во власти другого человека.
Мое отвращение к зависимости, вероятно, было причиной того, что у меня никогда не было успешных долгосрочных отношений. Когда это была только я, мне не приходилось беспокоиться о том, что кто-то другой подведет меня. Джанесса подвела меня, когда покончила с собой, и, кроме Фелисити, с тех пор я никому больше не позволяла так полностью себя чувствовать. Кроме Бо.
Он пробирался сквозь мою ослабленную защиту. Моя зависимость от него раздвигала некоторые личные границы, на которые я привыкла полагаться, чтобы не пострадать, и, возможно, это был знак, что мне нужно уходить.
— Ты не обуза, Сабрина.
— Ты нужен мне буквально для всего. Это и есть определение бремени.
— Нет, определение бремени — это тяжелый груз. Ничто в этом не кажется мне тяжелым. Я уже говорил тебе раньше, что я не возражаю. Ты же знаешь, как сильно мне здесь нравится. И проводить с тобой время — это весело. Ну, когда ты принимаешь душ.
Я улыбнулась его поддразниванию.
— В конце концов, ты захочешь вернуться к своей жизни.
— Забудь обо мне. Что насчет тебя? Что произойдет, когда ты обратишься в ФБР?
Я пожала плечами.
— Я не уверена. Может быть, попаду в программу защиты свидетелей?
— Программа защиты свидетелей? Тебе придется попрощаться со своими друзьями и семьей. Ты больше не сможешь быть сама собой. Это та жизнь, которую ты хочешь?
— Честно? Я не уверена, что у меня есть другой выбор.
Мое горло сжалось при мысли о том, что я больше никогда не увижу свою семью. Никогда не смогу обнять маму или встать на цыпочки, чтобы поцеловать папу в щеку. И мне пришлось бы попрощаться с Фелисити. Я не смогла бы принять участие в ее свадьбе или познакомиться с детьми, которых они с Сайласом когда-нибудь создадут.
За время, проведенное на аванпосте, я стала видеть вещи более ясно. Паника и упрямство маскировали это раньше, но мой выбор был ограничен.
В конце концов, я бы попрощалась с Бо и этой горной долиной. Сабрины МакКензи больше не будет существовать.
Моя жизнь оборвалась бы, независимо от того, убили бы меня Фёдоровы или нет.
— Просто… остынь, чувак, — заявил Бо. Его непринужденный тон помог отойти от мрачных мыслей в моей голове и это потрясло меня, а слова «остынь» и «чувак» звучали уморительно неуместно, произносимые серьезным лицом Бо.
— «Остынь, чувак»? Фраза, которую я никогда не ожидала от тебя услышать.
— Это Мейзи, — проворчал он. — Она постоянно говорит это Коби, и я думаю, это передалось и мне. В любом случае. Я имею в виду, расслабься. Ты здесь всего месяц. Дай этому больше времени. Еще через несколько месяцев Фёдоровы могут оказаться за решеткой навсегда, и ты сможешь вернуться к роли Сабрины МакКензи, репортера-супергероя.
Я ухмыльнулась и вздохнула.
— Хорошо.
Он был прав. Было слишком рано думать, чем все это кончится.
Мы продолжили нашу прогулку, молча углубляясь вглубь луга. У меня снова закружилась голова, на этот раз от мыслей о моей карьере. Бо назвал меня репортером-супергероем. Была ли я все еще репортером? Смогу ли я и дальше им быть?
Даже если моему боссу пришлось уволить меня с работы, я не сомневалась, что смогу найти новую. Но хотела ли я вообще такой жизни? Мое двадцатидвухлетнее «я» было бы в ужасе от того, что я подумываю об отказе от карьеры, ради достижения которой я так усердно трудилась.
Я скучала по той молодой женщине. Я страстно желала снова стать ею. Она была неоперившейся журналисткой-идеалисткой, только что окончившей колледж, взволнованной тем, что уготовило ей будущее. У нее был такой светлый взгляд на жизнь. Она не была запятнана суровой реальностью того, как далеко может пасть репортер, соблазнившись этой недостижимой историей.
Смогу ли я когда-нибудь вернуться туда, где она была?
Нет.
Слишком много линий было пересечено. Слишком многие из моих принципов были скомпрометированы. На протяжении многих лет я лгала, чтобы получить информацию от источников. Я манипулировала признаниями свидетелей, которые хотели хранить молчание. Но использование секса и соблазнения для получения информации о Фёдоровых стало моим последним грехопадением.
Это был не тот тип журналиста, которым я намеревалась стать. Я на собственном горьком опыте убедилась, что подобная работа под прикрытием не вяжется с моей совестью.
Нет, моим мечтам стать репортером пришел конец.
Моя карьера так долго была моим единственным занятием, что я вообще перестала мечтать?
— О чем ты мечтаешь, Бо?
Он был таким собранным, таким уверенным в себе. Не в дерзком смысле, просто уверенный в себе и в том пути, по которому он шел. Если бы у него все еще были мечты, которых нужно было достичь, возможно, я бы не чувствовала себя так далеко позади. У меня не было бы ощущения, что я только что пересекла финишную черту только для того, чтобы узнать, что гонка, в которой я должна был участвовать, только началась, а мои соперники уже прошли половину трассы.
— О чем я мечтаю? — спросил он, удивленный моим, казалось бы, случайным вопросом.
— Да, какие у тебя мечты. У тебя есть все, чего ты хочешь в жизни?
Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить, его грудь раздулась вдвое больше, чем у обычно.
— Я не знаю, были ли у меня когда-нибудь мечты.
Было ли неправильно то, что его печальное заявление заставило меня почувствовать себя лучше? Может быть, мне и не нужны были мечты.
— На самом деле я не мечтатель, — сказал он. — Я ставлю цели и усердно работаю для их достижения.
Цели. Это мне понравилось. Само слово казалось менее пугающим. Цели достигались методично. Цели были в пределах чьего-либо контроля. Если бы вы пропустили гол, ваша душа не была бы раздавлена, а ваши надежды не были бы разбиты вдребезги. Вы бы просто изменили свои приоритеты, составили новый план и двинулись дальше. Душевная боль и разочарование не входили в это уравнение.
Забыть о мечтах. Цели Бо казались мне как раз подходящими.
— Расскажи мне подробнее о своих целях.
— Я бы не сказал, что в них есть что-то необычное. Вероятно, они довольно похожи на привычки большинства людей. У меня есть прекрасная работа, о которой я не мог и мечтать. Прошло двенадцать лет, а мне все еще нравится ходить на нее каждый день. У меня хорошие отношения со моей семьей, и время, которое мы проводим вместе, доставляет мне удовольствие. Я люблю свой город и делаю все возможное, чтобы поддержать свое сообщество. Моя самая большая цель — не
