– Просто спиной повернись.
– Кто-то хочет рассмотреть свою игрушку в деталях?
– Кто-то много не по делу трындит.
Как и обещал, Роберт влегкую меня осаживает. И это меня неожиданно будоражит. Я поворачиваюсь к нему спиной и замираю, затылком чувствуя его приближение.
– Ты вообще никогда не поправляешься? – шепчет, вжимаясь грудью мне в спину.
– А что, надо?
– Не знаю. Бабу в теле не так страшно под себя гнуть. А на тебя дунуть боязно.
– Там у стенки мне не казалось, что ты чего-то боишься.
– И то так, – хмыкает Воинов, снимая с плеч бретели топа и опуская его под грудь.
– Здесь тоже мало? – шепчу задушенно. Теоретически я бы, наверное, могла лечь под нож пластического хирурга, но… Прерывая мои идиотские мысли, Роберт немного смещает меня в пространстве. Теперь я могу видеть наше отражение в зеркале. На фоне его больших смуглых рук я и правда кажусь совсем хрупкой.
– Здесь? – трет подушечками соски. – Да, негусто. Но мне какого-то хера нравится.
Мне тоже. Господи, это так невыносимо приятно! Я выгибаюсь, намекая, что не отказалась бы и от более интенсивной ласки, и, будто услышав мои мысли, Воинов несколько раз сжимает меня посильней. Не отводя глаз, прихватывает несколько раз краешек ушка крепкими ровными зубами, а потом бережно одергивает одежду, целует напоследок в плечо и как ни в чем не бывало интересуется:
– Так что ты там говорила про ужин?
– Я быстренько приготовлю пасту. У нас были сливки и сыр, – сиплю. – Подойдет?
– Да. Я не очень привередлив.
Воинов отступает. Я глупо киваю. Наверное, мне придется здорово прокачаться, чтобы после всего, что тут сейчас было, вот так запросто переключаться.
– Х-хорошо. С-сейчас.
Боже, куда он смотрит?! Я, как норовистая кобылка, переступаю с ноги на ногу и подхватываю злосчастную футболку. О том, что мои тонкие трусы вообще, наверное, не скрывают, как я промокла, я догадываюсь уже потом.
Так, Эмилия, стоп. Тебе надо приготовить ужин.
– Эмилия…
– Да? – просовываю голову в горловину.
– Тебе не нужно стесняться. Это нормальная реакция. И мне она доставляет удовольствие.
Ага. Ясненько. Киваю, как дурочка, головой. Ну, вот и где Миля, когда она так нужна?!
– Тогда почему ты не стал продолжать?
– Потому что предвкушение секса едва ли не лучше его самого. Спешить нам некуда.
– Наверное, так и есть, когда ты знаешь, что ждет тебя впереди. Мне же немного нервно.
Почему-то с ним легко быть откровенной.
– Ничего не бойся. Все будет хорошо. Веришь?
Я знаю, что он имеет в виду только секс, но почему-то кажется, что за этими словами стоит что-то большее. Что хорошо теперь будет в принципе. Наконец, хо-ро-шо.
– Дедуля говорил «доверяй, но проверяй», – задираю нос. Воинов хмыкает. На кухню мы идем в приподнятом настроении. Я – так точно.
– Кстати, забыл сказать, завтра ты переезжаешь. Вопрос с квартирой решился.
– Ладно. Как раз суббота. Занятий нет, – делано-равнодушно пожимаю плечами.
– А физио?
– Физио прям с утра. А к десяти уже можно будет и переездом заняться.
– Как ты вообще себя чувствуешь? Лечение помогает?
– Еще как. Ты вообще видел, сколько мне таблеток приходится пить? Уверена, они и мертвого бы оживили, – киваю, а потом вдруг решаю чуточку похулиганить. – Ты что будешь делать? Тереть сыр или резать помидоры?
Как я и предполагала, лицо Воинова удивленно вытягивается. Мне ужасно нравится выводить этого мужчину на несвойственные ему эмоции. Его реакции рассказывают о нем гораздо больше, чем все остальное.
– Это не мужская работа, – фыркает Роберт, но в противовес собственным же словам закатывает рукава.
– Точно. Поэтому на вот. Почисти лук.
ГЛАВА 16
ГЛАВА 16
Музыка гремит так громко, что ее слышно еще на подъезде. Откладываю бумаги в сторону и, встряхнув головой, сладко зеваю.
– Что происходит?
– Похоже на вечеринку.
Да. Похоже… Только вечеринки мне и не хватало после двух недель в командировке. Тело ломит от усталости. Глаза слезятся от недосыпа. А жрать хочется до того сильно, что уже мутит. Я так и не выкроил времени, чтобы поесть в дороге.
– Интересно, по какому случаю.
Степан пожимает плечами. Логично. Откуда ему знать, если даже меня не посчитали нужным поставить в известность о готовящемся мероприятии.
Подъездная дорожка вся заставлена. Машины брошены кое-как. Кто-то даже не посчитал нужным прижаться к обочине и встал, перегородив дальнейший проезд.
– Стой, Степ. Ты здесь не проедешь, не щемись. Пройдусь.
– Роберт Константиныч, завтра переобуться надо – снег. Утром на Ровере поедем, не проблема?
Снег? Задираю голову к черному небу, а там и правда танцуют одинокие снежинки.
– Да уж какие проблемы? Переобувайся.
Протискиваюсь к крыльцу. Снег седеет кое-где, под бордюрами. Но если так продолжится и дальше – к утру насыплет. Жаль цветы, буйствующие на клумбах. Они стали еще прекраснее в своей предсмертной агонии. Притормаживаю, вдыхая терпкий аромат хризантем, прелых листьев и… конопли.
– Вы тут че, охренели?! Ну-ка быстро бычкуйте все, – взлетаю по ступенькам к молодежи, оккупирующей крыльцо. – И валите с глаз, пока я ментов не вызвал.
Бешенство тлеет в груди и вырывается на волю клубами пара.
– Эй, дядя ты кто такой? – ухмыляется один из укурков.
– Да ты че, Алекс! Это же Воинов…
Дальше не слушаю. Прикладываю трубку к уху.
– Михалыч, я охране на хера плачу? Какого черта у меня на крыльце какие-то наркоманы?! Вы тут охуели все, или что?
– Так ведь Тамара Васильевна дала разрешение…
– На что дала?! Ты в себе вообще? Две минуты у вас, чтобы разогнать всех к чертовой матери!
Толкаю дверь. Обхожу комнаты в поисках своих. Милка стоит у барной стойки, сплошь заставленной дорогим бухлом, и о чем-то переговаривается с белобрысым парнем. Диджей сводит треки чуть поодаль. Басы бьют в пол. Мой диван сдвинут к окну, чтобы освободить место для желающих потанцевать. На драгоценном ковре валяются скомканные салфетки и какой-то мусор. Подхожу к Милке, но та до того увлечена беседой, что в упор меня не замечает.
– Закругляйтесь, – цежу я, обхватив ее локоток.
– Папа? – Глаза дочери панически расширяются. – Привет. А мы тебя не ждали.
– Я вижу. Сворачивай балаган. Наркоту, если она есть, на стол.
– Ну какая наркота, пап? Это просто вечеринка.
– Я все сказал. У тебя пять минут. Вот это все… убрать.
– Завтра придет уборщица! – губы Милки начинают дрожать. Она в отчаянии озирается по сторонам, а увидев того, кого хотела, вдруг опять оживляется: – Мам, ну хоть ты ему скажи!
– Привет, Роб. Что за шум? – улыбается Тома во все свои дорогостоящие виниры.
– Ты че, тоже под кайфом? – бросаю я и, не дожидаясь ответа, проталкиваюсь к розетке, чтобы выдернуть шнур. Да. Так гораздо лучше. Оборачиваюсь к притихшей толпе:
– Господа, вечеринка закончилась.
Меня, конечно же, узнают и спорить не решаются. Сложив на груди руки, наблюдаю за тем, как народ суетливо расходится. Милка бегает между друзей, что-то там объясняет и то и дело оглядывается на меня, прожигая ненавидящим взглядом.
– Ну, вот и что за цирк ты устроил, Роберт? – вздыхает Тамара, становясь рядом со мной под стеночку.
– А ты? Какого черта позволила превратить наш дом в притон?
– Опять сгущаешь краски! Что же ты за человек такой, Воинов?
– Послушай, да здесь так воняет травой, что даже Снуп Дог закашлялся бы!
– Правда, что ли? При мне никто не курил.
– Ну, хоть за это спасибо. Кто знает, куда тебя понесет в попытке сойти за свою.
– Ты на что сейчас намекаешь? – шипит жена, впиваясь в мое запястье ногтями.
– На то, что ты не станешь моложе, туся с компанией дочери.
– Ты охренел, Воинов?! При чем здесь это? Я просто хочу быть ближе к нашей девочке! Кто-то же должен знать, чем она живет!
