вдруг проводит мокрыми пальцами по тем местам, которые бил. И снова шлепок и мой вскрик.
– Вообще-то, Ольга. Мы на рабочем месте, – Господи, прекрати. – Так что придется Вам быть немного потише. Зубами зажми.
Он втыкает мне между зубов ремень, и теперь на каждый его удар ладонью я мычу. Но теперь он чередует их с поглаживаниями половых дико мокрых губ, и внутри живота закручивается спираль, готовая вот-вот порваться. Он снова и снова мучает меня. То шлепает, то клитора касается, пока я не начинаю мелко дрожать, предчувствуя оргазм века. Зажмуриваюсь, понимая, что больше не выдержу. И словно понимая это, Игнат касается клитора и принимается его тереть. Сильно, жёстко, отчаянно. Я сжимаю между зубами ремень, реву в него, ошарашенная силой пронзившего меня удовольствия.
Спазм никак не отпускает, даже когда Игнат убирает пальцы и принанимается растягивать мои ягодицы в разные стороны.
Боже. Прекрати. Стыд прокатывается по телу ледяной коркой только при мысли, что он может смотреть прямо туда.
– Какая же ты мокрая, – хрипит он и на диван меня укладывает. Спиной, тут же широко раздвинув ноги.
Закрываю глаза, не в силах смотреть на то, как он осматривает мое полуобнаженное тело, как скользит пальцами по бедрам, как большими задевает раскрытые словно для него губки.
– На меня смотри, дрянь, – злится все еще. И это видно по глазам, по напряженным скулам. Ремню, который все еще в его руках. Вместе с ним он расстёгивает ширинку. Я знаю, что там, я уже это видела. Трогала. Но черт, почему-то именно в этот момент хочется зажмуриться, потому что именно сегодня все не так, как я фантазировала. Потому что его член, как копье правосудия, направлен прямо в меня.
– Наверное, тебе очень хочется, чтобы я был с тобой понежнее.
Очень. Очень, Игнат, но все, что он хочет сделать, я заслужила.
Все, что я могу – это принять боль, которую он хочет мне причинить, потому что я причинила боль ему.
Отрицательно качаю головой.
– Нет, Игнат. Не хочу.
Он удивленно вскидывает бровь, шумно выдыхает, пока я уже смелее смотрю ему в глаза.
Кто я для него? Просто дрянь, которую нужно проучить? Или девушка, которая его предала?
– Сделай мне больно, но не гони. Пожалуйста, – по щеке стекает слеза, а скулы Игната только сильнее напрягаются.
Он выпускает воздух шумной струей сквозь тесно стиснутые зубы, а я понимаю, что прелюдия закончилась. Хочу рвануть в сторону, чисто на инстинктах, но он не дает мне, ремнем талию больно перехватывает. Закрепляет и продолжает беситься. Резко разворачивает меня спиной к себе, еще раз бьет по заднице, дергает за волосы и обхватывает ремень, словно узду на лошади. И только причинив мне боль, шипит в шею.
– Да куда уж я отпущу тебя, буду пользовать, пока не надоест. И тебе надо будет очень постараться, чтобы ты мне не надоела, – его член уже елозит по складкам, легонько проникает внутрь. – Помнишь оргазм, который ты чувствовала пару мгновений назад?
Как не помнить. Это только и держит меня на плаву. Мечта, что Игнат успокоится и снова сделает мне приятно. Глупо. Даже оргазм был четко выверенной пыткой.
– Так вот запомни: теперь это твоя зарплата и только от тебя зависит, как часто ты будешь ее получать.
Он вдруг делает рывок и начинает словно перчатку натягивать меня на себя, пронзая. Грубо. Бесцеремонно. До тех пор, пока не упирается в преграду.
Я кусаю в кровь губу, обнимая себя руками. Вою, предчувствуя боль, которая пугает до коликов, но выдыхаю. Все правильно. Все так, как должно быть.
Резкий рывок, и я хочу дернуться вперед, хочу обнять спинку дивана и вцепиться в нее зубами, пока внутри режет и жжёт. Но Игнат не дает, шумно дышит, к себе прижимает, почти рычит.
– А ведь все могло быть по-другому, – шипит он мне на ухо, давит на поясницу, только сильнее меня прогибая, причиняя боль и дискомфорт, но я лишь в спинку дивана вцепляюсь ногтями и терплю, терплю.
Он начинает двигаться, медленно, но недолго. В какой-то момент, словно теряет связь с реальностью и просто ускоряет скорость толчков. Режет внутри очень сильно, но с каждым толчком эти ощущения становятся лишь белым шумом, на фоне которого рождаются другие. Сильные, яркие, невыносимо прекрасные. Я принадлежу ему. Вся, без остатка.
В тот момент, когда меня раздели догола и угрожали изнасиловать, я думала только о том, что жалею, что не отдалась Игнату в ту ночь. Что не он станет первым.
Как же хорошо, что он во мне, как же хорошо, что именно он стал первым. И даже боль становится почти приятной, а его крепкие объятия буквально заставляют выть от удовольствия. Как в коконе, в котором хорошо и безопасно. Наказание? Да для меня лучшая награда – быть с ним. И мечтать о свадьбе теперь глупо и бессмысленно, я просто буду рядом столько, сколько он этого захочет.
Игнат кончает резко, прямо мне на спину, держа меня еще несколько мгновений в руках. А потом вдруг отталкивает и идет к себе.
Я лежу на диване, слушая шум воды в душе, а внутри копится обида. Неужели ничего не скажет. Я ведь с ним. Он меня… Он меня даже не поцеловал…
– Чего разлеглась? Вставай и одевайся. Сегодня народу дохрена, пойдешь работать вниз.
– Вниз? – мне кажется, я ослышалась. Поднимаю взгляд и понимаю, что не шутит. Напротив, еще более зол, чем раньше.
– А ты что думала, ноги раздвинула – можешь теперь не работать. Тебе придется очень много отрабатывать. И за столами, и под моим столом, – я сглатываю, так надеясь, что сейчас проснусь, и Игнат снова будет усмехаться и шутить, а не обижать меня. – Оля, живее.
– А в душ? – я готова, но мне надо хотя бы помыться. – Игнат, у меня кровь и на спине.
– На жалость мне только не дави, – подходит он ко мне и резко ставит на ноги. Берет салфетки влажные и разворачивает меня к себе спиной. Нагибает.
– Давай я сама.
– Рот закрой. Сильнее наклонись. Руки на пол поставь. Вот так, – поглаживает он мою промежность. Черт.
Он принимается сам стирать стекающую по ногам влагу. Делает это резко, почти болезненно, потом со спины. Грубо, резко. До слез обидно, но я молчу.
– Все, теперь ты можешь одеться?
– Могу, – киваю я. – Я все могу.
– Только не рассчитывай, что твоя узкая пизденка заставит меня передумать и облегчить тебе жизнь. В ней совершенно
