, если бы не оружие на взводе и нацеленное прямо в голову Марины. Художник опустил руки. Так и не съеденный пирожок выпал из рук Марины. Ольга хрипло рассмеялась:
— Если долго мучится, что-нибудь получится, — рассмеялась невеста Сергея. — Вот и вы. Отмучились, наконец-то, узнали финал этой истории. Но, боюсь, наслаждаться этим вам осталось недолго. Милый, иди сюда!!! Позвала она кого-то. Марина закрыла глаза, не желая увидеть ее компаньона. Страшная тяжесть свалилась к ней на сердце. Она не сможет посмотреть в глаза Сергея. Было больно, очень больно. Не было страшно, хотя ее жизнь явно висела на волоске, было только непереносимо больно. Сергей, жених Ольги. Он здесь. Он хочет ее убить. Тот человек, которого она полюбила больше жизни. Да, полюбила.
— Да открой ты глаза, трусиха! Что, так страшно? К мамочке захотелось? — издевалась над ней русская красавица. Медленно, нестерпимо медленно Марина открыла глаза. Мужчина в белом костюме. Тяжесть всей планеты свалилась с ее плеч. Не Сергей.
— Артем, ну что ты встал как пень! — разъярилась Ольга. Она подошла, не отрывая оружия от Марины, к
