сидит в кресле, так широко раздвинув ноги, что два шара для боулинга просто не могут остаться незамеченным. В одной руке телефон, а в другой… оно… полено…
Папа Карло отдыхает! Это полено способно настрогать целое население страны.
Внутри меня что-то ёкает от страха. Так страшно становится, что я почти описалась. Надо было сначала снять с себя всё, а потом смотреть фото. Теперь трусы и шорты, увы, не пригодны для сна.
«Это ты так со мной поговорить хочешь?»
«Это я хочу, чтобы ты знала, насколько я по тебе схожу с ума!»
От его слов у меня руки трясутся и чешутся. Фотки они хотят сделать. Да всё нутро моё просится сфотографироваться! Я настроила фотоаппарат, установила его на полку и запечатлела себя в душевой. Из двадцати пяти кадров только один показался более-менее приемлемым, и я отправила его в ответ за терпеливое ожидание.
Пришло ещё одно фото от него. На нём полено крупным планом. Намёк понят. В ответ ушла киска такого же формата. Эта фотка с первого кадра получилась, и особого выбора не требовала.
Я отправила фотки и сижу под душем, слушая разум. Реветь охота. Как я вообще на такое подписалась? В голове сразу же начали всплывать хроники новостей о шантажах интимными фото бывшими супругами. Поздно пить Боржоми. Фотки ушли.
Сердце трепещет, заступается за него. Говорит, что он на такое не способен. Свою же ведь тоже скинул. Причём первым. Весомый аргумент!
«Аселька уснула?» — пришло от Рината в 23:59.
«Ну что там? Цербер спит?» — пришло от Дамира в 00:00.
Видимо, каждый решил подождать до двенадцати и, если не будет вестей, написать.
«Нет еще, ворочается! Я не приду, засыпаю» — отправила Ринату.
«Нет еще, ворочается. Жди!» — ушло к Дамиру.
«Напиши мне, когда будешь выходить. Я тебя встречу».
«Спокойной ночи!» — это уже Ринат.
«Хорошо!» — отправила Дамиру.
«И тебе!» — Ринату.
Блин, главное теперь не перепутать их. От меня можно ожидать чего угодно. Это только я, сумасшедшая Динара, могла дожить до такого, чтобы оставить жениха с теткой в доме и ночью бежать к мужу, как к любовнику. Убедившись, что Ринат и Аселька крепко спят, я написала Дамиру, затем тихо вышла в подъезд. Из лифта я неслась как угорелая, пока не столкнулась с ним у двери. Сама не поняла, как бросившись ему на шею, впилась в его губы. Дамир резко подхватил меня на руки и, почти бегом, не отрываясь от поцелуя, понёс домой.
— Дамир, я пришла поговорить! — строгим голосом напоминаю цель своего визита, хотя сама от его дурманящего запаха забываю все на свете.
— Знаю, — хрипит он в исступлении, наслаждаясь тем, что просто держит меня в свои объятиях. — Поэтому ты всё ещё в одежде. Если сниму, разговора не получится.
Мы стоим в полутемной прихожей, освещённой лишь тусклым светом из окна гостинной. Дамир скинул мою верхнюю одежду и в нетерпении прижал к стене, вновь припав в неистовом поцелуе. Я чувствую холод его одежды. Дурачок! На улице нулевая температура, а он стоял и ждал меня в одной рубашке. Его дыхание согревает моё лицо, которое успело замерзнуть от мартовского холода.
— Скажи, что всё это для тебя значит? — шепчу дрожащим голосом, начиная наш важный разговор.
Он понимает, о чём я. А я понимаю всё по его взгляду, который отчётливо вижу в этом полумраке. Но мне нужны слова — чтобы заткнуть свой разум и успокоить его.
Дамир откидывается назад и с присущей ему грациозностью усаживается в то самое кресло, легко подхватывая меня и притягивая к себе. Всё происходит так быстро, что я вновь оказываюсь в его объятиях.
— Дин, я не романтик, красивых слов говорить не умею. Говорю так, как есть, как чувствую. А чувствую я, что хочу тебя всю, без остатка — сейчас, завтра, до конца своих дней. Я не отдам тебя никому. Ты моя жена, данная Богом, судьбой, высшими силами, считай, как хочешь. И будешь моей, пока я дышу. — Он не просто говорит, он проживает каждую фразу, завораживая меня своей сексуальной хрипотцой в голосе. Одна его рука крепко обхватывает мою талию, а другая нежно поглаживает мое бедро поверх брюк. Эти действия сводят с ума, лишают способности говорить и погружают в умиротворение. Сердце тихо ликует. Но разум, как всегда, в сомнении.
— Это что, признание в любви? Или ответственности? — спрашиваю с усмешкой, пытаясь скрыть внутреннее волнение.
— Это признание в любви и ответственности, — отвечает серьезно.
— А как же твоя девушка? — не скрываю издевку в голосе.
— Я с ней давно расстался, — говорит без капли сомнения.
— Почему Пол об этом не знает? — поддразниваю его с ухмылкой. Видимо, для Дамира несколько дней — это давно.
— Потому что я не треплюсь на каждом углу о своей личной жизни, — говорит он с намеком. — Он видел нас вместе последний раз год назад.
— То есть ты свободен? — спрашиваю, пытаясь скрыть довольную улыбку.
— Нет, конечно, не свободен! У меня есть жена. И я верен ей, — говорит он, целуя мою ладонь. — Так что, Динара Анваровна, соблазнить меня у вас не получится.
Рука, которая нежно гладила мне бедро, отрывается и тянется к стоящей рядом консоли. Щелчок — и торшер, расположившийся на ней, ярко загорается, освещая пространство вокруг и представляя взору бархатистую шкатулочку у его основания.
— Я не разбираюсь в цацках. Если тебе не понравится, сходим вместе и выберем, — произносит Дамир, открывая шкатулочку и доставая кольцо неописуемой красоты. Он надевает его на мой безымянный палец.
Я замираю в ауте, не в силах сдержать эмоции и что-либо сказать. Все чувства переполняют меня, и я просто выдыхаю банальное “ух ты!”
— Оно прекрасно! — наконец-то возвращается дар речи. — И по размеру… Как ты угадал?
— Просто взял самый маленький размер, — усмехается Дамир, мягко укладывая мою ладонь на свою. — У тебя детские ручонки. — Моя ладонь действительно затерялась на фоне его массивной лапищи.
— Дамир, ты же понимаешь, что я не могу его принять, — словно опомнившись, произношу я. — Я не жена твоя в полном смысле этого слова. Всё это время я жила своей жизнью, строила планы, и в ней есть люди, которые ни в чем не виноваты и не заслуживают предательства. Ринат не знает, что я всё еще замужем, и что мой муж — это ты. Аселя заявила, что если я хоть подумаю о тебе, то она от меня откажется и проклянет. А я
