— Я включу музыку, не возражаешь? — спокойный и уверенный тон, как обычно. Как же глупо… Получается, случившееся терзает лишь меня.
— Как вам будет угодно… — произнесла настолько язвительно, насколько умела. Зачем вообще что-либо у меня спрашивать? Я ведь не имею права голоса! И понимаю, что выражать по этому поводу какой-либо, даже скрытый протест, не имеет никакого смысла. Ведь так оно и есть, и так должно быть. Ну, так зачем создавать видимость заинтересованности в моём мнение? Вот в чем дело! В том, что сама иллюзия свободы выбора угнетает, когда такого права на самом деле нет! Будь у меня выбор, сидела бы я здесь, с ним? Задумалась… Но ведь, выбор у меня был, хоть ясно и без лишних помыканий, что другого решения я принять не могла.
Классическая мелодия убаюкивает слух, под нее так сложно думать о плохом… Забываюсь, мысленно подпеваю в такт плавно переходящим друг в друга аккордам. На Господина не похоже, он и прежде слушал такую музыку? Или… Композиция выбрана по моим предпочтениям? Поворачиваюсь к нему, и несколько минут в упор смотрю. И взгляд не отводя, и ничего не спрашивая. Все потому, что импульсивно чуть не выпалила мысли вслух, но осеклась в последнее мгновение, когда целенаправленный взгляд был замечен. И вот, секунда неловкости затянулась, не позволяя выйти из тупика. Что-то сказать? Отвернуться? Выбираю второе, и возвращаюсь в прежнее положение, в надежде, что эта слабость не привлекла внимание.
— Что ты хотела сказать? — Чёрт. Даже за рулём Зверь не теряет бдительность.
— Ничего существенного…
— Знаешь, в последнее время я часто слушаю классику. Она здорово отвлекает от того хаотичного дерьма, что сопутствует мою повседневность. А ещё, она напоминает о тебе…
Ну вот, к чему? Зачем такая спонтанная нежность? Хозяин явно не умеет считывать ситуацию! Или предполагается, что несколько трогательных слов растопят остатки льда? Хочу, чтоб он понял, убийство- оставляет слишком глубокий след, его не так просто сгладить!
— А знаете, что мне напоминает о вас? Цвет крови! Потому, если это возможно, не стоит сейчас говорить так, словно ничего не случилось! Это не поможет… Мне не поможет…
В его глазах полыхнула ярость, руки крепче сжали руль. Я понимаю, что играю с огнём, и стоит остановиться. Но… Я ведь сказала правду. Даже если теперь своевольную безродную будут ждать последствия.
Последствий не было. Хозяин какое-то время сжимал ладони так сильно, что через грубую кожу прорисовался отчётливый узор из вен. Злился, но взгляд на меня не перевёл. Смотрел вдаль, на трассу, и тихо ответил.
— Возможно, это удачная ассоциация…
Остаток пути мы молчали. Каждый думал о своем. Я- о той грусти, с которой он произнес последнюю фразу, и о том, что хотелось бы знать, какие же мысли сейчас у него голове.
Не заметила, как в поле зрения появилось знакомое очертание стен приюта… Наконец мы на месте! Интересно, как там девчонки? Что изменилось за последнее время? Автомобиль остановился, и я поспешила покинуть теплый салон, возвращаясь в место, однажды звавшееся домом. Здесь все по-прежнему… Старые, побитые стены, бедная, запущенная улица. Здесь погибла Одиннадцатая…
Вхожу внутрь, следом за Хозяином. Этот запах… Все же, перемены есть! Жуткий запах травяной похлёбки сменился приятным ароматом свежесваренного супа. В коридоре пусто, оглядываюсь по сторонам, и задыхаюсь от собственных воспоминаний. Они ужасны, похожи на кошмарный сон, слишком реальный. От которого никогда не уйти… Люди в этих стенах, не имеющие прав ни на что, даже на саму жизнь, тоже в этом кошмаре. И это делает нас семьёй… Объединенной не кровными узами, а положением, ни на что не оставляющим шанса. Одни двери, вторые… Те же бараки, холодные, серые. Дальше по коридору кабинет управляющего… Внутри все переворачивается, от приступа накатившей тошноты. Как мерзко, от одной памяти об этом человеке. Ненавижу… Надеюсь, он попадет в саму преисподнюю! Там для него самое место!
Сворачиваем в центральный зал. В нем обычно собирали потенциальных покупателей, и демонстрировали сирот, как скот на продажу. За тонкими стенами уже слышны знакомые голоса. На входе нас встречает некий парень, почтительно кивает Господину, и даёт короткий отчёт.
— Здравствуйте. Я собрал девушек здесь, полагая, что необходимо сделать официальное заявление. После сможем обсудить дальнейшие планы по реставрации помещения.
— Хорошо, Андрей. Ты тоже должен присутствовать. То, что будем обсуждать, касается и тебя.
— Конечно. Пройдемте.
— Канарейка, постой пока здесь. Я объявлю о твоём выходе. — так ждала этого момента, а меня просят подождать ещё… От этого испытываю очевидное разочарование, но послушно киваю в ответ.
— Всё нормально. Просто будет правильнее, если о дальнейших планах они изначально услышат от меня. Это позволит им расслабиться, успокоиться. Девушки переживают, не зная, кто их новый владелец. Потом у тебя будет время с ними пообщаться.
Конечно, я понимаю это и сама. Сразу показаться перед сестрами по несчастью- вызовет ещё большее замешательство. Что ж, это возможность и самой услышать о планах Господина на приют. Со стороны.
По обыкновению статная походка, спокойный, сильный взгляд. Он появляется перед толпой напуганных от неведения сирот, ждущих, как ими распорядиться новый хозяин. Надеюсь, я могу на вас рассчитывать…
— Добрый день. Меня зовут Никита Александрович. Три дня назад Валерий любезно переписал документы на моё имя. Приют, и вы все, теперь под моей опекой.
Девушки, ещё секунду назад шептавшиеся между собой, направили взгляды на него. Человека, от которого зависит судьба каждой. Даже отсюда, с бокового прохода, я могу понять чувства каждой из них. Я сама такая же. И этот властный, размеренный тон, подходит под ситуацию как нельзя лучше! Вся сущность мужчины, названного моим Господином, источает надёжность, рассудительность. Полная противоположность предшественнику. Как же мне хочется верить, что он не разочарует их ожидания…
— Насчёт содержания и условий жизни можете не беспокоиться. Я обеспечу приют всем необходимым для вашего комфорта. Об остальном… Думаю, имеет смысл сказать о главном. Не я буду вашим непосредственным владельцем, только на бумаге. Всеми делами безродных, проживающих в этом месте, будет заниматься моё доверенное лицо. Именно она, по факту, является для вас Хозяйкой. Надеюсь, несмотря на её недавнее положение, вы будете осознавать разницу между той, кем она была, и той, кем стала теперь. Помогать ей во всем будет Андрей Романович, с которым вы уже знакомы. И так, встречайте, ваша управляющая!
Вот теперь, мне действительно стало страшно. Как девочки, того же статуса, что и я, воспримут такой поворот?
Неожиданное качество
Никита
Она выходит… Не спеша, растерянно, совершенно иначе, чем на сцену перед выступлением. Видно, как сильно нервничает, перебирает пальцы, ели дышит, даже взгляд боится перевести в зал… Другое дело, реакция самого зала. Девушки, все, как одна, уставились на появившуюся рядом Канарейку с нескрываемым удивлением…эти оторопевшие, широко распахнутые, глаза, приоткрытые рты, полная тишина… Ощущаю необходимость прервать общественный ступор.
— Вы знакомы с Канарейкой. Раньше она была одной из вас. Теперь, по воле обстоятельств, эта девушка принадлежит мне. А я, в свою очередь, доверяю вас ей. Надеюсь на вашу рассудительность. Немного позже вы сможете обсудить все подробности, а сейчас нам нужно оговорить дальнейшие планы. Потому, прошу вас вернуться к своим делам.
— Я не хочу быть собственностью этой твари! — зазвучал дерзкий голос из зала… Всматриваюсь в ряды безродных, пытаясь обнаружить ошалелую борзую. Она же объявила себя сама, поднявшись с места, демонстративно фыркая в нашу сторону.
— Ты. Подойди сюда! — указал ей на свою территорию. Сирота, или нет, но чёртова дрянь должна знать своё место! Никто не смеет оскорблять мою девочку, тем более, на моих глазах… Да и кто позволял высказывать свои недовольства? Канарейка сжала мою руку… Сильно, отчаянно. Обернулся. Цепкий, молящий взгляд малышки безмолвно просил спустить этой бесстрашной фурии опрометчивый поступок. Но, я всё же переспросил…
