снова вызовет у меня волнение.
Маленькая ласточка с подрезанными крыльями. Он даже не представлял, насколько был прав.
— Вау, как проницательно. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что девушку с таким параноидальным и властным отцом, как мой, будут держать взаперти. Скажи мне что-нибудь менее очевидное, — бросила я ему вызов.
Он надолго замолчал, обдумывая свои слова.
— Ты хочешь, чтобы с тобой что-то случилось. Ты хочешь быть свободной, но в то же время хочешь спрятаться. Ты боишься не только того, что никогда не будешь свободна… но и противоположного. Птичка с подрезанными крыльями в реальном мире далеко не улетит. Одомашненное животное, которое забыло, как выживать в дикой природе. Ты жаждешь свободы, но и боишься ее. Твоя клетка находится здесь, внутри.
Его палец постучал меня по лбу, и я резко отдернула голову.
Бинго. Я ненавидела то, как хорошо он меня понимал.
— Ты ошибаешься, — выдавила я через мгновение. Та же эмоция жгла мне горло. — Это не про меня, — солгала я. Я не могла позволить ему понять, насколько он был прав, хотя была почти уверена, что он уже знал. — Возможно, это про тебя, — добавила я, провоцируя его.
Николай молчал так долго, что я подумала, что он не собирается мне отвечать.
— У меня не крылья подрезаны, lastochka, а повреждено сердце, и моя клетка — это не то, из чего я когда-либо смогу сбежать. Она сделана из костей и зарыта глубоко.
От этих слов в горле снова запершило. Я сглотнула, пытаясь унять боль. В Николае Чернове было что-то невыносимо грустное и трагическое, и так было всегда. Не это ли легко привлекло меня к нему пять лет назад? Его красота и его трагедия, его странный кодекс чести и его тьма. Я видела это всё, все разрозненные, искаженные части, из которых состоял этот опасный мужчина.
— Ты едешь в Нью-Йорк, чтобы убить своего брата?
Он сдвинулся.
— Я не знаю. Должен ли я? Из него выйдет хороший пахан. Лучше, чем я.
Я не знала, что на это ответить. Николай был самым непредсказуемым человеком, которого я когда-либо встречала. То, что мотивировало мужчин в моей семье, не мотивировало его. Казалось, его не интересовали деньги, и, судя по всему, власть тоже не привлекала. У него и у самого ее было предостаточно, но власть над другими мужчинами — это, как правило, всеобщая фантазия, или жизнь с отцом и кузеном заставила меня поверить в это. Николай ничем не походил на них, но в то же время был таким же смертоносным.
— Тогда зачем мы едем в Нью-Йорк?
— Затем, что это мой ход, а Нью-Йорк — это доска, на которой мы играем. Хватит вопросов. Нам нужно поспать.
Я почувствовала, как он сдвинулся с места, и все мои мысли вылетели из головы. Горячая рука легла мне на живот, и я напряглась.
— Что ты делаешь? — спросила я, мой голос превратился в безумный шепот.
Он повернулся ко мне, и теперь его дыхание овевало мое лицо. Осознание пронзило каждый мой нерв.
— Я не могу позволить тебе вот так спать рядом со мной, чтобы ты дождалась, когда я отключусь, и выскользнула. Ты знаешь это, София, — тихо сказал он.
Я сглотнула тугой узел напряжения и головокружительного жара.
— Так что ты собираешься делать?
Я не могла выбросить из головы его обещание, данное прошлой ночью. Я насажу тебя на свой член, и ты сможешь уснуть на нем. Мое тело предательски потеплело при этой мысли.
— Я могу привязать твои руки к изголовью кровати, но это будет неудобно, или я могу привязать тебя к себе. Выбирай.
Я наконец повернулась, чтобы посмотреть на него, и вздрогнула, когда поняла, насколько он близко. Так близко, что я могла разглядеть серебристые искорки в его серых глазах и густоту его темных ресниц, веерами обрамляющих золотистую кожу. Серьезно, иметь мужчине такие ресницы совершенно нечестно.
Мне следует попытаться сбежать ночью, не так ли? Быть привязанной к нему было бы удобней, но тогда какой у меня будет шанс?
— Я выбираю изголовье, — быстро сказала я.
Он изучал меня еще мгновение, а затем его полные губы изогнулись в улыбке.
— Значит, ко мне.
— Что? Почему? Это противоположно тому, что я выбрала, — запротестовала я, когда он потянулся к моим рукам.
— Ты, можешь скрывать свои мысли от других людей в своей жизни, но не от меня. Я вижу тебя. И да, отвечая на твой очевидный план, тебе будет сложнее сбежать, если ты будешь привязана ко мне, — сказал он.
Я оттолкнула его руки, сопротивляясь, когда он навалился на меня верхней частью тела. Он прижал мои руки к бокам, его обнаженная грудь давила на лифчик.
Он был таким огромным и тяжелым, и пах так по-мужски. В этот момент силы покинули мое тело. От него пахло лесом, дымом и мускусом, который будоражил мои чувства. Я не могла определить, что это за аромат. Я не встречала ничего похожего. Это был лишь он. В низу живота скапливался жар, пока я вдыхала его, а он прижимался ко мне, удерживая.
— Не играй со мной прямо сейчас, София, если только ты действительно не имеешь это в виду. — Мои руки задрожали от его тихого рычания.
Я не знала, боролась ли я с его хваткой или со своим желанием дотянуться до него. Я даже представить себе не могла лицо отца, если бы он узнал, что его идеальную, нетронутую трофейную дочь трахнул Николай Чернов.
Его твердое тело тяжело навалилось на меня, и я смутно осознала, что чувствую как его стояк, оголенный и влажный на кончике, прижимается к моему бедру. Как легко было бы сильнее изогнуться под ним и позволить ему протиснуться между моих ног. Я могла бы даже притвориться, что не хочу этого, чтобы потом было легче объяснить всё. Он мог раздвинуть мои ноги своим толстым мускулистым бедром, сорвать с меня трусики и погрузиться внутрь. Как пять лет назад он стал моим первым поцелуем, он мог стать моим первым всем.
Я судорожно сглотнула, пока в моей голове боролись противоречивые мысли.
Николай ждал, казалось, чувствуя, что я борюсь со своей тьмой. Если и был кто-то, кто понимал это, то только он.
— Хватит, — сказал он после долгой паузы, его голос был глубже, чем когда-либо. — Дай мне свои запястья.
Вот так просто он снял с моих плеч ответственность за выбор. Это было больно, как отказ. Он осторожно связал мои запястья, оставив слишком много пространства, а затем обвязал
