конец вокруг своего запястья, стянув его гораздо туже.
Со связанными руками, сложенными вместе в непристойно молитвенном жесте, он притянул меня к себе, и я оказалась лежащей у него на плече со сцепленными руками на его широкой груди. Его запах и тепло заставляли меня чувствовать то, что я никогда себе не позволяла. Другая его рука легла мне на спину, и он притянул меня ближе.
Я не знала, что сказать. Это было слишком интимно, слишком нежно. Странно, но это было хуже, чем если бы он набросился на меня. В нем чувствовалась забота, и я не могла справиться с ее проявлением от этого жестокого мужчины. Это было опаснее, чем любая другая развратная вещь, которую я видела в его исполнении.
— Не думай об этом, София. Спи.
— Я не могу спать в новых местах, — пробормотала я.
Несмотря на мои слова, мои веки становились все тяжелее и тяжелее. Я не врала. У меня и в лучшие времена были проблемы со сном. Дома я принимала снотворное, чтобы отключиться хоть на пару часов. Я не могла вспомнить, когда в последний раз спала без него.
— Хочешь послушать сказку на ночь? — спросил Николай. В его голосе было что-то успокаивающее.
Мягкий насмешливый вопрос должен был вывести меня из себя, и он не должен был сработать, но сработал. Меня все больше и больше клонило в сон. Предполагалось, что я буду слишком напугана, чтобы спать. Мне стоило обдумать пути бегства отсюда, но мое тело погружалось в теплую реку, грозящую смыть меня вниз по течению. Я знала это ощущение.
— Ты накачал меня снотворным? Ублюдок, — пробормотала я.
— Я не мог допустить, чтобы ты снова сбежала, королева бала.
Я тихо фыркнула, слова выходили из меня без фильтрации.
— Я тебе не нужна, Нико, и мы оба это знаем. Я для тебя никто.
Он так долго не отвечал. Я резко вынырнула из сна, когда он пробормотал:
— Ты ошибаешься, София. Ты по-прежнему мой приз, и всегда им будешь.
Спустя несколько мгновений я почувствовала, что снова дрейфую, и сознание ускользнуло, но не раньше, чем я почувствовала, как Николай слегка прижался лицом к моей макушке и вдохнул.
Потом была только темнота.
Николай
После того, как София уснула, я лежал рядом с ней, измученный, но напряженный. Мне нужно было поспать. Мне нужно было бежать. Мне нужно было понять, что, черт возьми, делать дальше.
Вернуться в Нью-Йорк и бросить вызов Кириллу за титул пахана? Это была не слишком заманчивая перспектива. Поддержка уже была поделена между нами, и, учитывая то, как развивались события, я был совершенно уверен, что мой старший брат избавился от всех сомневающихся членов братвы.
Заключить мир с моей единственной оставшейся в мире семьей и работать вместе? Я не знал, получится ли у нас. И, что важнее всего, я не испытывал никакого волнения по поводу возвращения в Нью-Йорк или в Братву. Я снова стал человеком без места в этом мире, что преследовало меня с детства.
Почти десять лет убийство Виктора было моей миссией. Делом всей моей жизни. Теперь, когда все было сделано, я чувствовал, что плыву по течению. Ничто больше не привязывало меня к миру. Без мести я не знал, кто я такой.
Я потянулся за сигаретой. Огонек вспыхнул оранжевым в угасающем свете из закрытого ставнями окна. Я вдохнул никотин, чувствуя, как он с успокаивающей предсказуемостью попадает в кровь. Моя жизнь полетела ко всем чертям, и вот я здесь, переживаю экзистенциальный кризис в двадцать четыре года.
София пошевелилась, и я на секунду встревожился, не разбудил ли ее сигаретный дым, прежде чем спохватиться. Черт возьми. Мы не были влюбленной парой на отдыхе. Она была моей пленницей, и я подсыпал ей снотворное в воду, чтобы хоть ненадолго перестать беспокоиться о её постоянных попытках сбежать.
Тебе следует отпустить ее, если это так раздражает.
Я задвинул голос разума в самый дальний уголок своего сознания. Мне следовало сделать много вещей, и выяснение того, что, черт возьми, я собираюсь делать со своей жизнью, было первой из них.
София снова пошевелилась, и из нее вырвался стон. Я затушил сигарету и повернулся на бок, убедившись, что веревка между нами не разбудит ее.
В тусклом свете она была безбожно красива. Подобной красоте завидовали богини и сеяли хаос в мире, чтобы уничтожить ее. Весь этот огонь, ум и бунтарство, завернутые в разрушительную упаковку и запертые от мира ее безучастным отцом.
Какая потеря.
София пробормотала тихий протест во сне и теснее прижалась ко мне. Я замер. Ей снился кошмар. Я был слишком хорошо знаком с ними.
Она замотала головой, упираясь в подушку, ее изящный брови нахмурились, пока она боролась против какой-то фигуры из своего кошмара. Я задался вопросом, не я ли это.
Покрывало сползло вниз, обнажая ее тело. Она была только в нижнем белье. Я не мог оторвать взгляда от каждого обнаженного дюйма. Мастурбация в душе лишь на время умерила мое желание, и теперь я снова был твердым. Твердым и ноющим. Я отчаянно хотел погрузиться в Софию, спящую или нет, и наполнить ее своей спермой, чтобы она пахла мной. Пометить ее, чтобы все знали, что она моя. Чтобы с каждым сделанным шагом из неё вытекало моё семя и она знала, что я наконец-то заявил на нее права.
Она вздрогнула, и я накрыл ее покрывалом, позволив своей руке коснуться ее кожи, покрытой мурашками.
— Все в порядке, королева бала. Я здесь. Я не позволю тебе замерзнуть.
Ее волосы полосками разметались по подушке, и я даже не пытался остановить себя от желания провести по ним пальцами, укладывая вокруг ее головы.
— Нико?
— Не могу поверить, что ты проснулась после того, что я тебе дал. — Это было впечатляюще. Я думал, что София относилась к своему телу как к храму, или, по крайней мере, отец заставлял ее это делать. Похоже, она была знакома с таблетками гораздо лучше, чем я предполагал. — Ты принимаешь дома снотворное, lastochka?
— Хммм… Я не могу заснуть без них.
Ее слова звучали невнятно, но она явно была в сознании. Застряла в томном, похожем на сон состоянии бодрствования.
Мне следовало дать ей большую дозу.
Наши связанные руки лежали на моей груди рядом с ее щекой. Я не мог удержаться, чтобы не погладить ее бархатистую скулу, пока она была мягкой и теплой и хоть раз не сопротивлялась мне.
К моему
