— А как же прыжки?
— И там есть клубы, — усмехнулся он, не слишком весело. И дотронулся до моих пальцев. — Может, пересечемся где-нибудь на соревнованиях.
Стало так же жаль, как в день нашего знакомства, когда Костя пригласил на свидание, а я отказалась.
Это к лучшему, сказала я себе. У меня есть Андрей. К чему эти соблазны?
— Тебя, наверно, дома потеряли, — сказал Костя, и я вдруг сообразила, что мы просидели в кафе почти два часа. Что уже давно вечер, а я так и не позвонила Андрею.
[1] Колдун — устройство в виде матерчатого рукава яркой расцветки, шарнирно установленного на шесте. Служит для определения силы и направления ветра у земли
Глава 32
Инна
Вечером у нас спектакля не было, и мы смогли спокойно, без обычного пожара, подготовиться к утреннему представлению. Куклы, костюмы, реквизит — после дороги все требовало тщательной проверки.
Вольский драматический театр относился к разряду колхозных, и в этом определении не было ничего уничижительного. В тридцатые годы в небольших городках открылось множество таких театриков, которые ездили со спектаклями по колхозам и совхозам. Многие потом закрылись, а некоторые прочно встали на ноги. Вольский был именно таким. Труппа ставила по десятку новых спектаклей в год, разъезжала с гастролями не только по Саратовской области, но и по соседним, участвовала во всевозможных фестивалях. Да и само здание оказалось очень приятным — уютное, камерное. Я любила такие театры — для кукольного то что надо.
Вечером наши отправились в ресторан, звали меня, но я предпочла прогуляться по центру, благо дождь прекратился. Городок был таким же уютным, как и театр. Провинциальный, уездный — словно застрял в девятнадцатом веке. Прогуливаясь вдоль колоннады Гостиного ряда, запросто можно было представить дам в ампирных платьях или кринолинах, бравых гусар, важных купцов в поддевках.
В легких ботинках замерзли ноги, и я зашла в кафе — перехватить чего-нибудь и погреться. Чем-то оно напомнило «Евразию» на набережной Макарова, где мы встретились с Эрой через неделю после того самого ее дня рождения. Кажется, это был последний раз, когда мы разговаривали как две подруги. Отдаляться начали уже после школы, но с того момента все пошло намного быстрее.
— Я хотела с ним порвать, — Эра пристально разглядывала намотанный на палочки ком удона. — Даже не из-за шлюхи. Люди много чего говорят в запале, а потом жалеют. Зная его, могу предположить, что он пожалел раньше, чем договорил. Не в этом дело.
— А в чем?
Всю неделю я чувствовала себя премерзко. То жалела, что не спрятала карточку, то говорила себе, что поступила правильно. А еще почему-то казалось, будто и Эра, и Водолей догадались о том, что я сделала. Хотя как они могли догадаться? Наконец не выдержала и написала ей: «Как ты?»
«Приходи в Евру в семь. Сможешь?», — ответила она.
Когда Эра сказала, что они с Водолеем «вроде помирились», я даже не знала, как отреагировать. Баблуза любила словечко «амбивалентно», которое как раз очень подходило. С одной стороны, они остались вместе, и это гасило мое иррациональное чувство вины. Но тут же вызывало досаду: значит, Водолей и дальше будет терпеть холодность Эры и ее чудесные вечера с другими мужчинами?
Так, Инна, не твое дело, сказала я себе. Если терпит — значит, хочет терпеть.
— В том, что подумала: эра Водолея закончилась.
Удон свалился в тарелку, и она снова начала накручивать его на палочки. Есть ими не умела, но взять вилку не позволяло самолюбие.
Когда в десятом одноклассники поняли, что Эра с Водолеем вместе, пошла волна глупых шуточек, обыгрывающих это выражение. Даже самопальный анекдот ходил. Вроде как приходит Водолеев к родителям Ясинской просить ее руки, а те спрашивают: «Молодой человек, а кто у вас был до нашей Эры?» И ее слова сейчас тоже звучали двухслойно: и ему она больше не принадлежит, и для нее время, проведенное с ним, закончилось. То есть Эра так подумала — но?..
— Но все-таки простила? — подтолкнула я.
— Не знаю, Ин, — она бросила палочки и обхватила голову руками. — Иногда мне с ним бывает очень плохо. Но и без него — тоже. После этой шлюхи прямо облегчение такое было. Добби свободен! А потом он пришел, просил прощения, я его выставила. Всю неделю звонил, приходил, мама не пускала. Я ее предупредила, что меня для него нет. Вчера около института ждал. Я не знаю. Может, это привычка. Но поняла, что без него мне хуже, чем с ним.
И снова я не знала, что сказать. Звучало абсурдно, но где-то я могла понять, поскольку и сама встречалась с Лешкой дольше, чем стоило. Мне с ним было хорошо и спокойно, и все же не настолько, чтобы эти отношения переросли во что-то серьезное. Тянуть их не хотелось, однако разрыв дался нелегко.
— А Константин? — спросила осторожно.
— А что Константин? — с горечью усмехнулась Эра. — Я ему нравлюсь. Он мне тоже. Но не настолько, чтобы променять Андрея на него. К тому же он уехал из Питера. Совсем.
— А если б не уехал?
— Я не знаю! — ее глаза заблестели от набежавших слез. — Уехал — и хорошо. Меньше всего хотелось выбирать между ними.
И снова меня разрывало пополам. Я сидела, смотрела на нее, слушала, и было страшно ее жаль. Но как только вышла на набережную, чаша весов качнулась в другую сторону. И, казалось бы, что мне Водолей? Он выбрал свою пытку. А Эра… может, и не заметила, как сама себе противоречила. Сначала сказала, что Константин ей нравится не настолько, чтобы променять Водолея на него, и тут же — что меньше всего хотела бы выбирать между ними.
Да пропадите вы оба пропадом, махнула рукой какая-то часть меня. Вы друг друга стоите.
На следующий день на хореографии Макс, объясняя, что я делаю не так, шепнул на ухо: «Может, сходим сегодня куда-нибудь?»
Ему исполнилось двадцать семь, после окончания Вагановки танцевал в Александринке[1], но дальше корифея[2] не продвинулся. Ушел в эстрадный балет, а у нас преподавал хореографию тем, для кого она считалась вспомогательной дисциплиной.
Девушки умирали по нему пачками, от первокурсниц до выпускниц. Репутация у Макса была отвратительная, но я ни на что и не рассчитывала. Идеально сложенный кареглазый блондин, он был красив, как античный бог, и так же богически хорош в постели. К тому же с ним было легко, и меня это вполне устраивало. Словно получила волшебный подарок после Володьки, напротив, слишком сложного и мрачного.
И все бы ничего, но Максу вздумалось на мне жениться. И я даже чуть не согласилась, но вовремя сообразила, что легковесный, как мотылек, человек-праздник хорош в качестве любовника, но не мужа.
О своем решении я не пожалела ни разу.
[1] Александринка — Национальный драматический театр России (Александринский театр) в Санкт-Петербурге
[2] Корифей — ведущий танцовщик кордебалета
Глава 33
Андрей
Холодная капля упала на руку, за ней вторая, третья — тучи все-таки лопнули, как только стемнело. Пока Андрей дошел до дома, промок до нитки: зонтик остался в машине.
Уже стоя под душем, таким горячим, какой едва мог терпеть, он поймал себя на том, что улыбается. Нет, не радостно, конечно, откуда там радость, но… спокойно-устало, как-то так.
Когда-то давным-давно, еще и в школу не ходил, а родители не развелись, каждое лето его отправляли на дачу с бабушкой Ниной, матерью отца. Поселок со смешным названием Осельки, старый дом, даже в июне пахнущий яблоками. Рядом лес и озеро. И целая стайка детей по соседству — ровесников и чуть постарше. Дом сгорел в конце девяностых, участок отец продал, но воспоминания о летней дачной вольнице остались ярким пятном, символом беззаботного детства.
Вообще дошкольная жизнь залегла в память именно расплывчатым пятном — за исключением нескольких моментов, отчетливых до мелочей, вплоть до запахов, вкуса на языке и боли от ссадин на коленке. И тот, который всплыл сейчас из глубин, как Левиафан, был именно таким.
