– Да не бойся. Я же не боюсь, хотя в первый раз кому-то глаза закапываю. Во-о-от. Ладно, поморгай… А теперь второй.
Моргаю я чисто рефлекторно. Ведь, будь моя воля, я бы во все глаза смотрел, как рыжая, закусив от усердия язык, меня лечит.
– Вот и все. Сейчас станет полегче. Ты эту рыбу будешь доедать?
– А что?
– Рыбы всего кусочек остался. А я люблю рыбу.
– Так ешь, – киваю на свою тарелку. Эмилия что-то быстро просчитывает в голове, кивает и садится не напротив, а рядом. С изумлением смотрю на то, как она принимается мести из моей тарелки.
– Чего? – осекается, обратив внимание на то, с какой пристальностью я на нее пялюсь: – Ну, хочешь, я своим ростбифом поделюсь.
– С одной тарелки будем есть?
– А что такого? Брезгуешь?
– Да нет. Просто вспомнить не могу, когда в последний раз ел с кем-то из одной посуды. Давай сюда свой ростбиф.
ГЛАВА 17
ГЛАВА 17
А после ужина Воинов засыпает. Полусидя, в совершенно неудобной позе. Пока я торопливо навожу марафет в ванной. Смотрю на него, измученного, и даже не жаль, что все мои усилия ему понравиться идут прахом. Пусь поспит.
Бросаю короткий взгляд в зеркало на себя, в симпатичной шелковой ночнушке, усмехаюсь и на носочках подхожу к кровати, чтобы вытащить из-под Роберта покрывало. Он такой тяжелый, что это не так-то просто сделать.
– Роберт… Давай, приляг.
Пробурчав что-то невнятное, Воинов вытягивается на кровати. Подтыкаю ему под голову подушку. Расстегиваю пуговички на груди и манжетах. Окутывает тяжелым мужским ароматом – в отличие от меня, Роберт не успел принять душ. Да ему это и не очень-то надо. Пахнет Воинов приятно. И уже знакомо. Сейчас разве что чуть тяжелее обычного.
Чувствую себя первооткрывателем, когда развожу полы его голубой рубашки. Ну… вполне ничего он. Крепкий. И волосатый. Хм. Касаюсь короткой частой поросли на груди. Соскальзываю пальчиками к животу. Интересно, что чувствуешь, когда он тебя накрывает сверху и движется, движется, движется… в тебе? Шершавость? То, что мне не будет противно, давно понятно. Иначе я бы не согласилась, каких бы выгод мне не сулила связь с таким мужиком.
С ремнем приходится повозиться. Брюки снять вообще нереально. Я много раз раздевала пьяную в сопли мать, но это совсем другое. Весит она раза в два меньше. А тут… Со вздохом сползаю вниз. Снимаю высокие носки. В ступнях тоже нет ничего отталкивающего. Обычные такие длинные мужицкие ступни. Ухоженные. Ладно… Посчитав свою миссию выполненной, осторожно укладываюсь рядом. Лицом к нему. У меня еще не было возможности рассмотреть своего любовника в деталях, а учитывая его график, неизвестно, когда такая возможность появится в следующий раз. Так что я не теряю времени даром.
Лицо у Воинова приятное, но смазливым его не назовешь из-за довольно крупного носа и напряженной складки между бровей. Зубы, кажется, еще свои. Поймав себя на этой мысли, прыскаю. Вообще, если честно, до нашей встречи с Робертом я людей после сорока считала дряхлыми стариками. Воинову сорок два. Я специально глянула в Википедии. Но находясь с ним, меньше всего думаешь о том, что он вот-вот впадет в маразм. Нет… совершенно. Если что меня и напрягает, то исключительно наш совершенно разный жизненный опыт. Ведь за две недели, что его не было, методичка для начинающих путан так и не была издана. И я по-прежнему не знаю, как к нему, такому взрослому, подступиться. Поэтому делаю то, что мне кажется уместным и приятным любому человеку.
Возможно, я ошибаюсь, такого просто не может быть, но… Воинов кажется мне ужасно одиноким и неприкаянным. Прямо как я. Элементарную заботу он принимает с таким настороженным удивлением, что мне становится его жалко. Мне. Его… Смешно, правда? Но самого факта это не отменяет. И мне хочется для него это как-то облегчить. Я на него даже за ту аварию больше не злюсь. Зато немного злилась, когда он на две недели пропал. Казалось бы, живи и радуйся, но почему-то не получалось. Я не могла отделаться от мысли, что он там опять один среди пираний, желающих оттяпать от Роберта кусок пожирнее. И что о нем некому позаботиться.
Закрываю глаза, но сон совсем не идет. Несмотря на то, что устала я на самом деле чудовищно. Свадьбы для фотографа – тот еще марафон. Кстати, свадебным фотографом я стала с легкой подачи матери. Вот так неожиданно, да. Моя маман объявилась буквально на следующий день после отъезда Воинова.
– Алло! Милька! Алло! Ты меня слышишь?
– Я тебя слышу. А ты, видно – нет. Сделай потише звук.
– Арсен! Арсен, етить! Звук выруби, глухой ты, что ли, старый черт?!
Знакомые с детства интонации липнут к телу грязью. Говорят, дети из неблагополучных семей, несмотря ни на что, любят своих родителей. Я не знаю, любовь ли это, но если нет, почему я каждый раз отвечаю на звонки матери с колотящимся сердцем? Вряд ли бы у кого-то повернулся язык упрекнуть меня в черствости, даже если бы я поставила ее в блок.
– Мам, ты как?
– Я нормально. А что мне будет?
– Ну, ты звонишь… – иронизирую я.
– Что, я не могу узнать, как дела у моей дочери?
Может. Но больше двух месяцев ее совершенно не интересовало, что я, где я и как. Она даже в больницу ко мне не пришла. В гребаную реанимацию.
– Я нормально. Живу, учусь.
– Вот, кстати, об этом! Ты Иришку-то, тетку свою двоюродную, помнишь? Дочку она замуж выдает. Свадьба будет. Так я тебя в фотографы сосватала. Ты ж смотри. Недорого возьми. Все ж родня. Чего, Арсенчик, говоришь? А-а-а, папка говорит, чтоб мы свою долю не упустили! Типа, посреднические, – заливисто смеется мать. – Лучше бы ты, Арсенчик, на работу пошел. А то у нас, Милька, как всегда. Неделю поработал – на вторую выгнали.
Дальше следует ругань, в которую я не вслушиваюсь.
– Мам, погоди. У тебя номер тети Иры есть? Так ведь не делается – ты меня сосватала. Надо обсудить. Может, я вообще буду занята в этот день…
Но я была свободна. А тетя Ира так обрадовалась возможности сэкономить на фотографе, что тут же согласилась на мои услуги.
То, что я ненавижу снимать свадьбы, стало понятно сразу же. Но в этой работе для меня виделся вызов. Попробуй сфоткай торжество с минимальным бюджетом так, чтобы от фото не веяло колхозом. Мне это каким-то чудом удалось. И молодые, к моему искреннему удивлению, остались довольны. От тех, кто посадил ряженую куклу на капот шестисотого мерседеса, я такого, признаться не ожидала. Думала, фото с невестой на ладошке – их максимум. А оказалось, что я тоже подвержена стереотипам. Отдельную радость у молодых вызвало то, что фотографии не пришлось ждать полгода. Я быстренько обработала снимки в приложении телефона, но для нормального фотографа это, конечно, не дело. Мне нужен мощный комп с соответствующим программным обеспечением. И я даже почти созрела на то, чтобы спросить у Воинова, могу ли его купить из тех денег, что он перевел мне на карту. Недавно я не выдержала и проверила её баланс. Увиденная цифра настолько впечатлила, что я несколько раз, как дура, пересчитала количество цифр в ряду.
Интересно, эта сумма была изначально, или Воинов пополнил счет после минета в моем исполнении?
Ага. Как же. Улыбаюсь в темноте. То, что ни хрена у меня толком не получилось, понятно даже такой неискушенной идиотке, как я. Ну и к черту. Научусь. Воинов, кажется, не ждал, что я ему сходу фейерверк устрою. А я… Я вроде как прониклась. Не сказать, что я прирожденная минетчица, но что-то в этом однозначно есть. Мне приятно было осознавать, сколько удовольствия Роберта враз завязалось на мне.
Если честно, эти мысли меня и сейчас волнуют. Телом разливается жар. И малейшее движение лишь только сильней его раздувает. В конце концов, я проваливаюсь в вязкий сон. А просыпаюсь от того, что у Воинова звонит телефон.
– Да, Том, что такое?.. Эм… Я в городе ночевал, а что? Не предупредил? А что, надо?
Дальше голос отдаляется, и я ничего уже не слышу… Может, и лучше. Я не хочу касаться этой части его жизни. Уверена, будь я чуть более мнительной, довела бы себя до депрессии припадками совестливости, но жизнь научила меня, что думать нужно лишь о себе и небольшой горсточке близких, и, раз уж мне так подфартило с Робертом, я не собираюсь посыпать голову пеплом. Вместо этого я сдергиваю с плечика бретельку сорочки, словно невзначай оголяя грудь, и закрываю глаза, закинув руки за голову. Так мои сиськи кажутся хоть немного больше.
