алым. Так и манил сесть за руль и прокатиться на ней. Неважно куда. Просто на мгновение сбросить груз прошлого и вернуться в беззаботные восемнадцать, кто все было просто и понятно. Не сказать, что сейчас сложнее, но тогда я особо ни о чем не думала, жила одним днем, и присутствие Тенгиза дарило крылья, а не душило огненной петлей.
— Не нужно, — прохрипела севшим голосом. — Не со мной.
— Зачем тогда пришла?
Чувствовала, что мужчина разозлился, хотя очень старался не показать этого. Но металлические нотки распознать не составило труда. Я слишком хорошо помнила каждую интонацию его голоса, чтобы ошибиться. Слишком хорошо — и это проблема. Наша с ним общая. Сунула руки в карманы, качнувшись с пяток на носки и обратно, скрывая за этими с виду ленивыми действиями нервозность с неуверенностью.
— Ты шантажировал.
Пробудил ненужные воспоминания, затуманил разум, и я вновь бездумно полетела на твой огонь, обжигая крылья.
— Ты могла не вестись.
— Могла, — кивнула.
— Но повелась. Почему?
На этот раз я ответила не сразу. Дала себе время подобрать правильные слова, которые помогли бы мне убедить Тенгиза больше не приезжать. Сеня прав, нужно закрыть этот гештальт. Сейчас.
Наши взгляды столкнулись, и я в очередной раз ощутила себя заложницей чернильной тьмы, в глубине которой сошлись в нескончаемой битве желание и запрет.
— Наверное, в душе я мазохистка, — сказала совсем не то, что собиралась.
— Или может потому, что тоже скучала? — предположил он с усмешкой.
Ответила ему тем же. Только моя была пропитана горечью разочарования.
— Скучала, — не стала отрицать в этот раз. — Только для нас с тобой это ничего не меняет, Тенгиз. Это все, — развела руками, — оно неправильно. Нас не должно быть здесь. Тебя не должно быть здесь. И даже если мы снова переспим, это ничего не изменит. У тебя свадьба через две недели. Тебе к ней готовиться надо. С невестой сближаться. А не со мной торчать в месте, где любой может увидеть и донести, кому не надо, и тогда твоей репутации придет конец.
Вот только из всего мной сказанного этот невыносимый мужчина вынес одно:
— Беспокоишься, значит? — улыбнулся довольно.
И вот как с ним таким разговаривать прикажете?
— Не хочется быть причиной твоих неудач, — поправила я его как можно суше. — Поэтому просто уезжай и забудь о случившемся между нами. Это больше не повторится.
— Уехать и забыть? — переспросил Тенгиз, кривя губы в злорадной усмешке. — Как это сделала ты девять лет назад?
Сердце в очередной раз сдавило невидимым раскаленным жгутом.
— Да, Тенгиз, как это сделала я, — подтвердила.
— Еще скажи, что довольна своим выбором.
Здесь я напряглась. Нутром чуяла, что не к добру все эти уточнения. Тенгиз опять искал слабое место, на которое можно надавить и тем самым сломить мое сопротивление.
— Довольна, — очень постаралась, чтобы голос звучал безразлично. — Чтобы ты ни думал на этот счет.
На мои слова он недоверчиво прищурился.
— Если все так хорошо, зачем вернулась? Оставалась бы дальше в своей Москве жить. Или где ты там пребывала все эти годы…
Много где. Но о том я умолчала.
— Может и туда вернусь, как знать.
Если не смогу в родном городе обустроиться, как хочу.
Возможно, так даже лучше будет. Я ведь не зря сомневалась в правильности своего возвращения. Сенька на уши присел. А потом и Артур вмешался, убедил попробовать начать все сначала. И теперь мы имеем, что есть. Ничего хорошего.
— Или ты просто перестанешь, наконец, врать себе и признаешь, что тебе это нужно так же, как мне.
Я себе и не врала. Никогда.
— Тенгиз, я лучше пойду, — поспешила уйти, пока он, и правда, не довел меня до греха этими разговорами.
Так вновь захотелось его обнять. Или точнее, чтобы он меня обнял. Прижал к себе и не отпускал. Как прошлой ночью и утром. Как когда-то давным-давно.
И, похоже, нечто такое отразилось на моем лице, потому что не прошло и мгновения, а я оказалась впечатана в сильное тело. Тенгиз ухватил мои руки, вынудив достать их из карманов, и приложил к своей груди, где гулко и размеренно билось его сердце, которое я ощущала даже через слои одежды.
— Чувствуешь? — шепнул едва слышно.
Кивнула, так как голос позорно отказал. Я только и могла, что стоять, смотреть в его невероятные глаза и вслушиваться в удары чужого сердцебиения, считая их про себя, сдерживая порыв воплотить в реальность свою раннюю фантазию — обнять его, прижавшись к нему всем телом.
— А я — нет, — добавил он тише прежнего. — Только когда ты рядом.
Что я там думала про удар под дых? Вот он! Наисильнейший. Лишающий не только воздуха, но и воли к сопротивлению.
— Тенгиз…
— Молчи, — выдохнул он зло. — Просто молчи. Потом расскажешь мне снова, какой я подонок, и как это все неправильно. Не хочу сейчас слышать об этом…
И прежде, чем я среагировала, поцеловал. Если это вообще можно назвать поцелуем. Слишком грубо и алчно действовал. И что хуже всего, я поддавалась. Сдавалась. Опять! Его жадным губам и сильным рукам, что так крепко, но аккуратно запутались в волосах, не позволяя отвернуться. Да я и не думала. Слишком велика во мне сейчас зарождалась собственная потребность чувствовать. Его. Одного единственного. Того, кому уже давно и бесповоротно отдала не только тело, но и душу. А он пил ее снова и снова, черпал до дна, заполняя пустоту собой. Как прошлой ночью. Так и сейчас. Разворачивая и шагая в сторону, прижимая меня к боку автомобиля. Продолжая тянуть за волосы на затылке, вынуждая запрокинуть голову, чтобы его губы могли беспрепятственно ласкать шею.
На вечернем небе на глазах зажигались звезды, а мне казалось, так ярко полыхает разбуженное Тенгизом желание. Но не то, что связывают с похотью. Нет. То, что гораздо хуже. Похоть проходит. Это желание шло из сердца, растекалось по всему телу, захлестывало с головой,
