Ее настоящее имя — Элена Серачини Витьелло. Первую реалистическую роль она сыграла в картине по роману Сальваторе Ди Джакомо «Ассунта Спина», почти полностью основанной на натурных съемках — на улице, в зале суда, в тюрьме. Именно Ди Джакомо предложил ее на главную роль, ибо, по его убеждению, «в ней, несмотря на греческий профиль, есть подлинный дух Неаполя», недаром она с одиннадцати лет выступала на неаполитанской сцене, откуда и попала прямо на мировой экран.
— Ди Джакомо познакомил меня с генеральным директором парижской кинофирмы «Пате фрер» Лозавио, — рассказывает Франческа Бертини. — Ему как раз нужна была актриса на роль Леоноры в «Трубадуре». Я была совсем девочка, боялась слово сказать, но из всех красавиц, которых ему предлагали, он почему-то выбрал меня. Может, за чрезмерную хрупкость, отличавшую меня от всех, ведь тогда в моде были пышные формы. Так или иначе, фирма одобрила его выбор.
На съемочной площадке она нетерпима, капризна, даже деспотична; ко всем без исключения обращается на «вы»; никогда не пускается в откровенности, но в том, что касается картины, вмешивается во все — и в режиссуру, и в монтаж. Правда, кино начала века не давало большого простора для инициативы: еще не было ни крупного плана, ни наезда, ни прочих технических тонкостей. Но Франческа тем не менее находила, к чему придраться. Сальвадор Дали посвятил ей возвышенные и поистине живописные строки: «…эти руки потерпевшей кораблекрушение в море любви, эта нервная, извивающаяся походка, это гибкое и пламенное тело, скользящее в ночь по длинной беломраморной лестнице…»
Всегда, в любой ситуации, она держится вызывающе и отстраненно. Чтобы остаться неузнанной, она прячет свои колдовские черты под тонкой вуалью. Она разъезжает только в автомобиле и удостаивает своим посещением только самые высокие круги.
Ежедневно она получает сотни писем из Китая, из Штатов, из России, из Японии: картины с ее участием покупают не глядя — достаточно надписи: «В главной роли Франческа Бертини».
Французский историк кино Жорж Садуль назвал ее «звездой в стиле либерти». За первую роль в шутовской комедии она получила восемь лир, а впоследствии по контракту за восемь фильмов в год ей платили два миллиона, и это если учесть, что на таких студиях, как «Чинес», «Цезарь», «Тибер», фильм делался за десять-пятнадцать дней. Франческа в апогее славы, и корпорация «Фокс» предлагает ей контракт в Голливуде на миллион долларов. Но Франческа Бертини умеет сказать «нет».
Денег у нее и без того хватает, а кроме того, она вправе выбирать фильмы по вкусу и диктовать условия. В пять часов, хоть ты тресни, съемки заканчиваются, поскольку Франческа идет пить чай к своим великосветским приятельницам. Она обожает знать («У них так мило!»), недаром первыми ее режиссерами стали граф Бальдассарре Негрони и маркиз Густаво Серена.
Она упивается светскостью и роскошью: ее любимые марки автомобилей «роллс-ройс», «бугатти», «испано-суиза» (лишь в самом начале своей карьеры она ездила на «фиате»); шторки на окнах всегда задернуты: звезду должен окружать ореол таинственности, поэтому никаких контактов с публикой, разве что в исключительных случаях.
Как в жизни, так и в искусстве существует стиль Бертини. В своих воспоминаниях она пишет: «Я всегда сама создавала себе рекламу. И все, начиная от платьев и кончая шляпками, работало на этот образ». Вообще мир ее воспоминаний — это модные рестораны, международные турниры по теннису, званые приемы в посольствах, куда просто невозможно явиться не в туалете от французского модельера (скажем, Жана Пату), за который заплачено не менее ста тысяч франков.
Она везде и всюду на коне, ведь теперь и критика единодушно признала, что Бертини «не просто красавица, но и великолепная актриса».
— Подумаешь, Рита Хейворт сняла черную перчатку, — презрительно усмехается Франческа. — Поглядели бы они на меня…
И действительно, чтобы платье идеально прилегало к телу, она не носила под ним ничего. На продуманную в мельчайших деталях «рекламную кампанию» ушло почти все ее состояние. («Ну и что, богатством надо наслаждаться в молодости!»)
О людях, с которыми она была знакома, у нее сохранились довольно отрывочные и, как правило, нелицеприятные воспоминания. Элеонора Дузе растрогалась, увидев ее в «Федоре»; Рудольф Валентино как был цирюльником, так им и остался, в Италии на него никто и внимания не обратил; Грета Гарбо никуда не годится, просто ее разрекламировали американские фотографы; Лида Борелли, которую осмеливаются называть ее соперницей, снялась от силы в десятке фильмов, а у нее, Франчески, если быть точной, их сто тринадцать.
К телеинтервью она тщательно подготовилась: у нее свой, проверенный гример, сеанс макияжа длится два часа. По такому случаю она заказала себе новое платье, не слишком декольтированное; на плечи небрежно накинута голубая бархатная пелерина. На столике перед зеркалом, у которого она сидит, живые розы, и ее рука нежно перебирает лепестки. Дает распоряжение операторам снимать ее снизу. Держится оживленно, шутит, ни секунды не задумывается над ответами, и в каждом из них чувствуется, как высоко она себя ценит. Время над ней словно бы не властно.
Бертини по-прежнему создает вокруг себя завесу таинственности: никто не знает точно, где она живет. Мне помог ее разыскать портье «Гранд-отеля». Часть года она проводит в Риме, часть — в Женеве.
— Я ни с кем не вижусь, — заявляет она. — Очень немногие могут похвастаться, что знакомы со мной лично.
Как уже говорилось, дата ее рождения — тайна за семью печатями. Прежде она утверждала, что появилась на свет «жаркой летней ночью», теперь остановилась на 6 февраля 1892 года, но не исключены и иные версии.
На что она теперь живет — не имею понятия. Ее сын работает в страховой компании; она швейцарская подданная, поскольку ее бывший муж — швейцарец, Поль Картье (ничего общего со знаменитым ювелиром). Итальянцев она не жалует; мужчины-брюнеты не в ее вкусе.
— Честно говоря, я влюбилась в Поля во многом из-за того, что он иностранец. Итальянцы — большие деспоты, жена для них — рабыня, они считают, что ее место только на кухне и в постели. А вообще-то я могла выйти замуж за кого угодно: от предложений отбоя не было.
Список ее обожателей действительно обширен. К примеру, в нем есть прекрасный писатель Фаусто Мариа Мартини, однако литераторы, за исключением, пожалуй, Хемингуэя, ее как-то не привлекали.
Нежные чувства Гульельмо Маркони также остались без ответа. («Умнейший человек, очень милый, светский, но порой недоступный для моего понимания. Судите сами: гений с мировым именем, а какой-то робкий, неуверенный».)
