не обижал слабых… Но я всегда дрался. Защищал и нападал. Но я никогда не дрался с тем, кто был слабее меня.
И мама умоляла меня прекратить. Я обещал, а на следующий день опять куда-то влипал. Мама смазывала мои раны, еле сдерживая слезы, и кивала на мои пустые обещания, она не верила мне, но все равно делала вид. Мы оба знали, что я вновь оступлюсь. Так и получилось. Но один раз я настолько попал, что загремел в тюрьму. Посадили за разбой. Отсидел. А пока сидел, мать приходила ко мне, раз в месяц. Не пропускала ни одной встречи. Я видел, что ей тяжело видеть меня за решеткой. Но ни разу не обвинила меня в этом. Лишь поддерживала. А я поклялся себе, что выйду из тюрьмы, и больше никогда и ни за что не буду драться. Ради нее.
Но я видел, что мама… Будто с ней что-то происходило не то. Ее кожа словно посерела. Волос стал тусклым и редким. Она говорила тихо. С трудом.
Я вышел из тюрьмы и узнал, что мама тяжело заболела. И нужны деньги. Работать она больше не могла. Да и я бы не позволил ей. Чувствовал себя виноватым. Мне казалось, что это я ее довел. Своим поведением, своими проступками. В тот момент я просто ненавидел себя. Ненавидел за свою слабость. Ненавидел за то, что так и не смог сдержать обещания, которыми разбрасывался.
После тюрьмы тяжело найти работу. Но, кто ищет, тот всегда найдет. Из-за тюрьмы я не смог окончить университет, хотя мне оставалось совсем чуть-чуть. Но все это отошло на второй план. Хоть мама и была против. Говорила, что мне нужно учиться, что без образования никуда. А мне было все равно. Для меня в тот момент было только одно важно — вылечить маму. А для этого нужно пахать и пахать. Нашел несколько работ, да пусть и неофициально, и не самая чистая работенка, но зато я получал неплохие деньги. Но этого все равно иногда не хватало. Конечно, я мог бы податься в не совсем законные заработки. Но я понимал, что мама рано или поздно об этом узнает. И я не хотел добивать ее этим. Я обещал. И это обещание я сдержу.
А потом объявился отец. Рассказал, как тяжело ему все эти годы жилось без меня, только почему-то ответить на вопрос, почему не приехал раньше, он так и не смог найти ответ. Рассказал он и мне о завещании… Тогда я понял, что это наш с мамой шанс. Поэтому я решил поехать. Ведь отец обещал, что я в завещании есть. И только это побудило меня приехать… на похороны. Честно, я ничего не чувствовал, когда меня обняла его новая жена, пытаясь хоть как-то выразить скорбь, я ничего не почувствовал, когда его закапывали. Ни-че-го.
И только один раз меня торкнуло. Когда увидел ее. Ксюша. Ксю-ша. Милая девочка с кудрявыми волосами, пряди которых то и дело лезли в глаза. Она такая маленькая, такая аккуратная, такая чистая. И не для меня. Но я не мог оторвать глаз от нее. Все похороны, а потом и поминки, я смотрел только на нее. А она плакала. Так сильно плакала, что у меня закололо в сердце. Обычно меня не трогали слезы женщин (кроме маминых, разумеется), но тут… Что за фигня? Я же не сопливый мальчик, который готов на все, стоит девушке заплакать? Видимо, все же я такой. Иначе я не могу объяснить свою реакцию. Что в ней особенного? Чем привлекла? Не знаю. Но я понимал, что привязываться нет смысла. Я получу наследство и свалю за горизонт. И буду заниматься матерью.
И я видел, что девчонка тоже ко мне тянулась. Сильно. И я не мог поддаться чувствам. Да, я понимал, что Ксюша мне нравится. Но от этого не становилось легче. Все мои мысли были заняты только мамой и тем, как спасти ее. И теперь настойчивая Ксюша оттесняла маму. И я не понимал, как к этому относиться.
Но ясно одно — Ксюша под запретом. И этот запрет я установил сам. Ей не нужен такой, как я. Я плохой. Я нехороший. Я не принесу ей счастья. А только боль. Ведь по-другому я не умею. Только так. И никак иначе. Да и я уезду скоро… Затопчу свою симпатию, получу деньги и уеду. И больше никогда не вернусь. Таков был план.
Ключевое слово «был».
Я не был готов, что начнутся проблемы. Сначала я решил, что меня это все не касается. Ну, напилась мать Ксюши. И что? У нее горе. Но что-то мне подсказывало, что это не первый запой, а очередной. Я видел, как мучилась и страдала Ксюша. Решил помочь на свою голову. Но я не мог оставить Ксюшу наедине со своими проблемами. Помог отнести мать в комнату, нагрубил еще, чтобы девчонка не растекалась. Грубил, а сам хотел набить себе морду. Нельзя так с ней. Но я боялся привязаться. Боялся, что чувство симпатии перерастет в нечто большее. С обеих сторон. Я видел, что и она на меня смотрит, чувствовал, что ее тянет ко мне. И не просто как к другу. Я тоже не дурак.
Я ушел в свою комнату, но прислушивался. Я слышал, как Ксюша спустилась вниз, но прошло много времени, но она так и не поднялась в свою комнату. Не выдержал. Спустился. А она, малышка, спит. Ее руки покоились на столе, а голова опущена на сложенные руки. Устала, маленькая. Несколько минут смотрел на нее. Любовался. Ее красивым лицом, чуть приоткрытыми губами и густыми волосами. Я представлял, как ее темные волосы красиво смотрятся в моих руках. И картинки в голове были далеко неприличными…
Я хотел поцеловать ее. Насладиться вкусом ее нежных губ, почувствовать гладкость ее кожи, вдохнуть запах, аромат… Но сдержался. Сжал кулаки и развернулся, чтобы выйти. Но не сделал ни шага. Я представил, как утром у нее будет болеть спина, шея. А у нее и так был тяжелый день, если не месяц…
Надеюсь, что я не пожалею об этом. Подошел и аккуратно взял ее на руки. Девчонка чуть наморщила свой носик и прижалась ко мне. Так устала, что даже не заметила, что ее взяли на руки.
А я мечтал, чтобы путь до ее комнаты был как можно дольше. Ксюша такая легкая. Такая невесомая. А я шел и старался не дышать слишком глубоко. Мне просто срывало
