и черт бы с ней! Плюнуть и растереть!»
Но нет! Не получалось… От беспокойных мыслей — собственнических, ревнивых — становилось дурно.
«Ты не можешь быть с ним! Не можешь!»
Увы! Могла. И была.
Пытаясь успокоиться, обуздать эмоции, Вячеслав колесил по городу несколько часов. И когда понял, что ни хрена не справляется, направился прямиком к отцу. Благо как раз проезжал мимо здания администрации.
Его «старик» (если так можно назвать статного тридцативосьмилетнего мужика в самом расцвете сил) всегда находил нужные слова, чтобы поддержать сына в трудную минуту. Их Славе сейчас и не хватало.
Тех самых нужных слов!
Сложно сказать, сколько времени он просидел в приемной.
По ощущениям, минут тридцать. Не меньше. Наконец, двери родительского кабинета распахнулись, выпуская наружу целую делегацию, состоящую из девяти человек. Все они спешно удалились, вновь погружая помещение в первозданную тишину. Ольга Васильевна встрепенулась и, нажав кнопку селектора, обратилась к руководителю по громкой связи:
— Александр Борисович, к Вам тут еще посетитель!
— Кто? — усталый голос отца эхом отразился от стен.
— Славка Ваш… запускать?
Он ничего ей не ответил.
Вместо этого спустя пару секунд вышел к ним сам.
— Сынок! — широко улыбаясь, развел руки в стороны в приглашающем жесте. Красный мгновенно оказался на ногах, крепко обнимая «старика».
— Привет, пап!
Отстранившись, родитель внимательно осмотрел Вячеслава с ног до головы, уделяя особое внимание его свежесбитым костяшкам, и произнес:
— Проходи! — пропустив сына внутрь кабинета, глава города обратился уже к сотруднице: — Ольга Васильевна, организуйте нам, пожалуйста, кофейку! Покрепче!
И плотно прикрыл за собой дверь, отрезая их от целого мира.
— Располагайся, — велел, тут же усаживаясь в свое рабочее кресло и раздраженно ослабляя галстук. — Чертова удавка!
— Я не вовремя?
— Не неси чепухи! — одернули его строго. — Ты всегда вовремя!
Выдавив из себя некое подобие благодарной улыбки, Слава развалился в ближайшем кресле прямо напротив отца. Оба молчали, сканируя друг друга испытывающими взглядами. Красницкий-старший не выдержал первым:
— Что случилось?
— Ничего!
— Да ну? Правда, что ли?
— Почти…
— Учитывай, дружок, что врать-то батька и сам неплохо умеет! Уж получше твоего точно! Выкладывай!
Слава тяжело вздохнул, собирая всю волю в кулак:
— Помнишь, ты сказал: я могу прийти к тебе с любой проблемой?
Александр Борисович окончательно избавился от галстука, небрежно швырнув его на стол, и расстегнул верхние пуговицы на рубашке.
— Помню и от слов своих не отказываюсь! — заявил он спустя мгновение. — Ты, сынок, — единственный смысл моей жизни, понимаешь? Ты можешь прийти ко мне, не таясь, даже если в чем-то противозаконном увяз по самые бубенчики!
— Пап!
— Отмазывать, конечно, не стану — сядешь, как миленький, если накосячил! Но статью смягчим и сокамерников поадекватнее подберем! Проживешь!
Красный уставился на отца ошалевшим взглядом:
— Какая статья? Какие сокамерники? Ты о чем?
— Извини! — отозвался тот, стискивая ладонью собственные виски. — Накипело! Вас ведь, молодежь «золотую», хрен поймешь! Вчера вон сына одного из наших депутатов гайцы приняли с двумя килограммами героина! И чего, спрашивается, ему не хватало в этой жизни?
Вячеслав задумчиво почесал затылок:
— На мой счет не переживай — ни с чем противозаконным я не связан!
— Хорошо! — родитель с облегчением откинулся на спинку кресла. Улыбнулся. Измученно, но искренне. — Тогда зачем ты здесь?
— Я так, — стиснул зубы, наверняка представляя, сколь ущербно и жалко выглядит сейчас со стороны, — просто…
«И все из-за нее! Мямлю тут, как идиот, из-за этой рыжей сучки!»
— Совет твой нужен!
Отец наблюдал за ним не меньше минуты.
Молча. Внимательно. С легким прищуром.
А потом, очевидно, подтверждая какие-то собственные догадки, кивнул и обратился к секретарю по селекторной связи:
— Ольга Васильевна, будьте добры, накапайте нам в кофе по три капли коньяка!
— Хорошо, Александр Борисович!
Слава удивленно вскинул брови:
— Я за рулем!
— Вызовем водителя! — отмахнулся отец. — Рассказывай!
«И как это сделать? С чего начать?»
С главного, пожалуй.
«Да, с самого главного!»
С того, от чего душа кровоточит…
С того, от чего мутнеет рассудок…
С того, от чего так сильно ноет за ребрами…
— Она, — горло сдавил болезненный спазм, руки непроизвольно сжались в кулаки от первобытной ярости, вновь вспыхнувшей в крови с чудовищной силой, — она с моим другом… спит!
Тишина в ответ. Звенящая.
И понимающий сочувствующий взгляд.
Щелчок селектора:
— Ольга Васильевна, не нужно кофе! Несите сразу коньяк!
Красный рассмеялся бы от комичности ситуации, но внезапно обессилел.
Равнодушным стал. Ко всему.
— Изменяет, значит? — задумчиво протянул отец, даже не уточняя, о ком идет речь. Его старик был очень проницательным человеком. Наверняка уже сообразил, что прошлый их разговор о «ком-то» безликом и последнее заявление Вячеслава напрямую связаны между собой.
— Нет! — горький смешок. — Это не измена. Она же встречается с ним.
— И с тобой тоже… встречается?
— Нет! Мы никогда… ни разу. Меня презирает!
— Есть за что?
Тяжелый вздох.
— Есть!
Пауза. Длинная. Неловкая.
И вопрос из категории «удар ниже пояса»:
— Любишь?
Красницкий аж спину выпрямил, как по команде «смирно».
Дыхание перехватило. Вся кровь внезапно устремилась в пах.
Как и во время их тесного контакта с Синичкой в кабинете Мосолова.
