– Из меня-то дуру не делай, конечно, не говорила, – сестра манерно кривит тонкие губы и брезгливо изучает мою влажную форму, украшенную серебристыми шарами и звездами сцену и надолго задерживается на временно установленном в центре зала шесте. И я не берусь ей объяснять, что это для приглашенных артистов и закрытой вечеринки, на которой нас с подругами не будет. – Потому что, если бы сказала, папа бы давно выволок тебя из этого притона за шкирку.
– Полегче, училка, – выдает Лола, оценив Ларкины некрасивые очки в роговой оправе, и экспрессивно подкатывает рукава свободной кофты с кричащей надписью: «Сделай или сдохни». И я начинаю чувствовать себя героиней фильма, где американские школьницы воюют друг с другом за сферы влияния и дерутся до первой крови на заднем дворе или спортивной площадке.
– А ты что хотела, Ларис? Приступом родственной любви накрыло? Могла просто позвонить, – я осторожно обнимаю Лолу за плечи и шепчу «забей» ей на ухо, рассчитывая погасить конфликт до того, как он разгорится на полную мощь.
– Ты ужин нам обещала. И мы с мамой сидим, как две идиотки, в Никиной пустой квартире битый час.
– Почему как? – ляпаю сдуру, а потом хлопаю себя ладонью по лбу, осознав, что с Филатовым забыла про все. И про традиционные семейные посиделки, и про то, что контрольную Белоусову нужно было сдать еще на прошлой неделе, и про то, что скинуть мерки Шанской надо было вчера. Хорошо, хоть еще помню, как меня зовут. – Твою ж за ногу!
Я начинаю носиться между столами дикой белкой, собираю разбросанные по разным углам вещи и кое-как втискиваю свое липкое от пота тело в бордовое платье тонкой вязки. Не переобуваюсь, на ходу запихивая ботинки на высокой танкетке в спортивную сумку, и взъерошенным ураганом выметаюсь на улицу. И пугаю светловолосого парнишку лет пятнадцати-шестнадцати то ли сногсшибательным появлением, сбивая дверью урну с мусором, то ли горящими, как у ведьмы-Маргариты, глазами. В общем, несостоявшийся курильщик оторопело ойкает и роняет только что зажженную сигарету на землю. Хоть какая-то от меня польза.
– Правильно, я не Минздрав, конечно, но как тебе вообще их продали?
Мой вопрос виснет в воздухе, потому что подросток отчаянно крестится и валит от меня так, что сверкает подошва его модных конверсов. На что я лишь пожимаю плечами и нетерпеливо жду никуда не спешащую сестру, важно вышагивающую по тротуарной плитке.
– Ларка, ты издеваешься? – обреченно всплескиваю руками, готовясь к тому, что мама меня в порошок сотрет. Она терпеть не может непунктуальность, забывчивость и неряшливость. То есть все те качества, воплощением которых я и являюсь.
– Я не собираюсь из-за тебя бежать, а потом весь вечер сидеть с мокрыми подмышками, – по слогам проговаривает сестра и так же неторопливо опускается на кожаное сиденье приехавшего за нами такси.
А у меня в голове мелькает шальная мысль, что неплохо бы познакомить Ларису с Мишей Мельниковым. Вот уж кто бы точно оценил ее отутюженный пиджак без единого залома, собранные в симметричный пучок волосы и начищенные до бесящего блеска ботинки на небольшом квадратном каблуке.
По пути домой я еле успеваю оттереть влажной салфеткой испачкавшиеся кеды и наспех поправить потекший макияж, а еще понимаю, что просто зверски проголодалась и могу убить за сочный стейк средней прожарки. Так что, поднимаясь на наш гостеприимный этаж и минут на пять застряв между восьмым и девятым, я адски мечтаю о вкусном ужине и спокойном вечере. И даже не подозреваю, что первое скоро получу, а вот со вторым случится заминочка.
– Ма-а-ам, а для этого у нас управляющая компания есть, – мы застаем любимую родительницу посреди общего коридора на четвереньках с половой тряпкой в руках, и я боюсь даже, представить, какой порядок она успела навести в моем скромном уютном жилище. Я же теперь ни одну вещь на своем месте не найду!
– Да ну, пока их дождешься, по всему этажу грязь разнесут!
Вот таким неопровержимым аргументом заканчивается спор, работы по наведению чистоты на общедомовой территории продолжаются, а я устало приваливаюсь к стене, с грустью понимая, что вожделенный прием пищи откладывается. И, конечно, в эту секунду срабатывает общеизвестный закон Мерфи, он же закон падающего бутерброда, он же закон мирового свинства. Из двери квартиры напротив появляется сначала голова Агаты Павловны, а потом и она сама, и я зажмуриваюсь, предчувствуя масштаб надвигающейся катастрофы.
– Аленушка, а ты чего в коридоре стоишь? Пошли домой, – эта замечательная женщина мягко меня зовет и намеренно игнорирует косые взгляды, полные любопытства.
– А вы, собственно, кто? – решает вмешаться в беседу Лариса, считая, что без ее ценного мнения и банальных вопросов нам никак не обойтись, а мне до хруста костяшек хочется стукнуть сестру, чтобы в следующий раз держала язык за зубами.
– Филатова Агата Павловна, – царственно кивает моя потенциальная свекровь и, смахнув невидимые пылинки с голубого дизайнерского пиджака, припечатывает: – мать Аленкиного жениха.
– У тебя есть жених?! – давится воздухом от зависти Ларка и смотрит на меня, как на седьмую египетскую казнь, на что я недовольно передергиваю плечами и упрямо молчу, не желая ничего пояснять.
– Дочка, ты беременна?! – с ужасом восклицает мама и даже на какое-то время забывает, что на полу еще остались грязные разводы. Ну, а я крепче стискиваю зубы и думаю, что спустя пару секунд слечу с катушек и поражу всех собравшихся таким невероятным сленгом, что образ воспитанной (немного) девочки рассыплется в пух и прах.
И я уже набираю в легкие воздух, чтобы его хватило на сложившуюся в уме тираду, когда теплые губы нежно касаются моего виска, будя бабочек, мурашки и что там еще положено по списку. Филатов спасает положение, вручая моей маме букет невероятных пионов, за которые я готова продать душу дьяволу, подмигивает превратившейся в мумию Ларисе и уверенно придвигает меня к себе.
– Филатов Иван, жених Алены, – объявляет он так гордо, как будто получил Пулитцеровскую премию, я же прячу лицо у него на груди и плюю на все, позволяя мужчине разбираться в той каше, которую он заварил.
В конце концов, я – девочка, я не хочу ничего решать. Я хочу платье. Вон то изумрудное с пайетками и провокационным разрезом платье.
Глава 25
Иван
Ничего, сир. В семье не без урода — в моей
даже двое... Умудряются портить
все торжественные события...
(с) м/ф «Король Лев».
Вот так мы и стоим: Кнопка, зарывшаяся носом в мою серую толстовку, чуть влажную от промозглой осенней сырости. И я, окруживший нервно сопящую девушку кольцом рук и снисходительно взирающий на пытающихся подобрать челюсти с пола женщин семейства Васильевых. Филатовы, к слову, соображают намного быстрее и с легкостью приспосабливаются к той ж… жизненной ситуации, в которую умудрились угодить.
– Почему мы до сих пор стоим в коридоре, когда на кухне ужин стынет? – естественно, командование этим странным парадом принимает моя невозмутимая мать, широко распахивающая дверь квартиры и приглашающая нас всех внутрь.
– А можно не надо? – жалобно шепчет Аленка, топя меня в умоляющей синеве красивых глаз, и строит такую умилительную мордашку, что с каждой секундой мне становится все труднее ей отказать. – А давай я по-тихому смоюсь, а ты скажешь, что я конспекты в библиотеке забыла?
– И бросишь меня на растерзание трех любопытных женщин, мечтающих вытрясти подробности о нашем знакомстве, совместном быте и планах на дальнейшую жизнь? – я знаю, что играю не честно, вытаскивая припасенный козырь из рукава, и надеюсь на свое природное обаяние и доброе Аленкино сердце.
И часто сбоящая интуиция на этот раз меня не подводит: Кнопка с тихим покорным вздохом отлепляется от моей груди, роняет «я тебе это еще припомню, Филатов» и пристраивается к концу маленькой очереди, образовавшейся на входе.
