— И как ты хочешь поступить? Если оставишь всё, как есть, я не смогу доверить тебе приют. Управление не терпит бесхарактерности.
— Я сама с этим разберусь…
Ну-ну, самому интересно, как она выпутается с такой ситуации. На сцену как-раз поднимается фривольная безродная, и я делаю шаг назад, позволяя Канарейке продемонстрировать свои умения.
— Седьмая, давно не виделись! Может объяснишь, откуда такая агрессия? — голос ровный, мягкий, но уверенный. Девочка обдумывает каждое слово, это видно по сосредоточенному взгляду… Но, вместо того, чтобы дать ответ, короткостриженная дрянь подлетела к Канарейке, яростно зыркнула, и замахнулась открытой ладонью, пытаясь влепить пощёчину… Хорошо, я был рядом, и успел перехватить руку в замахе. Крепко сжал её, до боли. Ощутил, как на лице заиграли желваки, глаза налились кровью, пальцы, как железом, сковали худощавую, болезненно-бледную женскую кисть. И какого-то мгновения не хватило, чтобы окончательно выйти из себя… Но, меня снова остановили. Второй раз за сегодняшний день.
Канарейка мягко коснулась выступивших на руке вен, нежно провела по ним, возвращая меня с цепкой хватки ярости в реальность. Такая дерзкая до теперь девчонка скорчилась, осеклась и присела, опустив перепуганный взгляд. В зале было тихо, никто не решился встревать. Видимо, я проучил единственную бунтовщицу этого приюта…
— Никогда! Слышишь меня? Не смей ни то, чтобы замахиваться на неё, а даже просто неуважительно смотреть! Ты поняла меня? Я пока добр, чрезмерно добр… Но ещё одна такая выходка, и тебя продадут в самый дешёвый бордель на окраине! Думаю, не стоит объяснять, чем это для тебя кончится?
Она зарыдала… С мутных глаз хлынули истеричные потоки слёз. Я отпустил её, и указал Канарейке на своё место, предлагая ей поменяться ролями. Она подошла к рыдающей, обхватившей колени, безродной, и подала ей руку. Но та не приняла помощь, и сама поднялась на ноги.
— Объясни, с чего ты так поступаешь?
— Ты ещё спрашиваешь?! Нет, дело не в том, что такая же безродная, как мы, будет теперь решать наши судьбы… Это меня не особо волнует. Плевать, кто, где, и при каких обстоятельствах, пока мы те, кто есть, нами будут помыкать, как заблагорассудится. Так какая разница? Дело в Одиннадцатой… Где ты была, когда тот подонок её убивал?! Когда он избивал, калечил и насиловал Тринадцатую, а твоя названая сестра вступилась за неё, переняв весь удар на себя?!
Малышка широко распахнула веки, осмысливая каждое услышанное слово… Я не вдавался в подробности, когда объяснял причину смерти её подруги, да и, в любом случае, с моих уст этот рассказ звучал бы более щадящим. А узнать всю правду от, как я понимаю, хорошей знакомой Одиннадцатой… Наверное, это и правда больно. Она поднесла ладони к лицу, прикрыв нижнюю часть, от переносицы до подбородка, и тоже заплакала… Эта Седьмая, судя по всему, не ожидала такой болезненной реакции… Но, тем не менее, не упустила возможность добить до конца.
— Я думала, ты где-то далеко, может пропала, может убили… Но, когда ты явилась здесь, в качестве будущей "Госпожи"… Ненавижу тебя за это! Тогда, намного раньше ты должна была прийти! И спасти девушку, которая до последнего больше всего волновалась лишь о тебе! И, чтоб ты знала, Ублюдок стал пускать в расход девчонок из-за тебя! Он так огорчился, что не имел возможности тебя поиметь, что решил оторваться на остальных! Так что, это, от части, твоя вина!
Канарейка окончательно поникла… Не могла ответить и слова, лишь всхлипывала и дрожала, как осиновый листок. Её пробирало изнутри, сжало, сдавило горло, ограничивая кислород. Достаточно… Подошёл к ней, приобнял за плечи и повел к выходу. Наверное, я не смогу позволить ей заниматься делами приюта. Это всё для неё слишком. С Седьмой поговорю позже. Как бы ни обстояли дела, какой бы моральной травмой она не руководствовалась, но я не прощу слёз своей малышки!
Сейчас отвезу её домой, отпою настойкой мелиссы, и ей станет легче… буду оберегать девочку от всего этого. Только, у самого выхода, Канарейка остановилась. Выдохнула, и глубоко вдохнула. Дрожь отступила… Рукавом свитера она утерла с лица влагу, смешанную с тушью, и легко вывернулась с моих бережных объятий. Повернулась, и ответила ровным взглядом на вызов Седьмой…
— Знаешь, ты можешь думать обо мне, что хочешь. Мне плевать, если думаешь, что моя любимая подруга значила для меня меньше, чем для вас! Главное, я знаю правду… Но! Именно ради меня Господин отобрал у подонка эту непригодную дыру, вместе с вами! Ради меня он устроил похорон Одиннадцатой, и её провели по всем канонам! Ради того, что ты, Седьмая, и все вы, все сироты этого дома, для меня важны! И мне не безразлична ваша жизнь! И да! Мне очень жаль, что я не всесильна, и не могла знать наперед, что произойдёт. Иначе пришла бы раньше… Теперь же я исполню желание своего Хозяина, и возьму под контроль достойное обитание здешних безродных. А если тебя, Седьмая, что-то не устраивает- Никита Александрович не хуже предшественника может устроить сделку о продаже! Надеюсь, я ясно изьяснилась?
Ошарашенный её волей и скрываемым прежде характером, я молча смотрел, на грани восторга, впитывая силу сказанных слов. И не только я удивился… Все девушки посмотрели на малышку иначе! Включая растерянную Седьмую. Возможно, она и правда заставит себя уважать! И пение- не единственное её достоинство!
Канарейка обернулась ко мне, и чуть слышно произнесла, чтобы ее речь достигла лишь меня:
— Ну что, я прошла испытание?
Осколки минувших дней
Канарейка
Будучи опустошенной, мне нужно не подать вид… Если сейчас меня сожрут, не важно, по какой причине, то не понадобятся указания Господина. Я сама осознаю, что слабой и беспомощной нечего делать в роли управляющей! Шок, отчаяние, чувство вины… Весь этот коктейль прячу подальше, и вспоминаю, что здесь некому меня упрекать! Да, сама я не могу ничего…Но, есть человек, делающий ради меня вещи, на которые никто из безродных не способен! Возможно, Седьмая права, возможно, я должна была спохватиться раньше, но даже так — с этих пор я готова искупить свою вину! И плевать, кого что не устраивает, я не позволю загнать себя в тупик!
— Ну что, я прошла испытание? — очень странно, я, вроде как, держусь из последних сил, от ужасающей смерти Одиннадцатой, от слов Седьмой, от места, где меня совсем не ждали, и от вчерашнего зверского поступка Никиты… Но, сейчас, на несколько мгновений, почему-то испытала восторг… Эти взгляды… Эта гордость и восхищение в глазах Хозяина, присмиревшая Седьмая, которой я, кажется, впервые в жизни закрыла рот! Спасибо, Одиннадцатая, ведь это ты дала мне сил… Я знаю, потому-что всегда-всегда за меня заступалась названая сестра. А сейчас, когда ее не стало, она дала мне стойкость духа… На прощание…
Покинули зал. Как только дверь закрылась, и мы остались втроём- я, Господин, и этот парень, Андрей, я обмякла… Силы меня покинули, захотелось прижаться к широкой, твердой спине мужчины, за которой можно укрыться от всего дерьма этого мира. Обнять, и немного поплакать, выплеснуть стресс, может даже легонько шлёпнуть ладонью по плечу, за то, что не рассказал подробностей смерти подруги. Он знал, конечно знал, но решил избавить меня от этой ноши. И я была за это зла, и благодарна… А ещё, в такие моменты приходится осознавать, что эти объятия мне нужны даже без веской причины, а просто потому, что это его тепло, запах сигарет с парфюмом, ласка нежных касаний, и властные цепкие тиски сильных пальцев- неотъемлемая часть моего счастья. Но, я не буду этого делать… Не буду обнимать, сжимать и плакать. Ведь только отдаюсь тёплым чувствам, перед глазами мелькает та его чудовищная улыбка и окровавленные руки… В один момент это и вовсе забывалось, в другой накрывало с головой…
Но он сам делает первый шаг, которого я никак не ожидала! Прямо на глазах Андрея, смущённого столь открытым проявлением желания, меня заключили под замок торопливых, теплых рук, и прижали к крепкому торсу, облокотив щеками об мягкий шелк черной рубашки… Затем Никита обхватил мои волосы, легонько, ласково потянул копну вниз, приподнимая лицо, и прямо в губы прошептал, как умеет шептать только он…
