спину дугой и прикусила собственную губу. Сильно. До отрезвляющей боли.
И тут же вздрогнула всем телом, отчетливо чувствуя металлический привкус во рту. Тяжело дыша, распахнула тяжелые, налитые свинцом веки.
И увидела…
Нет, не палатку, (в которой так дико и бесстыдно зажималась с одноклассником) а собственную спальню, погруженную в полуночный мрак.
— Черт! — завопила Ира, проворно вскакивая на ноги и просыпаясь окончательно. В холодном поту. Хотя, скорее уж в огненном!
Сердце стучало столь сильно, что грозилось протаранить своим напором грудную клетку. Кислорода катастрофически не хватало. Волосы противно липли к влажному, покрытому испариной лбу.
— Нет! — спрятала лицо в ладонях. — Только не опять!
За последнюю неделю он снился ей дважды.
И сны с его участием сложно было назвать безобидными.
Девушку до сих пор трясло. Низ живота предательски ныл.
Чувственно. Томительно. Призывно.
«— …Скучать… ты будешь по мне скучать!»
Она судорожно всхлипнула, пытаясь избавиться от навязчивого голоса Красницкого в своей голове. Да тщетно все. Похоже, он там прописался.
«— …Признай, тебе будет меня не хватать! Я у тебя под кожей!»
Ирина насупилась, распрямляя спину и настырно стискивая ладони в кулаки.
Хотелось кричать, надрывая глотку. Эмоции требовали выхода.
Не в силах подавить сей порыв, девушка стремительно покинула свою спальню. Минуя прихожую и зал, решительно распахнула дверь, ведущую на лоджию, и шагнула на балкон. Вообще-то, в их квартире имелось целых два балкона. Но тот, что прилегал к комнате матери, был застеклен, утеплен и полностью обустроен для холодного времени года. А ей срочно требовался глоток свежего воздуха. Потому девушка и выбрала из двух балконов именно «летний вариант». Полностью открытый. Представляющий собой бетонный выступ с высокими решетчатыми кованными перилами. В самом центре балкончика располагался небольшой ротанговый столик с двумя стульями.
Да, они с мамой частенько завтракали здесь по утрам, с высоты третьего этажа наблюдая за тем, как город пробуждается ото сна. К счастью, сегодня у родительницы по графику стояло ночное дежурство, и уличить Ирину в сверхстранном поведении было некому. Мягко опустившись на один из стульев, девушка жадно втягивала прохладный ночной воздух, успокаиваясь.
Спустя некоторое время, когда смогла вернуть себе душевное равновесие, она отправилась на кухню и заварила себе крепкий чай. С сахаром и лимоном.
Беглый взгляд на настенные часы — половина четвертого.
«Ну, конечно! Самое время для чаепития! Ага!»
Иронично хмыкнув, Ира все же сделала пару крупных глотков, но взволнованно напряглась, теряя вдруг всяческий интерес к горячему напитку.
Припомнив кое-что, она машинально отставила чашку в сторону.
«Часы!»
Нервный смешок (больше похожий на истерический) сорвался с губ.
Глупо улыбаясь, Ирина мягкой поступью вернулась в свою комнату. Включила ночник. Распахнула настежь окно. Достала из нижнего ящика комода жестяную баночку со всякой мелочевкой. Не удержавшись, потрясла ею, точно погремушкой, и уселась на постель, скрестив ноги по-турецки.
Синицына помедлила пару секунд, прислушиваясь к внутренним ощущениям, и открыла баночку в конечном итоге. Прежде чем отставить в сторону, девушка выудила из нее одну единственную вещь — мужские часы.
«Его часы!»
С того дня, когда Вячеслав вручил их ей, минуло два с половиной месяца. Июль уже близился к концу. Позади остались все экзамены.
И школа. И даже ужасно скучный выпускной бал!
Все ушло безвозвратно. Кануло в бездну.
Хотелось верить, что впереди ее ждало безоблачное будущее.
Студенчество. Институт, о зачислении в который они с Ленкой узнали несколько дней назад. Да! Обе поступили! И их радости не было предела.
Не желая разлучаться, девушки выбрали для обучения один ВУЗ и одну профессию, мечтая также оказаться в одной группе.
«Ну, как выбрали…»
На самом-то деле выбрала Белова и благополучно уговорила ее.
А Ирине оказалось абсолютно все равно, куда идти и что изучать.
Она так и не смогла решить наверняка, кем хотела бы стать во взрослой жизни. Самоопределение у нее отсутствовало напрочь.
К счастью, ни мама Иры, ни родители Ленки не возражали.
Не давили. Не навязывали своего мнения.
Напротив, всячески поддерживали решение детей.
И неудивительно. Матери девушек тоже дружили, и уже много лет.
«Что до Славика…»
Девушка с волнением, с неким затаенным трепетом прикоснулась к массивным часам, воскрешая в памяти образ их хозяина. Красный не замечал ее с того самого рокового дня, когда Ирина додумалась так бездарно соврать ему про Юрку. И не поверил, когда она искренне старалась исправить ситуацию, рассказав правду.
«Ну, почти правду…»
Пришлось утаить информацию о своем родстве с Чижовым, потому…
Да потому что не готова она была признаться в этом злейшему школьному врагу. Опасалась недопонимания, унижений и насмешек с его стороны.
«Зря, наверное. Надо было сказать».
Ведь с тех самых пор Красницкий всячески избегал ее, точно прокаженную. Не смотрел, как прежде. Здоровался редко и исключительно кивком головы. Делал вид, что капитально сосредоточен на учебе.
А если называть вещи своими именами, то попросту игнорировал.
Впрочем, не общался он практически ни с кем.
Стал молчаливым. Угрюмым. Задумчивым и замкнутым.
Поговаривали, будто родители собираются отправить его в Европу, для обучения в каком-нибудь дорогущем престижнейшем заведении.
На все подобные предположения он всегда отвечал одинаково:
— Возможно! Я еще не решил! Меня здесь кое-что держит…
Однажды, прямо перед ЕГЭ (толком не понимая, зачем), поддавшись странному порыву, она попыталась сама заговорить с ним.
О! Тот холодный предостерегающий взгляд Ира помнила и по сей день.
Как и до ужаса странную фразу:
— Не надо!
