— Я что, каждый день гамаки вешаю… — сказал довольно тихо, боясь показаться незнакомому человеку невоспитанным.
Воспитание у Ярослава было получше, чем у Женечки Сомова.
— Надо один раз повесить нормально, а не каждый день перевешивать, — выдал Джек, явно намериваясь подколоть чужого ребенка.
А не пошел бы ты отсюда, дядя…
— Он запомнил! — подала я голос, на который непрошенный учитель тотчас обернулся. — До строительного не забудет.
— Я с тобой никуда не поеду! — выкрикнул Ярослав зло. — Ты вчера пила… — добавил уже тише, чуть даже втянув голову в шею.
Да чтоб его!
— А магазин и не работает по воскресеньям. Завтра съездим, — вышла я из положения. — Заодно и велик тебе посмотрим…
— На станции работает без выходных, — встрял тот, кого не спрашивали. — Два километра ноги не отвалятся.
— У кого? — обернулась я снова со злым блеском в глазах.
— У твоего сына. У кого еще? Можно велик у Юрки взять, если уж на то пошло.
А…
— Джек, мы тут всего три дня, — начала я примирительно. — И на станции Ярослав никогда не был. Мы разберемся со всем завтра.
Он выдохнул, тяжело, и спрятал руки в карманы джинсов.
— Я схожу с ним.
— Не надо.
— Почему не надо? Мне делать все равно до вечера нечего. Во сколько у него шахматный турнир?
В голос Джека снова вернулась злость — мирно поговорить мы смогли всего пару секунд.
— После двух.
— Отлично. Пошли! — повернулся он уже к Ярославу.
— Я завтра все сделаю, — сказал он твердо.
— Как ты сделаешь завтра, когда ты даже не знаешь, как эта фигня называется? — передразнил моего ребенка Джек. — Тебя мать каждый день о чем-то просит? Или ты такой занятый в своем телефоне?
Теперь настал черед Ярослава выдохнуть — тяжело, но он промолчал, хотя подумал обо мне многое — скорее всего, и про выбор друзей детства. И тут я с ним не могла не согласиться. Друзей должны выбирать родители, а не дети назло родителям!
— Джек, мы справимся, — подала я голос в защиту Ярослава. — Если не получится вкрутить, попрошу помощи у Юрки.
Он смотрел на меня самую длинную секунду в моей жизни, и я вспомнила этот взгляд, никогда не забывала — уходя в строй, он обернулся…
— Ярослав, пошли! — рявкнул Джек, отвернувшись от меня.
Сын Влада не двигался с места. Прирос к половицам — как Берька.
— Джек, ты же не завтракал, — прибегла я к последнему средству воздействия на упертых мужиков.
— Вернусь, поем.
— Все будет холодное, — усмехнулась я. — Я не разогреваю кашу в микроволновке.
— Съем холодной. Ярослав, сколько раз я должен повторить?
— Мам, дай денег.
— Не нужны никакие деньги, — перебил Джек зло. — Шевелись, а иначе я пойду один.
Я боялась, что Ярослав ответит — ну и идите сами! Нужно было так сказать, но… Он засунул телефон поглубже в карман шортов и сунул ноги в «вэнсы». А я уже заготовила просьбу покормить собаку. Пришлось кормить самой — Женечку попросили закрыть за ними калитку, и она радостная побежала выполнять просьбу незнакомого дяди. Как он так легко стал здесь «своим»?
Я от души насыпала в миску сухого корма и бросила псу «жри!», чуть не добавив, что лучше бы полакомился человечинкой — сожрал гостя!
— Женя! — обратилась я к появившейся в дверях дочери. — Дядя Женя тебя о чем-нибудь расспрашивал на прогулке?
И с Ярославом не будут же они молчать все четыре километра!
24. Судак
Я так ничего и не выведала — Женечка пожимала худенькими плечиками, всем своим скромным видом показывая, что не понимает, что хочет от нее мамочка. Я же тоже не рассказывала своей маме про Джека. Умеет же Сомов заставлять баб молчать! Неужели даже о папе не спросил? Но пришлось оставить любопытство при себе — напоминать про папу себе дороже, сразу начнутся вопросы, когда он к нам приедет? Папа в нашем доме — запретная тема, как и Сомов в разговорах с Машей.
— Ты была права… — ответила я на вопрос «как жизнь молодая?». — Меня отпустило…
Снова Сомов заставляет меня врать и изворачиваться. Да меня так скрутило, что дышать невозможно! Вот как я отпустила с ним сына, почему не сказала свое твердое материнское «нет»? Вчера мне влетело от Влада за то, что посадила сына в машину с незнакомым мужиком, а сегодня по шоссе пешком отправила… Тоже ведь с незнакомым даже мне дядькой! Как пить, Ярослав сообщит об этом отцу, пусть даже без задней мысли. Да и вообще чтобы похвастаться, что повесил для матери гамак…
Крюк он для матери повесит и матери останется на нем только повеситься. Может, позвонить и попросить купить веревку покрепче… Чтобы уж наверняка! Хотя с таким сердцебиением я и не дождусь их возвращения. Мне б не кофе пить, а успокоительное горстями глотать. Или кофе с успокоительным. И я вытащила из шкафчика кофейный ром, который по капле добавляла в утренний напиток. О, да… Капли датского короля дачного розлива. Ну чего он приперся ко мне? Ну чего? Помучить? Почувствовал вчера, что горю? Взыграло мужское лихо? Или мужская честь в споре превыше всего? Превыше совести…
— Мама, что с тобой?
Ничего… Просто лежу головой на столе.
— Голова болит, Женечка.
Ох как болит! Взрывается… Сама его впустила в свою крепость. Ключ был только у меня, только у меня…
— Жень, поиграй сама, ладно?
Ну что же я за мать такая… И все из-за него, из-за Сомова! Все у меня в жизни наперекосяк из-за него, голубчика… Ну почему я не приехала сюда в среду, почему… Жила бы как истинная мать-одиночка тихо и мирно.
— Жили-были дед и баба…
Женечка сидела на коврике с деревянными сказочными фигурками и рассказывала сама себе сказку про колобка… О, да, есть тут лис темный, прикинувшийся рыбой-сомом, сожрал меня и не подавился, гад! Я от мамочки ушла и от папочки ушла, нафига, спрашивается… Чтобы доказать, какая я умная и взрослая? А получилось доказать только то, что я полная дура и до сих пор веду себя, как обиженный ребенок. Но где взять силы, чтобы взять себя в руки… Их нет, и не потому что мало каши ела, а потому что заварила такую кашу, что теперь даже чужими руками не расхлебать. Не вари, горшочек, ох не вари…
Я перебралась на диван даже без телефона — закрыла глаза и уснула. Вот просто-напросто провалилась в сон — даже кофе не спас, или ликер подействовал как снотворное. И кто оберегал мамин сон? Ребенок! За которым я должна была смотреть в оба, а сейчас хлопала глазами, перед которыми маячила роза в горшке.
— Мама, это тебе!
Если бы я могла сесть, я определенно бы свалилась с дивана, но я была не в состоянии пошевелить ни ногой, ни рукой, ни ответить что-то внятное Женечке и дарителям сего чуда. Да и дочь у меня просто чудо: ответила на мой телефон, сказала, что мама спит и открыла калитку брату и… Тому, кто вздумал через двадцать лет задобрить меня розочкой.
Я села, но не встала — коленки дрожали, я не только чувствовала, но и видела дрожь, и сомневаюсь, чтобы ее не увидел виновник моего состояния. Джек, правда, выглядел не лучше — он опирался на спинку стула.
— Я совсем не в форме. Два километра, и твой сын меня победил…
— Нечего было бежать с розой, — проговорила я, прижимая горшок к груди.
Тоже не просто так, а чтобы Джек не видел, какой вулкан бушует у меня под футболкой.
— Роза была у Ярослава. У меня было что-то другое. Иди посмотри.
Я поднялась и на негнущихся ногах направилась по заданному регулировщиком маршруту. В раковине лежала огромная рыбина…
— Что это? — выдохнула я.
— Судачок, что еще? Еще утром плавал в Ладоге.
Моя шея повернулась со скрипом и с таким же скрипом заворочался язык.
— Ты остаешься на ужин, что ли?
Издевка в моем голосе задела дарителя рыбехи: Джек выпрямился.
— А обеда разве не будет?
— Ты даже не завтракал. И я не умею чистить рыбу. Покупаю исключительно филе. Да и то лосося, потому что ничего другого мои дети не едят. Женечка вообще рыбу не ест. Так что… Большое спасибо, конечно, но, может, ты отнесешь рыбину Даше? И она тебе ее зажарит?
