— А что будет, если он так и не сможет вернуться? В этом случае я останусь руководителем компании.
Арлетта криво улыбнулась.
— Может, и останешься, особенно если выйдешь замуж за человека, которого он тебе подберет, и подаришь ему наследника, которого он ждал все эти пятьдесят лет. Вот в чем он видит твое истинное предназначение, Джесс… Ну и, разумеется, он хотел бы, чтобы ты сохранила «Голубую Чайку» до тех пор, пока его правнук не станет достаточно взрослым. Неужели ты еще не догадалась?
— Но это же смешно! — возразили Джессика, чувствуя, как внутри ее нарастает раздражение. — Дедушка стар и болен, и я нужна ему. Мы все ему нужны, просто он знает, что я лучше всего подхожу для того, чтобы спасти «Голубую Чайку».
— Да, ты нужна ему, это ты верно подметила. Ты нужна ему, чтобы делать вещи, которые он уже не может делать сам. Но, говорю тебе, в ту же минуту, когда твой дед заметит хотя бы намек на то, что у тебя появилось собственное мнение, он и тебя вышвырнет, а твоего ребенка сделает заложником, чтобы через него руководить «Голубой Чайкой». Так обязательно будет, если, конечно, старик проживет достаточно долго.
Джессика посмотрела на мать, на горькие складки в уголках ее губ, на завитые крупными кудряшками волосы, которые выглядели безжизненными и тусклыми из-за слишком частого применения рыжеватой краски. Веки у Арлетты припухли, а белки покраснели, отчего ее когда-то красивые глаза казались тусклыми, и Джессика неожиданно подумала о том, что ее мать незаметно превратилась в неряшливую пожилую женщину.
— Но он же твой отец, — произнесла наконец Джессика. — Неужели ты не испытываешь к нему никаких чувств? Разве тебя не тревожит, что он может скоро умереть?
Арлетта щелкнула замком своей кожаной сумочки, выудила оттуда серебряную зажигалку с монограммой и тонкую коричневую сигарету. Остановившись на дорожке, она долго прикуривала, убирала зажигалку, затягивалась и, только выдохнув дым, наконец заговорила.
— Конечно, меня это волнует, — сказала она. — После его смерти часть акций «Голубой Чайки» будет переписана на мое имя, и я наконец-то стану свободной и независимой.
Судя по тону, которым это было сказано, дело обстояло как раз наоборот. Джессика была почти уверена в этом. Смерть Клода Фрейзера прикончила бы и ее мать. Глупая, циничная бравада была лишь частью позы, представления, которое Арлетта разыгрывала всю свою жизнь, изображая из себя неуправляемую и дерзкую дочь. Тем не менее Джессика не сказала матери того, о чем часто думала. Арлетту никто не удерживал в зависимости и никто ни к чему не принуждал. Просто с самого начала ей следовало отказаться от денег, которые предложил ей старый Фрейзер, и тогда она действительно стала бы свободной. Но Арлетта не смогла так поступить. Вместо этого она оставила дочь на попечении собственного отца, а сама очертя голову бросилась в пучину новых браков — безрассудных и скоропалительных, — словно желая досадить Клоду Фрейзеру или пытаясь что-то ему доказать. Из этого с неизбежностью следовало, что месть отцу была для Арлетты важнее дочери.
— Кстати, о «Голубой Чайке», — заметила Арлетта. — Я была бы весьма признательна, если бы ты нашла способ уговорить деда принять это предложение о продаже нашей компании КМК. Насколько я знаю, большая часть семейного имущества вложена в недвижимость и основные фонды, после выкупа которых каждый из нас получит целую кучу наличных»:
— Не слишком большую, если учесть наши долговые обязательства, — вздохнула Джессика. — Нам предстоит еще вернуть кредит банку. В общем, продажа компании будет нашим последним средством.
— В таком случае, проследи, пожалуйста, чтобы этому средству не было никакой альтернативы. Пока ты у руля, это нетрудно будет сделать, — вкрадчиво сказала Арлетта.
В этих словах так ясно прозвучало предложение, что Джессика невольно вспыхнула и с осуждением посмотрела на мать.
— «Голубая Чайка» — это его жизнь, — сказала она. — Я не могу…
— Все равно, подумай об этом на досуге, может быть, ты еще переменишь мнение. Ну а пока, поскольку ты не хочешь сделать мне одолжение, не дашь ли мне взаймы пару тысчонок?
— Снова перерасход на кредитной карточке? — мрачно предположила Джессика.
Арлетта кивнула и попыталась улыбнуться как можно небрежнее.
— Да я, знаешь ли, как-то не следила за своими тратами. Кроме того, на следующий уик-энд меня пригласили на Ямайку, поэтому некоторый резерв мне не помешает.
— Я бы дала тебе, если бы у меня были деньги, но все, что у меня есть, это моя зарплата. Кроме того, ты же знаешь, что я все еще ремонтирую городской дом.
— Не понимаю, на что он тебе сдался, — пожала плачами Арлетта. — Его давно пора снести.
Подобного замечания следовало ожидать. Арлетта всегда считала, что принадлежащий компании старинный двухэтажный особняк во Французском квартале следует продать, и как можно скорее. Джессика придерживалась иного мнения. Одну из двух квартир на верхнем этаже она уже отремонтировала для себя, и теперь в свободное от работы время занималась тем, что благоустраивала вторую для деда. Дом в Новом Орлеане принадлежал компании вот уже несколько десятилетий, но Клод Фрейзер почти не уделял ему внимания, хотя и начал регулярно пользоваться им, когда после расширения операций компания перебралась из Омбретера в Новый Орлеан.
— Мне нравится считать себя жительницей Французского квартала, — с улыбкой ответила Джессика. — И я люблю ходить на работу вдоль набережной.
— И все равно это не слишком подходящее место для семьи.
Этот аргумент Джессика тоже слышала не в первый раз.
— Поскольку в ближайшее время я все равно не собираюсь заводить семью, для меня это не имеет никакого значения. Но, если тебе действительно нужны деньги, ты можешь попросить деда, чтобы он выплатил тебе вперед часть твоей пенсии.
— Что? Просить на карманные расходы, словно я ребенок? Твоему деду это очень понравится! Нет уж, лучше я никуда не поеду. Если, конечно, ты не дашь мне взаймы…
Джессика недоверчиво покачала головой. Потом она приоткрыла рот, чтобы пообещать Арлетте помощь — она с самого начала знала, что заем неизбежен, — но, прежде чем она успела произнести хоть слово, ее мать круто развернулась и быстро зашагала к дому.
Джессика не стала ее догонять. Она не сомневалась, что разговор о деньгах возобновится раньше, чем зайдет солнце, — опыт прошлых лет научил ее этому. Просто ей казалось, что она должна показать Арлетте, что ее не так легко растрогать.
Медленно идя по дорожке, она дошла почти до самого ее конца, где под большим пекановым деревом стояла железная скамья, спинку и подлокотники которой украшали выкованные из металла виноградные листья. Летом здесь всегда была густая тень, но сейчас солнце свободно проникало сквозь голые ветви и ложилось на траву вокруг.
