Зато теперь можно не бояться случайного залета, а то Кет прямо испереживалась вся.
Беременность в двадцать лет в ее планы не входила, но Коту, судя по всему, на ее мысли о дальнейшей жизни было плевать. Он все чаще заговаривал о том, чтоб съехаться, пару раз обмолвился, вроде шуткой, про день свадьбы.
Кет пугалась. Сильно.
С одной стороны, она буквально таяла от счастья и осознания, что он настолько серьезно к ней относится, что не хочет отпускать, что… Любит, значит! Хоть и не говорит! Но раз планы строит, раз разговоры о дальнейшей жизни заводит, значит… Значит, все не просто так! Не просто она для него кукла постельная! Малолетка глупая. Значит, хочет с ней быть и дальше!
И это осознание делало ее невозможно счастливой.
Но с другой стороны, Кет серьезно пугалась будущего. Ей казалось, что все происходит помимо ее воли, что она не принимает никакого участия в своей судьбе. Все ее планы, все ее намерения о дальнейшей учебе, о другой жизни, все это разрушалось под давлением обстоятельств.
Жизнь с Котом была прогнозируема и понятна.
Они женятся, живут вместе, рожают детей. Он служит, ездит в командировки, теперь, как женатый человек, не на полгода, а на три месяца. А она ждет.
Кет видела, что Василию даже в голову не приходит другое развитие событий. Собственно, он и не интересовался никогда ее мнением. Обычно просто ставил перед фактом.
Во многих, да, практически во всех вещах ее Кот был невозможным собственником, эгоистом, считающим свое мнение окончательным и верным.
Это не значило, что он не слышал ее, не относился к ней серьезно.
Просто все, что считал значимым, Василий решал самостоятельно, по праву того, что он мужчина. Что он старше и опытнее.
И очень часто Кет это дико нравилось.
Спрятаться за широкой крепкой спиной, знать, что у нее есть защита, что за нее все всегда решат, возьмут ответственность… Выросшая без отца, Кет просто кайфовала от этих незнакомых ощущений.
И, пожалуй, была готова пожертвовать ради этого, ради своего любимого, эфемерными планами на будущее. Зачем ей какой-то мифический журавль, когда здесь, рядом с ней есть ее большой и сильный Кот?
Чем больше она думала об этом, тем больше убеждалась, что все правильно делает.
Профессор еще несколько раз разговаривал с ней, убеждал, объяснял. Спрашивал, в чем загвоздка. Не давил, но настаивал. Давал понять, что такого шанса у нее больше не будет.
Кет кивала, соглашалась.
Но с места не двигалась.
Приходила с занятий домой, вымотанная до невозможности, маму практически не видела, та стала часто брать дополнительные смены на работе, хотя за учебу было заплачено, и больших вложений, ради которых стоило так убиваться, вроде не предвиделось.
Кот ловил ее прямо в подъезде, затаскивал к себе, чтоб поцеловать, жадно и распутно до невозможности, так, что ноги сразу подгибались.
Кет надо было домой.
Уроки, подготовка к экзаменам…
Но она оставалась с Котом. Потому что оторваться друг от друга они уже не могли.
Если мама была на смене в ночь, Кет спала у Василия. И ни о какой подготовке к урокам речи, конечно же, не шло.
Кет пыталась возражать, говорить про сессию, но Кот относился к ее учебе несерьёзно.
И очень эффективно и сладко отвлекал от занятий.
В такое моменты Кет чувствовала себя совершенной дурочкой, мышкой, что идет за дудочкой мышелова, ничего не соображая, прямо в воду, на глубину.
Кет тонула в этих отношениях, без надежды выплыть.
- Ну че, как экзамен? - голос, знакомый до тошноты, прозвучал неожиданно. Кет так задумалась, что не заметила неприятного соседства.
Она не повернулась, сделала движение, чтоб встать, но крепкая рука ухватила за запястье, силой усадила обратно.
Кет только вздохнула.
Вот еще одна проблема, которую надо решать. Скот Орешников, что стал совершенно невыносимым и настойчивым.
Особенно активизировался с того самого утра, когда она проснулась с ним в одной постели.
- Отвали.
Привычный посыл, как всегда, не сработал. Может, поменять мантру? Может, его как-то поэкзотичней посылать? Чтоб удивился и отвял?
- Да ладно, расслабься, - парень откинулся на спинку скамейки, силой приобнял Кет за плечи, увлекая за собой, - глянь, какая погода. Лето, бл*. Птички-бабочки… Поехали, что ли, на речку, а? Или погуляем в центре?
Кет упрямо барахталась в его лапах, стараясь выбраться, не отвечая. Она прекрасно знала, что ее слова ему не требуются. Так, говорит чего-то, болтает, глумится. Издевается.
Смелый стал.
- Подождет тебя твой бугай, не облезет, - Орешников внезапно сильно схватил ее уже двумя руками за плечи, сжал до боли, серьезно и зло заглянул в глаза, - а то, может, рассказать ему, как ты со мной спала, а?
- Вперед, - прошипела Кет, - я потом то, что от тебя останется, в совочек смету.
- А от тебя что останется, а? - Орешников оскалился, злобно и тоскливо, - думаешь, не тронет тебя?
- Он мне верит! Я с тобой не спала!
- Да? А если я фотки покажу?
- Давай! Мне плевать! Надоел!
Кет, наконец, вырвалась, сильно толкнула Орешникова в грудь, и побежала по скверу.
Скот, какой скот все-таки!
Нашел, чем шантажировать!
Но Кет ни в чем не виновата! Разве что, только в том, что, как обычно, была на редкость глупа и неосторожна.
И труслива.
Но, расскажи она полмесяца назад, где на самом деле провела ночь после того проклятого клуба, Кот бы точно ее прикончил. Он и так с трудом сдерживался.
Это она потом уже поняла, когда вспоминала, анализировала его поведение. Когда поняла, почему он был так груб. Почему так смотрел, точно одновременно убить хотел и оттрахать. И хорошо, что ко второму варианту склонился. Ей даже понравилось. Вот только правду, какой бы она ни была невинной, не расскажешь
