Было восемь часов, когда позвонила Фрэнсис. К этому моменту Розмари съела две пачки шоколадного мороженого, завалявшиеся в холодильнике, – только Элла могла бы сказать, с какого времени, – два бутерброда с маслом и кусок очень кислого сыра «бри». Ей удалось также почти прикончить бутылку вина, благодаря чему она сумела обдумать в мельчайших деталях все, что говорил или делал Бен. Когда зазвонил телефон, Розмари чувствовала себя молодой и полной сил, вся светилась при воспоминании о словах и ласках, принадлежавших ей одной отныне и навсегда.
– Радость моя, – сказала Фрэнсис, – сегодня был жуткий день! Ты одна?
– Да. В понедельник Бен уезжает сниматься в Испанию. В этот уик-энд мы не увидимся.
– Ты напилась? – В голосе Фрэнсис прозвучало удивление.
– Чуточку. И очень хорошо себя чувствую, Фрэнни. Я сошла с ума?
– Не знаю. Может быть. Ты забрала свой ключ?
Розмари заколебалась.
– Я забыла, – сказала она. – Он вскружил мне голову.
– Я приеду на уик-энд, сокровище?
– Здесь будет мать.
Фрэнсис засмеялась.
– Тогда мне лучше приехать. Порой ты взваливаешь на себя слишком много. «Давай-ка устроим Розмари славную нервную встряску в ближайший уик-энд», так?
– Это смягчает мою вину, – ответила Розмари.
– Завтра приеду. – Фрэнсис еще не оправилась от удивления. – Возьму на себя старую курицу, а ты сможешь вволю помечтать о своем молодом человеке.
– Было бы чудесно на время забыть о нем. Слишком уж он влез в мою жизнь.
– Он имеет тебя именно так, как ему хочется.
– Он сказал, что я лучшее из всего, что у него есть.
– А ты верь.
– Я поверила.
– Прекрасно, – сказала Фрэнсис. – Что слышно о твоем жутком ребенке?
– Ты спрашиваешь об Элле? – спросила Розмари. – Не о Джонатане?
– Боже сохрани, нет. Он еще хуже. Каким образом у такой чудесной женщины могли вырасти подобные детки?
– Господи, Фрэнни, не такие уж они плохие! Просто многое унаследовали от отца.
Фрэнсис снова засмеялась.
– К старости ты становишься снисходительной.
– Это из-за секса, – ответила Розмари с улыбкой.
– Я приеду завтра днем. Мы все с тобой обсудим. Не могу припомнить, чтобы за последние годы секс действовал на меня так же благотворно, как, судя по всему, действует на тебя. Запомни, я по-прежнему убеждена, что ключ следует забрать. Завтра увидимся. Не забудь положить шампанское в холодильник.
Фрэнсис положила трубку. И исчезла. Словно вышла из комнаты, заглянув на минутку, а на Розмари навалилась тишина вместе с начинающейся головной болью. Она отправилась на кухню, поставила чайник и залпом выпила два стакана воды, чтобы утром не страдать от похмелья. Она вдруг подумала, что ничего не знает об Элле с прошлого воскресенья, после того неприятного разговора, что произошел у них во время пребывания здесь Бена, – и удивилась. Как правило, в общении с дочерью не возникало проблем, если все шло успешно, – она любила делиться хорошими новостями. Молчание наступало в случае каких-то неприятностей. Розмари встревожилась. Пошла в кабинет и отыскала номер театра в Ноттингеме.
– Она занята в сегодняшней постановке? – Голос швейцара звучал неприветливо.
– Нет, она участвует в репетициях, я полагаю.
– Тогда ее здесь нет. Они закончили в шесть. Можете оставить сообщение. Завтра она его получит. Я передам в гардероб.
– А разве вы не знаете, где она остановилась?
– Боюсь, что не имею права сообщать вам это.
Ее неприятно поразил важный тон, интонация человека, убежденного, будто выполняет свой долг.
– Я не могу превышать свои полномочия.
Розмари, не устояв перед искушением пришедшего на ум клише, обозвала его фашистом, прикрыв трубку рукой.
– Я ее мать, – произнесла она решительным тоном и даже вытянулась во весь рост, словно желая таким образом подчеркнуть свою значительность.
– Все равно не могу, мадам, пока не увижу удостоверения личности.
«Совсем, что ли, одурел?» – подумала Розмари, чувствуя, как закипает от раздражения.
– Могу дать вам номер телефона режиссера, – продолжал швейцар. – Она, наверное, знает.
– Прошу вас. Большое спасибо за помощь.
Она записала имя – Джоанна Тристрам – и номер, который он продиктовал, а затем положила трубку.
Внезапно ей показалось довольно глупой мысль разыскивать дочь по всему Ноттингему. Элла могла и рассердиться, узнав, что мать подняла столько шума, пытаясь найти ее. Прихлебывая чай, она включила телевизор и застыла перед ним, вряд ли видя и слыша хоть что-нибудь из происходящего на экране. Она не знала, что делать, и не могла решить – звонить дальше или не стоит. Вновь явилась меланхолия, но на сей раз в легкой форме, словно неприятный привкус во рту, который легко прогнать. Казалось, будто Бен всегда существовал в ее жизни, и две недели без него было просто немыслимо представить. У нее по-прежнему не было номера его телефона. Нет возможности услышать его голос, обворожительный голос, порождающий чувство неоправданного самодовольства. Неужели так будет всегда во время его кратковременных отлучек? Как же она допустила, чтобы на склоне лет собственная жизнь выскользнула меж пальцев, оказавшись в его власти? Возможно, эти две недели пойдут ей на пользу. Этого времени хватит, чтобы снова распрямиться. Чтобы оттеснить Бена туда, где ему место. Обыкновенная любовная связь. Интрижка. Возбуждающая, омолаживающая, восхитительная. Тоска исчезла так же быстро, как пришла. Перспектива провести несколько недель без Бена перестала ужасать ее. И даже уик-энд в обществе матери вполне можно будет вынести, поскольку приедет Фрэнсис, которая во всем умеет найти смешную сторону.
Телефонный звонок прервал ее раздумья. Она ответила твердо и весело:
– Хэлло, Розмари слушает.
– Это я, ма.
– Элла, дорогая, куда ты пропала? У тебя все о'кей?
– Даже больше, чем о'кей, ма. А у тебя как? Все тот же Бен?
– Да, – коротко ответила Розмари, решительно пресекая любую попытку дальнейших расспросов.
Элла, поколебавшись, произнесла:
– Ну, если ты в порядке… – В полном порядке, дорогая. Фрэнсис вернулась и приедет ко мне на уик-энд. Вместе с твоей бабушкой.
– Только не говори мне, что пригласила и Бена в компанию этих истеричек.
Розмари набрала в грудь побольше воздуха. – Послушай, девочка. Я не вмешиваюсь в твои дела при условии, что и ты не лезешь в мою жизнь. Помнится, таков был уговор, когда ты вернулась домой?
– Да. Ты права, – сказала Элла, рассмеявшись. – Хочешь записать мой здешний номер?
– Будь добра. И скажи, какого числа у вас премьера.
Элла продиктовала номер и назвала число. Затем торопливо рассказала о репетициях – как ей все нравится и какая потрясающая подобралась труппа. Она была, казалось, очень возбуждена и довольна. Розмари слушала ее болтовню с облегчением, с чувством эгоистичной радости, ибо получила возможность сосредоточиться только на себе в ближайшие недели.
