в рот.
Еда, судя по виду, ещё какая съедобная! Не отравлюсь. Поляна накрыта богатая, поросёнка жареного не хватает, как в сказках.
– Забава, это Ведана, – представляет Хоттабыч свою родственницу. – Она видит будущее.
– О как? – хватаю вилку и накладываю себе еду, все остальные уже сытые сидят. А я голодная, по лесу полдня бегала.
– Да, бабушка Ведана, уже и мне будущее предсказала, – вклинивается в разговор Ариана.
– И какое, если не секрет?
– Секрет, – строго отвечает гадалка.
– Мм, ну хоть хэппи энд будет? – обгладываю куриную ножку, явно приготовленную на мангале.
Всем своим видом я демонстрирую скептицизм темой разговора. Куда больше меня интересует общение с братом наедине, нежели лживые предсказания.
Сканирую Святослава взглядом, а он даже не замечает меня. Арине своей в рот заглядывает! Ну капец! Что она сделала с моим братом, зараза такая? Кто здесь ведьма, так это Ариша по ходу.
– Хочешь, и тебе погадает? – спрашивает Илья Добрынович.
– Я не буду ей гадать, – режет бабка.
Да ладно?! А вот тут прям обидно стало. Какой-то козе будущее расписала, а мне дулю с маком. Лицом не вышла или как? А может, у меня на лбу написана сложная судьба и бабка просто не хочет сообщать негатив?
– Почему? – интересуюсь сухо.
– Потому что ты все равно меня не послушаешь. Строптивая, наоборот все делаешь.
Допустим, угадала. Дальше чё?
– Ну скажите хоть, замуж выйду? – глупо хихикаю.
Нет, ну а что ещё спрашивать молодой женщине? Только о замужестве.
– Выйдешь, когда поймёшь, что от судьбы не уйти.
Оххх, меня принудят к браку? Лучше бы не спрашивала, сейчас надумаю себе, дай боже.
– Любят тебя, двое, – смотря мне в глаза, вещает колдунья зловещим шепотом, – черный уже близко. Ягненку не верь. Будешь делать сложный выбор.
А потом встаёт и уходит. Очень быстро, словно тает в воздухе.
Медленно прихожу в себя. Это что было, разновидность гипноза такая? Я перестала ухмыляться и жадно слушала ее. Пыталась интерпретировать слова, но ничего не вышло. Какой черный? Какой козлёнок? Или ягненок? Нельзя ли все чётко рассказать по именам? А любит меня кто? Ничего не понятно.
– Кто-нибудь что-то понял? – пытаюсь разрядить обстановку улыбкой.
Но все сидят как к полу прибитые.
Случилось чего?
– Похоже, у нас гости, – настороженно говорит Хоттабыч.
К нему подходит слуга Никита и что-то шепчет ему на ухо.
По нашу душу? Кто?
"Черный уже близко".
– Обезоружить и привести сюда, – отдает приказ Илья Добрынович.
Никита коротко кивает и удаляется.
Да кто там пришел? Сердечко колотится как безумное. Я хочу и не хочу, чтобы это был Молчанов. Слишком все сложно, потому что если он покажется здесь, то влипнет в неприятности.
Пристально смотрю на брата, а он на меня. А если бы Святу пришлось делать выбор: я или Ариана? Кого бы он выбрал?
Тишину разрезает знакомый мужской голос, и мое сердце несколько раз бьётся об ребра.
Нашел…
Оборачиваюсь, чуть не упав со стула, и смотрю Давиду в глаза. Удивительно, но в них нет ярости.
Его держат двое. Руки за спиной. Горделивая осанка и всем своим видом он показывает, что ему не страшно.
– Мне нужно поговорить с Забавой. Я здесь не как полиция, а как гражданское лицо.
– А эта милая барышня хочет с тобой говорить? – приподнимает медную бровь Хоттабыч.
Не хочу. Но а что делать? Здесь, под охраной, он ничего не посмеет мне сделать. Скажу, что между нами все кончено.
– Да, я поговорю с ним, – киваю.
– Никита побудет за дверью. Если что – кричи. И тогда от этого типа мокрого места не останется.
Давид молча скрипит зубами, ведь хорошо понимает, что здесь установлены совсем другие правила. Не он тут хозяин, а кое-кто могущественней. Хоттабыч непростой мужик. Чем они тут занимаются кроме гадания одному Богу известно.
Уединяемся с Давой в пустой комнате, и я прошу, чтобы он ко мне не приближался.
Сажусь на подоконник и смеряю его равнодушным взглядом:
– Говори! Зачем приехал?
– Забав, прости меня дурака ревнивого! – делает два быстрых шага ко мне.
– Стой, где стоишь! Иначе закричу.
Дава резко замирает посреди комнаты. Рассматриваю его: красивый он мужчина, но ревнивый и жестокий. Значит, черный – это он? Темные волосы. Или черная душа? Как правильно? Думаю и так, и так.
– Я… Давай забудем эту историю с клипом, малыш. Я идиот – признаю! Хочешь заниматься танцами, занимайся, ради бога, я не против.
Удивлённо вскидываю бровь. И этого тоже заколдовали? Или понял, наконец, кого потерял?!
– Давид, между нами все кончено. Я тебя не люблю.
Хорошо говорить такие вещи, когда за стеной стоит головорез, который в случае чего может открутить Руденко голову.
– Забавушка…
А в голове голос майора звучит, когда он называл меня так. Ласково и нежно.
– Не надо, Дав, – морщусь. – Не надо этого спектакля.
– Вспомни, как нам было хорошо вдвоем. Твои оргазмы были настоящими. Хочешь, сказать, что тебе не нравилось… да? Или сейчас разонравилось, потому что попробовала кого-то другого? Молчанова?!
– По началу все было по-настоящему, но потом ты перешёл границы. Стал меня унижать! Поставил в зависимое положение! Ревновал, как безумный!
– Потому что люблю тебя! – выпаливает не менее эмоционально, чем я.
Сокращает пространство между нами, и вот он уже прижимает меня широкими бёдрами к подоконнику и пытается поцеловать. А я…
Я не хочу его.
Кто бы мог подумать, что любовь бывает такой токсичной? Любить и унижать. Любить и ограничивать свободу. Нет, спасибо, наелась.
– Давид, нет! – толкаю его в грудь, и в комнату заглядывает Никита.
– Все нормально, Забава? – уточняет охранник.
– Да, мы закончили.
– Отлично, сейчас вышвырну этого типа отсюда вон.
– Только без агрессии, – прошу, посылая Давиду торжествующий взгляд.
Видишь сволочь, какая я милосердная? Цени!
– Забав, подожди… – вытягивает руку Давид. – Мне нужно сказать кое-что важное. Дай нам две минуты, – обращается к охраннику.
Я киваю, и Никита снова исчезает за дверью.
– Это касается Арианы. Хочу тебя предупредить: эта девушка не в себе.
– Что это значит?
– Я раскопал кое-что на нее. Она реально из детдома, и ее действительно удочерил Стояков, то есть оформил опекунство над ней, как близкий родственник. Кто они друг другу – выяснить не удалось, – Давид хлопает себя по карманам, видимо в поисках сигарет, которые, скорее всего, у него отобрали.
– Когда ей исполнилось восемнадцать лет, она сменила имя с Арины на Ариану. Короче, у нее какое-то нервное расстройство. Несколько раз она лежала в неврологии, разумеется, анонимно. У нее навязчивые идеи насчёт того, что опекун
