плохо», — пишу я. Стираю… И снова пишу:
«Приезжай».
Черновик получился коротким. Оставляю его не отправленным. Жду, когда схлынет желание плакать. Встаю. Подхожу к монитору, который стоит на столе. В органайзере вижу корректор. Белого цвета субстанция издаёт острый запах, стоит открыть колпачок. Я пишу на экране всего одно слово:
«Прощай», — и становится чуточку легче.
Трек в зале сменился. И я спешу вниз, чтобы продолжить свою дискотеку. Сыра осталось на пару укусов. А я чуть пьяна, одинока. Нет! Я свободна. Красива, ещё молода. Так что жизнь продолжается, Настя!
В «АтмосфЭре» у Машки есть все: и боксёрская груша для настоящих мужчин и беговая дорожка, и множество разных гантелей. Но Самойлов туда не ходил, принципиально! Наверное просто боялся, что Машка застукает, как он флиртует с красотками?
Он посещает другой фитнес-центр. Но в эту субботу его верный спутник во всех начинаниях, друг и соратник Олежка, остался один. Паркуюсь у здания, когда вижу его выдающийся джип.
Ожидаю недолго. Сам Олежка выходит спустя полчаса. Значит, я правильно выбрала время. Смотрю на него из салона «букашки»…
Он всегда был в тени! Светло-русый, неброский, слегка худощавый, а главное — вечный молчун. Ещё с юности помню, как Илья обучал его клеиться к девушкам. Уж кто-кто, а он знал в этом толк!
Выхожу, закрываю машину. Олежа уже за рулём. Джип большеват. И снаружи не видно, что кресло его чуть приподнято кверху. Я быстрым шагом иду. И, настигнув его заведённую тачку, кладу две руки на капот.
В лобовом вижу его удивлённую мину. Опускает стекло и кричит:
— Насть? Что-то случилось?
Киваю:
— Случилось. Вылазь!
Он хмурится. Вижу, боится. Ведь знает, что я не стихи с ним пришла почитать. Кстати, в старое время он был стихоплёт. Рифмовал только так, и зачитывал тут же. Но жажда наживы убила талант! И Олежа пошёл по пятам своего длинноносого друга.
Дверца авто открывается. Он боязливо выходит.
— Насть, ты чего? — у него на лице непритворный испуг.
Улыбаюсь расслабленно и отрешённо:
— Хотела с тобой поболтать.
Олег держит руки в карманах. Будто там у него пистолет.
— Э… о чём?
Мы общались нечасто в последнее время. У Олега семья и ребёнок, один, очень поздний. И Олег очень любит его! И жену свою, Риту. Она очень скромная, тихая, мужу под стать.
— Может, присядем в машину? Не хочешь меня пригласить? — говорю, а сама наблюдаю за ним.
— Да, да, без проблем, — кивает Олег, обегает машину. И, открыв пассажирскую дверь, убирает спортивную сумку назад.
Я сажусь. Ожидаю, пока он усядется рядом. Полночи готовилась к этому! А теперь не могу найти слов. Он не торопит меня. Вероятно, уже догадался, зачем я пришла.
По приборной панели ползёт существо. Наблюдаю его траекторию. Божья коровка. Красный панцирь и чёрные точки на нём.
— Ты знал, что Илья изменяет? — эта фраза ломает возникшую тишину. Я слышу его шумный вдох.
— Нет! Не так, — поправляю себя, — Как давно?
— Насть…, - начинает Олежка таким виноватым, потерянным тоном. Что я понимаю, он знал!
Смотрю на него. Вижу ясно очерченный профиль на фоне стекла. Плоский нос и крутой подбородок. Возраст сделал его интереснее внешне, но в общении он всё такой же молчун.
— Олег, я тебя не виню, — говорю я спокойно, — Наш развод неизбежен. Но мне будет легче, поняв, что к чему.
Он сидит, нерешительно дёргает ниточку на рукаве. Как ребёнок, ей Богу!
— Я говорил ему, — цедит сквозь зубы.
— Что говорил?
Он закрывает глаза, по горлу проходит глотательный спазм:
— Что ты всё узнаешь.
Хмыкаю. Друг! Он ему объяснил, что опасность в жене, а не в самой измене. Изменяй сколько хочешь, но будь осторожен. Чтоб не узнала жена.
— Не всё, раз пришла, — намекаю ему. Говорю прямым текстом.
— Я тоже знаю не всё, — отвечает Олег.
— Но ты знаешь больше, — убеждаю его продолжать.
Он пыхтит, не решается. Вдруг достаёт сигарету.
— Ты же бросил? — напоминаю ему. Они вместе с Ильёй зареклись не курить. Но по-отдельности каждый покуривал.
Олег, прикусив сигарету, вздыхает:
— Закуришь тут с вами.
— Угостишь? — я тяну к нему руку.
Он смотрит. Глаза округляются. Но отказать не пытается даже! Даёт.
Прикурив, смотрит в сторону. Здание фитнеса покидают девицы. С фигурами как у Богинь.
— Она красивая? Ты её видел? — говорю, и тяну в себя дым.
— Только на фотке, — Олег выдыхает в окно.
— И какая она? — я смотрю вызывающе. Мол, я стерплю, говори!
Затянувшись поглубже, он хмыкает:
— Обыкновенная. Встретил бы, не узнал.
Я понимаю, что он хочет сделать приятное. Смягчить незавидную участь. Да и какая в том разница? Будь она хоть Ким Бессинджер. Мне всё равно! Уже ничего не исправить…
— Сколько ей лет?
— Двадцать, — бросает Олег и болезненно морщится.
Я задумчиво хмурюсь, считаю в уме. Чуть постарше Дениса. Да! Илья ей годится в отцы.
— И откуда она, эта девушка? — сигарета, подобно наркозу, купирует боль. Я тяну её медленно, чтобы продлить благотворный эффект.
Курила когда-то давно, ещё в юности. С Машкой! Но бросила быстро. Илья запретил.
— Он встретил её, когда в Новгород ездил. Там на дороге есть город Торжок, небольшой. Вот он там ночевал.
— Ночевал у неё? — вопрошаю с улыбкой.
— Нет, она живёт с матерью в двушке, — продолжает Олег.
— А как они встретились? — говорю я, изящно держа сигарету.
В этот раз Олег долго молчит. Собирается с мыслями. Или не знает? Хотя нет! Илья бы не смог утаить.
— Он пса её сбил на дороге, — роняет он пепел себе на штаны, нервно ёрзает.
— Насмерть? — уточняю, как будто сей факт всё решает.
— Нет, — произносит Олег, — Он ударил его, тот убежал с поводка, выскочил на дорогу. Осень была, вечер, а там освещение слабое.
«Осень», — рассеянно думаю я. Так значит, уже почти год?
Тем временем он продолжает:
— Илья их в ветеринарку отвёз, заплатил за лечение. Потом взял её телефон, чтобы знать о его самочувствии.
— И как самочувствие пса? — интересуюсь язвительно.
Олег, хмыкнув, бросает:
— Нормально.
— Сучка, или кобель? — говорю без эмоций, имея ввиду, конечно, собаку. Виновницу бед.
Но Олег понимает по-своему:
— И то, и другое.
Я улыбаюсь ему. Кажется, всё, что он мог, рассказал.
— Ты в курсе, что твой друг скоро станет отцом в третий раз? — говорю напоследок.
Олег кивает:
— В курсе.
— Ну, что ж, может сделает крёстным, — шучу, докурив. А у самой на душе скребут кошки!
— Насть, — произносит он с болью, швыряет окурок в окно.
Предвосхищая раскаяние, я осаждаю его:
— Не нужно
