- Успокойся, - повысил тон Стингрей. – Сама должна понимать, что не ангел. Мне вот хватило беседы с тобой. Только ты меня не так поняла. Сказала что-то ему вчера?
- Да ничего такого. Пьяный базар какой-то, но я не самоубийца. Надо меньше пить!
Не ожидала – но приятеля Тагира мой ответ удовлетворил. Он скользнул по мне изучающим взглядом.
- Тоже гадаешь, что во мне такого? Тигра тоже вчера затянул песню, что во мне нет ничего, чтобы…
- Чтобы отойти от плана, который мы так долго строили. Чтобы наброситься на тебя, верно?
- Я не давала повода… Я вообще его никак не поощряла.
- А знаешь, иногда надо послать далеко, чтобы у мужика мозги встали набекрень. Видимо, это и проделала? Быстро же ты.
- Да ни при чем я… - произнесла и поняла, что остался горький осадок. Он меня напугал, потому что его вообще не должно было быть, как и чувств к Тагиру. – Вообще ни при чем. Кто такая Марина?
Я смотрела ему прямо в глаза. На ответ не надеялась. Скорее всего, Тагир в пьяном угаре перепутал меня с кем-то из своих шлюшек, вот и все.
Но Стингрей отреагировал иначе. И только укрепил меня в уверенности, что это не просто рандомное имя ничего не значащих связей. У меня была соперница. И там все было ой как серьезно. Я долго пробыла в светской тусовке золотой молодежи, чтобы понимать очевидные вещи.
Мужчина поднял на меня глаза, и под пристальным взглядом я сникла. Даже чай показался горьким.
- А вот этих вопросов не будет. Если. Конечно, хочешь выйти отсюда невредимой. Я ясно выражаюсь?
- Угу, - внутри как будто сноп огня пронесся, выжигая. Такой горькой пустоты не пожелать врагу. – Поняла все. Марина – запретная тема.
«Еще не конец. Что ж, я обязательно найду эту… мадам и расскажу, через что Тагир заставил меня пройти. Надо же, тема запретная! Видимо, все серьезно. Но ничего. Пусть знает, что ее ненаглядный вытворяет с другими девчонками под предлогом какой-то там мести».
Зря я пыталась бежать… и зря я встретила этого Стингрея и еще думала, что мы сможем понять друг друга. Что ж. Это знак свыше – дави в себе чувства к такому уроду, как Тагир. Как бы ни было больно – похитили тебя из-за разборок с отцом, а не по любви. Даже если чувства с его стороны и имели место быть.
- Чего ты так на меня смотришь? Не буду. Я не самоубийца, - выдерживать тяжелый взгляд становилось все труднее.
- Да смотрю и думаю. Нам придется записать обращение к твоему папаше. Только ты выглядишь так, будто на курорт попала. Никуда не годится.
- Могу порыдать, - это действительно было бы несложно после удара под названием «другая женщина». – Скажешь, когда. Можешь кетчупом мне лицо намазать. Да плевать, понятно? Забирайте свой выкуп и дайте мне выбраться отсюда. Все!
- Выкуп? Боюсь, это не то, что Тагир ждет от Белого. Денежного эквивалента не хватит, расплатиться. У него другие планы, и если он тебе суть не изложил, спи спокойно.
- А не могу, - я все же допила чай. – Я имею право знать, что такого сотворил мой отец, что вы сломали жизнь мне! Я никогда не принимала участия в его делах! Я о них вообще не знаю, кроме того, что раньше были тяжелые времена и все бились за власть, как могли. В чем я виновата? Что ношу его фамилию? Что живу на всем готовом? За это насилуют и закрывают в подвале? Нет, Стингрей…
В горле пересохло, но я сглотнула, прервавшись всего лишь на секунду. И вновь подняла на мужчину пылающий гневом взгляд:
- Я знаю, что он твой друг, а я никто… дочь того, кого вы ненавидите, и кто, по твоим словам, довел Тагира до белого каления. Но знаешь, что я скажу? Тагир – отморозок. И слабак. Только слабаки воюют с женщинами, практически с детьми – как ты недавно сказал. За эти пару дней я натерпелась столько, что ни один психолог мне не вернет мозги на место, когда эта полная хрень закончится. Но вам же плевать, верно? Тигра решил поиграть в боевики и еще отплатить мне за то, что был наемным работником. Не рассказывай мне про красивую месть…
- Жену и сына Тагира, - не меняя тон голоса, по слогам проговорил Стингрей, - сожгли заживо прямо в доме. Никто иной, как твой отец. Так он поступил со своим другом, когда ветер переменился. Поэтому радуйся, идиотка, что у тебя есть возможность шевелить своим поганым языком и не получить леща. Потому что если бы со мной такое случилось…
Что? Я опешила, не веря тому, что слышу. А Стингрей махом утратил свое дружелюбие и превратился в обвинителя.
- Если бы это сделали с моей семьей, я бы первым делом этот язык тебе отрезал. Поэтому закрой, мать твою, рот, пока я не разукрасил твое лицо за попытку побега и впредь открывай его только поесть… и отсосать у Тайгера. Я все сказал.
Я не поняла, как вернулась в свою камеру. И каким чудом Стингрей, вмиг утративший свое дружелюбие, не затолкал меня туда тумаками.
Я физически ощущала ненависть, которая окутывала пространство в радиусе моего присутствия. Это все мой длинный язык. Но как я могла знать, что бью по болевой точке? А если бы этот разговор произошел с Тагром… Я бы вряд ли осталась жива.
Друг моего похитителя появился спустя время. Такой же отстраненный и холодный. От его колючего взгляда мне хотелось превратиться в стену. Не произнося ни слова, поставил на пол тарелку с гречневой кашей и сосисками, оставил так же термос. Но его изумительный чай мне даже в горло не полез.
«Жену и сына Тагира сожгли заживо прямо в доме. Никто иной, как твой отец. Так он поступил со своим другом, когда ветер переменился…»
Меня трясло. Поначалу я не поверила ни единому слову. Только так и не смогла ничего сказать в папино оправдание. Видимо, Стингрей все рассчитал. Произнес это намеренно, после чего закрыл здесь наедине с жестокой… правдой?
Колотил озноб, но я не притронулась ни к еде, ни к питью. Смотрела в одну точку, играя ломтиком хлеба, а мысли были далеко.
Папа. А ведь в детстве я ни раз мечтала, чтобы он куда-то исчез, и мы с мамой остались вдвоем. Сильны были шрамы от обид, они терзали меня до сих пор.
Деспот. Тогда не знали модного слова «абьюзер». Сколько слез пролила мама, я не хотела даже думать. Папа – очень сложный человек. Но достаточно ли этого, чтобы во так вот, хладнокровно, убить семью Тагира?
Я вспомнила, как однажды он пришел поздно ночью. Я встала попить воды, и привлек шум внизу. Отец был бледнее мела и держался за плечо. И куда делись все мои обиды. Я поняла одно: папе плохо. И он – моя семья, что бы не происходило в стенах дома.
Сбежала вниз, захлебываясь слезами. «Папа! Папа!»
Пистолет выпал из его руки. Я увидела кровь. Хотела закричать, но отец, скривившись от боли, опустился на колени и обнял мое лицо ладонями. В глазах, кроме боли, было что-то еще… я не знала, как это пояснить.
- Все хорошо, доченька. Все хорошо.
- Ты… умираешь? – кровь осталась на моей щеке. – Папочка, не умирай. Я сейчас позову доброго доктора, он тебя вылечит!
От него пахло костром. Мы недавно делали барбекю во дворе. Наверное, папа накалывал мясо и случайно поранился.
- Я поправлюсь, Юля. Знай одно, я сделал сегодня очень важное дело. Теперь и я, и вы можем спать спокойно.
- Ты спас мир? – оглушенная его лаской, нежностью и откровенностью, спросила я.
- Часть мира, дочка. Для кого-то это – целый мир. А теперь позови маму и возвращайся в постель. Все будет хорошо.
В больницу отец тогда не обращался. Мама ухаживала за ним, пока не поправился. Это показалось мне странным – меня таскали по врачам при малейшем намеке на насморк или царапину. Однажды мама послала меня в папин кабинет за какими-то лекарствами. Нашла их быстро. Но ноутбук на столе зажегся, пришло письмо. Я открыла его прежде, чем подумала о последствиях.
«Мы в безопасности. Еще раз спасибо за все, что сделал».
Отец точно спас мир. С тех пор я уже не плакала, когда меня наказывали, и старалась его не злить. Папа- герой. И он может быть другим, не таким злым.
…Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Запах гари и дыма как будто окутал меня в тот момент. Нет, папа не пожарник, не Спайдермен, не герой… Он – хладнокровный убийца!
