вдыхает запах моих волос и быстро отстраняется. — Иди! Пока я в состоянии себя контролировать! Жду на парковке через пять минут!
— Через пятнадцать, — уточняю из вредности.
— Аня-я…
— Ладно, через десять. Я же тебе не новобранец — одеваться, пока спичка горит, — выскакиваю из кабинета, пока он мне ещё что-нибудь не сказал или снова не схватил в охапку.
Только сворачиваю в основной коридор, как ко мне подлетает Надежда.
— Аннушка!
— Тихо, тихо, Надь, всё в порядке, — успокаивающе приобнимаю старшую медсестру.
— Да какой в порядке?! Это же надо! А если бы этот придурок выстрелил?!
— Не выстрелил ведь, — пожимаю плечами, хотя на секунду спину обдаёт холодком.
— Ты куда сейчас? — Надя смотрит сочувственно.
— М-м, Добрынин отпоил меня коньяком и сказал ехать домой, — естественно, подробности того, что произошло между этими двумя событиями, я опускаю.
— Ну и отлично, и правильно! Езжай! Только как же ты, если коньяк…
— Такси вызову, не проблема, — киваю подруге.
— Надежда Константиновна, — к нам подходит одна из медсестёр, — там вас зовут.
— Иду, — старшая кивает и просит меня: — Напиши, как доберёшься!
— Хорошо, — улыбаюсь, — не переживай, всё в порядке.
Быстро спускаюсь в раздевалку, торопливо меняю хирургический костюм на водолазку и джинсы и уже на ходу накидываю и застёгиваю куртку.
На парковку я практически выбегаю, и меня ловят сразу у выхода.
— Восемнадцать минут, — шепчет на ухо Никита, — я уже думал, с ума сойду.
— Ну, знаете! — начинаю возмущённо, но мне тут же закрывают рот поцелуем.
— Не злись, — меня отпускают, когда я уже ничего не соображаю. — Я так долго этого хотел, что каждая лишняя минута тянется как час.
Чёрт, откуда в суровом и вечно сердитом хирурге столько романтики? И где он её прятал до сегодняшнего дня? Улыбаюсь про себя, садясь в машину.
Дороги более-менее свободны, так что уже через полчаса Никита паркуется недалеко от моего подъезда. Отстёгивает ремень, тянется ко мне и целует, медленно, тягуче, так, что я начинаю задыхаться. Отстраняется и смотрит внимательно.
— Пригласишь зайти?
На лифте мы поднимаемся, держась за руки. Никита слегка поглаживает мне тыльную сторону ладони большим пальцем, и даже от такой ласки у меня бегут мурашки, а волоски встают дыбом.
— Кстати, — торможу перед дверью, уже достав ключи, поворачиваюсь к мужчине, — а у тебя аллергии нет?
— У меня — нет, — он подозрительно прищуривается. — А у кого была?
— Эм-м, — я судорожно соображаю, потому что не хочу напоминать ему про Полкана. О, вспомнила!
— Сестра моей близкой подруги сильный аллергик, — говорю быстро.
— Сестра подруги, значит, — похоже, я его не успокоила.
— Да, ты помнишь Мари, она у нас с огнестрельным лежала, — киваю и, наконец, втискиваю ключ в замок, — и сестру её младшую тоже видел, Алину.
Открываю и вхожу первая, Никита заходит следом, закрывает дверь и тут же, развернувшись, притягивает меня к себе и целует. Захватывает своими губами мои, спускается ниже к подбородку, шее.
— Дай хоть раздеться, — шепчу, хватая ртом воздух.
— Раздеться — это замечательно! Это очень правильно! Я помогу, — стягивает с меня куртку, бросая прямо на пол, молниеносно скидывает свою, и я уже чувствую его руки на коже под водолазкой.
— Ма-а-ау!
Мы замираем и оба медленно поворачиваемся на звук.
В паре метров от нас сидит Дарси и смотрит на Добрынина таким взглядом, что…
— Да, согласен, он абсолютно точно мистер Дарси, — Никита отпускает меня, смотрит на кота с настороженным интересом.
Дарси тем временем подходит ко мне, оборачивается, потеревшись, вокруг моих ног, и садится между мной и Никитой.
— Куда уж доходчивее, — тянет задумчиво мужчина.
— Дарсик просто не привык видеть кого-то рядом со мной, — пожимаю плечами и наклоняюсь погладить кота. — Пойдём хотя бы руки помоем, и я чайник поставлю, а то дома прохладно, отопление ещё не включили.
Прохожу на кухню, набираю воду из фильтра, включаю чайник, но тут меня обнимают сзади, поглаживая живот и спускаясь пальцами под пояс джинсов.
— Не думаю, что мы замёрзнем, — тихо говорит Никита, склонившись к моему уху, и я откидываю голову ему на плечо, — покажешь спальню?
Киваю, потому что не уверена, что голос сейчас меня не подведёт, и прохожу в небольшую комнату, куда я пару лет назад купила широкую двухспальную кровать — мне всегда хотелось простора, чтобы можно было валяться, как захочу, хоть поперёк.
Никита возвращается к прерванным в коридоре поцелуям, сначала нежно, но постепенно нас опять охватывает нетерпение. Он стягивает с меня водолазку, потом тянет вниз молнию на джинсах, спускает их с бёдер, опускается на колени, помогая снять до конца — сам вытаскивает из тугой плотной ткани сначала одну ногу, потом вторую, не давая мне потерять равновесие. Почему-то это заводит меня даже больше, чем всё остальное — эта забота, такая простая и естественная.
Потом уже я расправляюсь с его рубашкой, брюками и не успеваю оглянуться, как мы оказываемся в постели. Правда, спустя несколько минут он останавливается и немного отодвигается.
— Что случилось? — я тяжело дышу.
Никита с опаской косится в угол.
— Аня, он на меня смотрит!
Приподнимаюсь на локтях и вижу мистера Дарси, который сидит в углу и, прищурившись, разглядывает мужчину. Выглядит сцена до того забавно, что я не могу сдержать смеха.
— Смешно тебе? А я себя чувствую, как… как на экзамене по анатомии! — Никита со стоном опускает голову, утыкаясь мне в плечо.
Расхохотавшись окончательно, я отползаю от мужчины и встаю с кровати. Хорошо, что на мне ещё надето бельё, разгуливать перед ним голышом как-то пока некомфортно.
— Дарси, иди сюда, мой хороший! — подхватываю кота на руки и уношу из комнаты.
— Ма-ау? — вопросительно смотрит на меня кот.
— Ну что поделать, если некоторые тут такие стеснительные! — с трудом сдерживаюсь, чтобы опять не рассмеяться. — Иди на кухню, давай. Я тебе даже внеплановый паштет положу!
Достаю коту вкусняшку, выкладываю в миску и, зайдя обратно в спальню, плотно прикрываю за собой дверь. Дарси, конечно, разорётся потом, но, надеюсь, не сразу.
Не успеваю повернуться к кровати, как меня сгребают в охапку.
Никита не обманул, нам совершенно не холодно. Лично мне кажется, что у меня вместо крови по венам и артериям струится самый настоящий огонь. Мужчина нежен и настолько нетороплив, что я в первый раз в жизни вслух умоляю, чтобы он, наконец, вошёл в меня — и когда это случается, чуть не плачу от удовольствия, захлёстывающего с головой.
— Аннушка… моя Аннушка… — он шепчет что-то ещё, но даже своё имя я разбираю с трудом, уносясь куда-то в космос, потому что перед глазами мельтешат самые настоящие звёзды. А
