Малявка протестующе захныкала, попробовала двигаться сама, рванулась рукой к клитору, пытаясь помочь себе пальчиками, но Кот перехватил, прижал запястья над головой, другой рукой легко шлепнул по щеке, чтоб пришла в себя и открыла глаза, навалился. Повторил вопрос, жадно отслеживая реакцию, изменения во взгляде.
Кет облизнула губы, заставляя Князя экстренно мобилизовать остатки злости и гордости, и не довершить начатое так, как ей хотелось. Но глаз так и не открыла, развратная малолетка, его, бл*, персональный ад на земле. Только голову чуть запрокинула, открывая беззащитное горло, подставляясь под укус.
И Князь не выдержал все-таки, набросился опять, обрушился на нее, целуя, облизывая, кусая. И толкнулся, так, что тонкие ножки в розовых носочках, которые девчонка так и не успела снять, заброшенные на плечи, беспомощно дернулись. Ухватился за лодыжки, приподнимаясь, и задал совсем уже бешеный, болезненно-грубый темп, выбивая стоны боли и удовольствия из своей любовницы.
Потом, сука, потом он ее допросит с пристрастием. Вот только кончит.
Князь очень надеялся, что он реально сможет взять себя в руки и выяснить все вопросы. Пока что это никак не удавалось.
За два часа, прошедшие с тех пор, как он, сорвавшись в лифте, приволок девчонку к себе, поговорить им нихера не удалось. Ну не мог он с ней разговаривать! Физически не мог! Только глаза поднимал - и все, сразу хватал и трахал. Как животное. Как-будто бабы несколько лет не видел.
А она отдавалась. С нежностью. Готовностью. Радостью.
И злой ведь был, и грубый, и жестокий!
И брал, не спрашивая.
Другая бы с воем уже убежала, если б удалось на ноги встать после такого марафона. А эта только ластилась, целовала, мурлыкала. Как кошка. И никак не удавалось поговорить. Никак.
А мысли в голове бродили. И мучили. И заставляли поступать жестко.
Вот только кайф от их секса перекрывал все.
Князь, оказывается, охренительно соскучился, невозможно истосковался и был просто не в состоянии даже из рук девчонку выпустить.
И в итоге, так и заснул с ней в обнимку, сжимая настолько сильно, что Кет протестующе пискнула. Но выбраться даже не попыталась, обняла, уткнулась в грудь, муркнула что-то неразборчиво-ласково и вырубилась от усталости.
Проснулся Князь уже поздно вечером, отлично выспавшимся и впервые за последние три дня в хорошем настроении. Девчонка спала, свернувшись калачиком у него под боком, миниатюрная и хрупкая, как японская гейша. Он наклонился и задумчиво лизнул фарфоровое, в небольшой россыпи веснушек, плечико.
Вкусно.
Засопел, и, чувствуя себя мамонтом рядом с олененком, аккуратно развернул ее к себе, провел по груди, сжал, опустился ниже, залез пальцами между ножек.
Кайф какой. Горячо. Обжигающе просто.
Уже опять не думая, навалился, раздвигая ножки, нашептывая что-то ласковое, успокаивающее.
А Кет, сонно застонав, мягко обняла, притянула к себе, бормотнула во сне:
- Котик… Люблю тебя…
И Василий замер, осознавая услышанное. В любви ему и раньше признавались. Бабы, особенно во время секса, очень разговорчивыми бывают. Но здесь чувствовалось другое. То, без чего невозможно было представить себе Кет. Нежность и искренность.
Любовь.
Князь, не в силах устоять, не в силах противиться, начал целовать губы, щеки, шейку малышки, жадно вдыхая ее, такой чистый и томный со сна запах, возбуждаясь еще сильнее, но не зверея, как до этого, а натурально сходя с ума от нежности, внезапно проснувшейся по отношению к ней.
Кет привычно закинула руки на его плечи, раскрыла шире ноги, словно приглашая, изогнулась в пояснице. И открыла глаза как раз в тот момент, когда Князь одним плавным движением вошел в нее. Глядя в лицо внимательно и жадно.
Девушка ахнула, выгнулась еще сильнее, и Князь уплыл, покачивая ее на мягких волнах, накатывающих, сильных и плавных.
И это было настолько правильно, настолько нужно ему, им обоим сейчас, что даже к финалу они пришли практически одновременно, сплетясь руками и ногами в нечто цельное.
И в этот момент Князь понял, что спрашивать ее он не будет. Ни о чем. Потому что это все реально неважно. Потому что это все так далеко, так не про них, что даже смешно.
Потому что она - его. И этого ничто не изменит.
А позднее, уже глубокой ночью, сидя на кухне за чаем, Кет сама рассказала ему, как по глупости поехала на турбазу, оказавшуюся загородным клубом.
И что те фотографии, что выложили в паблике, были единственными, на которых она улыбалась, потому что чувствовала себя неловко, и расслабиться получилось только после кальяна.
Что домой она уехала одной из первых.
А ему не рассказала, потому что просто не придала значения этому. Чего рассказывать, обычная студенческая вечеринка. Ну, может, уровнем повыше, Сашкин папа, как и родители многих ее однокурсников, был человеком очень не бедным, и порадовал сына на день рождения по полной.
Князь смотрел на свою малышку, на ее тонкие пальчики, сжимающие чашку, на нежные искусанные губки, на ясные солнечные глаза.
И чувствовал, как отпускает.
И верил.
15
Кет вышла из здания колледжа, добрела до ближайшего сквера, села на лавочку и только тогда наконец-то выдохнула.
Сессия закончилась. Итоговая сессия за последний курс. Теперь три месяца летнего отдыха. Или не отдыха. Кет досадливо поморщилась. Все-таки пока она не готова была даже думать о предложении профессора. Он дал ей срок до начала июня. Время заканчивалось, а решение не приходило.
Сложно что-то решать, когда возможности даже остановиться, подумать нет.
Вторая половина мая была просто сумасшедшей. Подготовка к экзаменам, сессия, чистка хвостов, бесконечная беготня.
День расписан по минутам.
А Кот, у которого закончилось майское усиление, занимал практически все ее ночи. И тоже выдохнуть не давал.
Кет едва урвала час, чтоб в женскую консультацию сгонять. Пожилая врачиха молча прописала противозачаточные и отправила восвояси. Без напутственного слова, слава богу, зря Кет тряслась. Да и кресло тоже не страшным оказалось. Неприятно, конечно, но ничего такого.
