раз перечитываю написанное и вылетаю из комнаты.
Место жительство Орлова нахожу без заминки и, подсунув листок под его дверь, словно испуганный заяц несусь прочь, опасаясь быть замеченной.
Благо ранний час и время завтрака спасают меня от встречи с большим количеством народа. Захлопнув за собой спасительную дверь, я устало приваливаюсь к ней спиной. Сердце стучит словно бешенное и, кажется, даже трясутся поджилки.
— Ты меня обманула! — неожиданно выходит из ванной Майя, и я в панике пялюсь на неё.
— Что??? — едва слышно бормочу я, пытаясь понять, как она узнала о моём письме Орлову.
Она этого явно не одобрит и точно не отпустит меня одну, а втягивать подругу вновь в передряги я, ой, как не хотела. Хватит ей уже изгойства за компанию.
— В столовке манная… — хмурясь, разглядывает меня Майя, — я её ненавижу…
— Ааа, да? — облегченно выдыхаю я, — перепутала наверное…
— Ты же её любишь?! — не сдаётся подозрительная подруга детства.
— Сегодня живот болит, — нагло вру я, — есть совсем не хочется…
— Ну, ладно… — не очень мне веря, прищуривается она. — Я там статейку накатала, почитаешь? — просит подруга, показывая мне полностью исписанный листок А4. — Яриков немедленно требует статью, — пожимает она плечами, упоминая главного редактора студенческой газеты, в которой Майка начала писать не так давно. Дело это ей действительно приносило огромное удовольствие и заставляло с трепетом работать над очередными редакционными заданиями.
— Я тут с бухгалтершей языками зацепилась… Хорошая тётка! Она меня на часок за свой комп пустит, я статейку перепечатаю и на мейл Ярикову кину. Сколько время? — вдруг выпаливает она, и услышав, что сейчас только девять, облегченно выдыхает. — Фух, мы на десять условились…
— Хорошая статья… — одобрительно киваю я подруге после прочтения, — только вот здесь ошибка… — указываю я пальцем на неправильно написанное слово, — и здесь…
— Окей… — исправляет Майя недочёты и посылает мне благодарный воздушный поцелуй.
«Всё складывается как нельзя лучше», — думаю я, наблюдая за сборами подруги, — «Майка будет занята и не сможет помешать в осуществлении моего плана».
— Пока… — весело кричит она, когда стрелка часов показывает без десяти десять, — не скучай, скоро вернусь!
— Не буду… — бормочу я, и выждав несколько минут, вылетаю вслед за ней.
Несусь по направлению к овощехранилищу, боясь опоздать.
«Он может вообще не придёт?!» — скулит в моей голове предательски трусливый голосок.
— Пришёл… — одновременно и с облегчением, и со страхом бормочу я, издали увидев высокую фигуру Орлова, топтавшегося возле каменной стены.
— Привет… — не зная с чего начать, запыхавшись лепечу я.
— И только? — надменно поднимает бровь пернатый, — ты меня для этого сюда выдернула?!
— Нет… — нервно трясу я головой. — Я хотела поговорить… Я понимаю, что ты меня ненавидишь… — тяжело вздохнув, сумбурно начинаю я. — И даже, быть может, прав… Мне правда очень жаль, что тогда мы обидели твою маму и тебя… — отчаянно подбираю я подходящие слова, но они, как назло, застревают в глотке. — Бабушке не следовало тогда говорить тех ужасных слов, и я хочу извиниться за неё… Мне очень стыдно… Прости! Я была слишком мала и ничего не понимала…
— Ты позвала меня сюда, чтобы устроить демонстрацию жалостливых бормотаний?! — перебивает он меня и резко разворачивается, чтобы уйти прочь.
— Постой! — кричу я, хватая его за рукав клетчатой рубахи.
Однако Орлов яростно выдёргивает свою руку из моего захвата, и отступает от меня на несколько шагов.
— Не трогай! — тихо цедит он, буравя меня своими дьявольскими глазами.
— Прости! — едва слышно произношу я, продолжая. — Эта вражда, она никого не делает счастливым… Ты же понимаешь, ничего хорошего из этого не выйдет… Прости, что в баре я вела себя как наглая дура, обидела твоих девчонок, мне честно это несвойственно… И мне правда очень жаль… И потом, когда я испортила вам одежду… Это… — нервно сжимаю я руками своё платье, — это… просто… недоразумение… И мне за него очень стыдно, и я бы хотела искренне извиниться… Давай зароем топор войны, — не видя от него ответной реакции, выпаливаю я, — в друзья не набиваюсь… Мы можем просто делать вид, что не знаем друг друга… Пожалуйста… — тяну я в конце, чуть ли не плача.
— Не ожидал… — после минутного молчания произносит Орлов, — это, конечно,… - начинает он свою речь, но его отвлекает невнятный шум, доносящийся с крыши каменного здания, в котором не один десяток лет хранили овощи и фрукты.
Проследив за его взглядом, я натыкаюсь на счастливые рожи орловских дружков, которые весело гогоча опрокидывают на меня чан с мерзкой бурой жижей. Всё что я могу, это ошеломленно наблюдать как поток унижения несётся вниз и, как брезгливо отпрыгивает от меня Орлов.
Не помню, как добираюсь до своей комнаты, не замечаю ошарашенные взгляды людей, что испуганно смотрят мне вослед. В себя прихожу лишь в ванной, куда меня запихнула рыдающая Майка, пытающаяся смыть с тела чью-то кровь и ошмётки гнилых овощей.
— Гады! — хлюпает она, намыливая мне волосы, — где только столько крови отрыли, уроды… Зачем ты к ним пошла? Сволочи! Какие же твари!
— Всё хорошо… — монотонно стараюсь я успокоить разволновавшуюся подругу.
— Что хорошо?! — не выдерживает она, крича. — Надо уезжать, Эм, сегодня же…
— Почему? — заторможенно качаю я головой, — нам же всё равно на этих придурков… Это же будет значить, что они победили… — будто в трансе произношу я, вбитые в голову самой себе постулаты.
— Нет… — вновь всхлипывает подруга, — не из-за них… Эмма, твоя мама звонила… — делает она паузу, собираясь с силами, а затем тихо произносит:
— Твоя бабушка умерла…
— Прости… — невнятно бормочет Орлов, когда, вырвавшись из своих воспоминаний, я вываливаю на него, что когда-то пыталась с ним помириться. — Эмма, я недоумок… — качает он головой и неожиданно резко перестраивается в крайнюю правую полосу, чтобы затем остановиться у тротуара.
— Не думаю, что здесь можно парковаться… — сомневаясь бормочу я, высматривая знаки в зеркале бокового вида.
— К чёрту! — яростно восклицает пернатый, зло ударяя по рулю. — Это просто мерзость… Какой же я кретин… — цедит он виновато.
— Да ладно тебе… — неуверенно бормочу я, уже пожалев о том, что напомнила ему давнюю историю. — Было и прошло… Все обиды забыты!
— Я бы никогда такого не простил… — серьёзно смотрит на меня важный птиц, — Прости меня! Я не знаю, что у меня тогда было в черепушке вместо мозгов…
— У тебя был непростой период… — сама не замечаю, как начинаю его оправдывать. — Бывает… Все мы люди…
— Это людским поступком точно не назовёшь… — качает он отрицательно головой, — глупые молокососы, решившие утвердиться за счёт девчонки…
— Откуда кровь-то взяли? — наигранно
