Когда же Кирилюка на месте не оказывается, испытываю малодушное облегчение, что токсичный разговор откладывается.
Выхожу на коридор. Медленно перевожу дыхание. Собираюсь с силами, чтобы перезвонить Чарушину. Пялюсь в экран телефона. Даю телу определенные команды. Но руки, будто онемевшие, не слушаются.
– Привет, – раздается совсем рядом.
От неожиданности дергаюсь и роняю телефон. Чарушин перехватывает, не давая ему шмякнуться на плитку.
Замираем друг перед другом. Совсем как год назад, когда он преследовал меня, а я его боялась. Боялась и жаждала его внимания. Любила, несмотря на все те загоны, что во мне взращивали с самого рождения.
От горла до самого низа живота разливается горячее и трескучее покалывание. Достигнув дна, оно совершает какой-то стремительный и вибрирующий разворот. Резво взмывает вверх, вызывая в груди чувственно-щекотное ощущение.
– Я собиралась тебе перезвонить, – спешно оправдываюсь, маяча смартфоном, который Чарушин сразу же мне отдал. Опасаюсь того, что он может решить, будто я не хотела принимать вызов. – А ты как меня нашел? Варя сказала?
Он не отвечает. Смотрит молча. Глаза странные – воспаленные, блестящие и как будто усталые. Не знаю причин такого состояния, но сердце тотчас отзывается. Сжимается до боли, замирает и расходится глухими ударами.
– Едешь со мной? – спрашивает точно, как раньше.
Только интонации сейчас другие. Тогда Артем не таил ничего, а сейчас постоянно подавляет.
Как я могу ему отказать?
– Еду, – соглашаюсь без каких-либо уточнений.
Несколько теряюсь, когда он кивает и, разворачиваясь, направляется к выходу. Да, все еще цепляюсь за прошлое. За то время, когда Чарушин бы одарил меня своей чарующей улыбкой и повел к машине, взяв за руку.
Сейчас я иду сама.
Это мой выбор. Мое признанное желание. Мое откровение, прежде всего перед самой собой.
Я хочу его. Всего его. Больше всего на свете.
20
Размывает берега.
© Артем Чарушин
Пропускаю Дикарку в дом. Сам же замираю на пороге гостиной. Склоняя голову, смотрю из-подо лба вслед. Дыхание учащается и идет на подъем.
Сука, что за хуйня?
Сделал же перерыв. Подлатался. Собрался. Закрылся. Что за чувство опять догнать пытается?
– Ты не против, если я что-нибудь приготовлю? – выдает Лиза неожиданно, едва успев обернуться. – Я голодная. А ты?
Прищуриваюсь.
– Вы же с Варей меньше часа назад в кафехе зависали, – припечатываю достаточно жестко. – Не наелась?
Краснеет. Совсем, как раньше, заводит руки за спину и в волнении сцепляет их в замок – вижу в зеркало. Да и плечи подрагивают. Только наряд совсем не тот, что когда-то. Вместо балахона на дьявольски шикарной Лизе Богдановой яркое короткое платье. Для всех теперь ее красота. Всем доступна.
– Раздевайся, – бросаю грубо, не дожидаясь ее ответа. – У меня мало времени.
Сильно сомневаюсь, что она на самом деле успела проголодаться. Играет? Во что? Зачем? Чего, мать ее, добивается?
– Хорошо, – выдыхает едва слышно. В глазах что-то такое мелькает… Будто молния. Вспарывает мне грудь, прежде чем развернуться спиной. – Поможешь со змейкой? – спрашивает, собирая и перекидывая волосы через плечо.
Сжимаю ладони в кулаки и цепенею. Таращусь, пока в глазах не возникает жжение. Лишь после этого моргаю, шумно вздыхаю и решительно шагаю к Дикарке.
«Какая же она все-таки мелкая…», – проносится в кипящем мозгу первым делом, когда останавливаюсь сзади.
А потом… Вдыхаю ее запах, считываю какие-то особые микрочастицы уникальности – и начинается бомбежка. Маслает одержимое сердце. Качает, послав на хрен инстинкт какого-либо, черт возьми, самосохранения.
Сопли в кулак. Резко стягиваю бегунок молнии вниз.
Моргаю. Моргаю. Моргаю.
С хрипом выдыхаю.
Если так подумать, кажется, что я Дикарку тупо по коже узнать могу. Пялюсь на ее голую спину, сгораю от ебучих эмоций и тащусь. Уже, блядь, тащусь.
Тосковал по ней? Мать вашу, как же я тосковал… Вдохнуть бы… Вдохнуть – не забыть. С трудом натягиваю полные легкие.
Это все еще вписывается в рамки выдуманной мной нормы?
Запускаю ладони под ткань распахнувшегося платья. Собирая гремучие мурашки Богдановой, делаю все, чтобы оно с нее свалилось. Когда это происходит, вместе вздрагиваем.
Лифчик, трусы – туда же, на хрен. Дышу, как загнанная псина. Пофиг.
Касаюсь ее жадно. Сминаю ладонями торчащие сиськи. Сам же за этим через ее плечо наблюдаю. А заодно и за тем, как она реагирует – дышит все громче и дрожит.
– Боишься? – зачем-то спрашиваю я.
Временами охота убедиться, что она со мной не по принуждению.
– Нет, – отвечает незамедлительно.
Выдыхаю с ощутимым довольством. И снова сам себя поймать не могу, когда выдаю:
– Зря. Хочу делать с тобой криповые штуки.
Дикарка вздрагивает и закрывает глаза. На этом все.
А я ведь не вру. Размывает берега. Заносит дальше, чем я сам планировал. Остановиться не могу, когда с ней. Не знаю, что это за больная чухня, но мне необходимо опорочить и пометить собой каждый миллиметр ее тела. На пределе физических возможностей ее брать. Бесконечно. Различными способами. Непрерывно находиться в ее теле. Доводить ее до безумия повторяющимися оргазмами и самому распадаться столько раз, сколько выдержит мой организм. Кончать на нее и в нее.
Никогда прежде такой бескрайней похотью не горел. Даже в начале нашего знакомства. Тогда, конечно, вкусил впервые это зверское желание обладать. Но масштабов таких, как теперь, не было. Сейчас же они самого меня пугают, а Дикарку, как ни выдаю, не отталкивают.
Странно.
С выдохом срываюсь – кусаю ее за загривок. Скользнув руками в обхват, стискиваю едва ли не изо всех сил. Выдаю какой-то рваный и хриплый звук. Лиза чем-то похожим отзывается. Общение, конечно, как у первобытных. Но, блядь, меня уже валит с копыт.
Целую ее в шею. Зализываю, как голодающий. Сходу понимаю, что мало.
Кровь по венам курсирует, словно реактив. Натягивает. Окисляет. Прожигает.
Подрываю Дикарку с пола. Все на тот же стол укладываю.
– Лежи, – приказываю, когда дергается, чтобы изменить положение.
Убедившись, что застывает, быстро выкидываю из карманов презервативы и стаскиваю одежду. Машинально надрачиваю, пока Лиза с неизменным изумлением и не менее сильным любопытством наблюдает. С трудом останавливаюсь, чтобы упаковаться в резину.
– Ты самая красивая, знаешь? – выталкиваю за каким-то чертом из груди.
Блядь.
Завязал ведь подобное говорить.
Срываюсь. Срываюсь. Срываюсь.
Тону в ее глазах. Мать вашу, да весь мой мир в них растворяется. Не только я. Не только… Смотрю на нее и ощущаю, как за грудиной трепыхается это гнусное чувство – счастье.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
– Согни ноги, – подталкиваю их на стол, заставляя упереться пятками в край.
Наклоняюсь, вдыхаю ее аромат и… впиваюсь в розовую мякоть ртом. Лижу ее, хоть и не планировал этого делать. Дикарка то ли пищит, то ли стонет, а я уже не могу оторваться. Растягиваю ее пальцами и жадно вылизываю.
Нежная. Сочная. Трепещущая.
Наркотик мой.
– Торчу… – озвучиваю, потому что рвет крышу без контроля.
– Артем… Я сейчас… Ах… Боже мой…
Ничего толком сделать не успел, а она кончает. Отрываюсь со стоном. Выпрямляясь, вставляю в пульсирующую плоть член. Лиза выгибается и вскрикивает, адски сжимая меня спазмами своего наслаждения.
– Давай, – выдыхаю, обхватывая руками ее ноги и резко насаживая на свой член. – Давай, – вбиваюсь резко и со всей дури.
– У-у-м-р-р-р… М-р-р… – все, что выдает Дикарка.
Трахаю без сбоев. Непрерывно вколачиваюсь. Пока ее не накрывает во второй раз. Только после этого подаюсь на волю, сдергиваю презерватив и со стоном заливаю дрожащий живот и покрасневшую на пике оргазма торчащую грудь густыми потоками спермы.
Каждый вечер, что не виделись, мечтал ее ебать. Но запрещал себе даже дрочить. Последствия накопились. Дорвался, долго мучить буду. Не могу спокойнее.
