Она прочла объявление «Свадьба Тромболи и Бэкмена в субботу». Ниже значилось: «Мицва Айзенберга в воскресенье». Кэйт осмотрела помещение. Интерьер зала вполне соответствовал осуществленной мечте Банни Тромболи, но Кэйт он мог присниться только в страшном сне. Декорации, украшения столов, свечи — все в стиле посредственных фотографий, которые Банни вырезала из журналов и хранила с десятилетнего возраста. Все «шавки», кроме Кэйт, делали то же самое. Кэйт глубоко вздохнула. Уж если она и позволяла себе пофантазировать о свадьбе, то основное место в ее фантазиях отводилось жениху, а не столовым приборам.
Невероятная, кричащая расцветка скатертей — комбинация ярко-розового и оранжевого, не приемлемая ни для одежды, ни для мебели, сочеталась с черными приборами и украшениями стола из лакированной кожи с завитушками. И все же было что-то притягательное, спокойное… даже волшебное в этом пустом зале, приготовленном к пиру, но без его участников. Кэйт постояла немного, чтобы поразмышлять об этом. Затем она вспомнила о своей миссии и прошла вперед. Она нашла девятый стол, осмотрела его и переставила таблички так, чтобы в ряду были Эллиот, Кэйт, потом Бина и, наконец, Брайс. Ей нужно было пересадить Бобби и Джонни, мужей Барби и Бев, чтобы все уладить, и через пару минут с этим было покончено. Она вытащила четыре стула для своей компании и прислонила их спинками к столу — весьма несложный способ показать, что места заняты, и таким образом защитить произведенные ею пертурбации от постороннего вмешательства.
Шум вновь прибывавших снаружи становился все громче, двери распахнулись без предупреждения. Гости стали просачиваться внутрь. Кэйт, не желая засветиться в одиночестве посреди зала и превратиться в мишень, наподобие одинокой утки под прицелом охотника, решила выйти на террасу, расположенную за восточной стеной зала. Она могла подождать снаружи, подышать свежим воздухом и насладиться перед битвой одиночеством. Когда ее команда вернется, здесь будет достаточно много людей и шума, чтобы незаметно проскользнуть обратно, найти друзей и пообщаться в пределах необходимой достаточности. Она справлялась на десятках других свадеб, так что сможет справиться и сейчас.
Теперь, на террасе, Кэйт наконец могла подумать. Она была чрезвычайно довольна, что не пригласила Майкла. Ей было бы неловко и даже немного стыдно, хотя стыдиться было и нечего. Туалеты, акценты, громкая речь… словом, вульгарность всего происходящего ее коробила. Она привыкла к этому и любила многих из этих людей, но ей не хотелось оправдываться за них перед Майклом или кем бы то ни было. Однако она не смаковала этот визит в Бруклин, подобно Эллиоту и Брайсу. Для последних это было похоже на посещение парка развлечений сафари. Они наблюдали дикую жизнь с беспристрастностью другого биологического вида.
Кэйт поглядывала в зал. Заполнить его было делом недолгого времени. Здесь Брайс и Эллиот смогут побеседовать с теми, за кем наблюдали в церкви. Как бы то ни было, хотя сама Кэйт смотрела на этих людей как на чужих, ей претила сама мысль о возможности наблюдать за ними с подобной целью, даже если в качестве исследователей выступают Эллиот и Брайс. «Да уж, — подумала она, — идея оставить Майкла в стороне от всего этого была верна, но что бы я делала с Биной без помощи этих парней?»
Она видела, как люди входили, искали свои карты гостей, обнимались и целовались, шли выпить. Даже сквозь стекло она могла слышать, как они рассуждали о цене на каждое блюдо предстоящего обеда, о том, где невеста купила платье, о предполагаемой беременности… и тут Кэйт заметила Эллиота, Брайса и Бину, входивших в зал. Она должна была признать: Бина выглядела в тысячу раз привлекательнее и утонченнее с поразительным макияжем и зачесанными назад волосами — в образе, над которым так долго колдовал Брайс. Кэйт подбежала к двери, решив войти в зал, но обнаружила, что замок за ней захлопнулся. Она попробовала открыть другую дверь, третью. Все были закрыты.
Кэйт попала в ловушку. Она стучала в стекло и безрезультатно пыталась привлечь чье-либо внимание, но в зале было шумно. Она почти слышала, как гостьи постарше громогласно заявляли, что церемония была лучшей из всех, на которых им приходилось когда либо присутствовать, в то время как мужчины перекрикивались друг с другом через весь зал.
В считанные минуты в тихое помещение вторгся хаос, пустота заполнилась мириадами развевавшихся юбок и угрожающе высоких причесок, полностью закрывших поле зрения Кэйт. Она потеряла своих друзей из виду. Кэйт показалось, что она мельком поймала в толпе Брайса и еще какую-то женщину, похожую на Бину, на стороне, противоположной той, где был накрыт их стол, но она не могла быть в этом уверена. Она снова пробежала вдоль череды дверей террасы, стараясь проникнуть внутрь, но все они оставались закрытыми. Что же, ей придется ждать, пока кто-нибудь…
И тут высокий блондин вышел из двери в другом конце террасы. Какая удача!
— Подождите! — закричала Кэйт. — Подождите! Подержите…
Но прежде чем она успела закончить фразу или сдвинуться с места, он отвернулся, и дверь за ним захлопнулась.
— Проклятие! — вырвалось у Кэйт.
Она направилась к захлопнувшейся двери и потянула за ручку, но дверь была заперта. А тем временем парень шагал к увитой плющом стене и осматривался по сторонам. Она не могла не отметить, что это был один из самых красивых мужчин, каких она когда-либо встречала. Его светлые волосы отливали десятком оттенков — чтобы иметь подобные волосы, женщины безуспешно расстаются в салонах с сотнями долларов. Он был, вероятно, чуть выше шести футов ростом, широкоплечий, в отлично сидящем пиджаке, со стройными ногами — словом, сложен на редкость пропорционально. Кэйт предположила, что у него, должно быть, мускулистые, точеные руки — к этой детали она всегда питала слабость. Она едва различала его профиль, но даже издали было видно, что его лицо вовсе не было бледным, как чаще всего бывает у светловолосых. Его кожа была золотистого тона, который… в общем, он весь целиком был золотым — тип, который кажется лишенным всякой субстанции.
И тут он заметил Кэйт и повернулся к ней. Лицом к лицу он был, если это возможно, еще более красивым. К смущению Кэйт, она ощутила, как зарделась ее кожа на груди и шее, но, казалось, он этого не заметил. Он лишь спросил:
— Рискую сказать пошлость: что столь очаровательная девушка делает в таком месте? — Он сделал несколько шагов вперед. — Да вы выглядите расстроенной. Хм, я о настроении, — улыбнулся он. И эта улыбка была сногсшибательна. Его зубы блеснули, мимолетные ямочки проявились на щеках, и притом взгляд его оставался открытым — он не щурился, как большинство людей, когда они улыбаются. Его можно было признать ип canon[9], живым воплощением мужской красоты.
