с мужских плеч на постель — аккуратно, я бы сказала, нежно. Держа за спину и ни сантиметра ниже. Это выделилось так отчетливо, как гром среди ясного неба. И это меня успокоило окончательно.
Максим не позволит ничего лишнего, даже если хочет.
Сердце давно спуталось в каком ритме биться: оно то останавливалось, то заходило в предсмертных судорогах.
И не только мое.
Дыхание, которое периодическо ударялось мне в лицо, было отрывыстим.
Я была растеряна, напряжена, сконцентрирована одновременно. Потому что рядом находился человек, который в душе хранил хаос. Его нельзя было прочесть, как книгу. И нельзя было понять о чем он думает.
Меня преследовал человек непредсказуемый, резкий, настойчивый и хитрый, который отошел на минуту к гардеробу и вернулся оттуда с пижамой в руках. Хорошо что я любила пижаму из шорт и майки.
— Одевайся, — скомандовал он.
— Но…
— Я отвернусь.
— А выйти не хочешь?
— А ты хочешь, чтобы мама меня поймала? Для этого мне достаточно просто подать голос. Хочешь? — ухмыльнулся Максим. И снова в глазах играли смешинки. Он менялся, точно юла. Не поймаешь и не уловишь ни одну эмоцию дольше минуты. — Ладно…
— Нет, Макс! — я испугалась. — Лучше отвернись.
И он сделал это. С непередаваемым лукавством на губах.
Так быстро одеваться в своей жизни мне никогда не приходилось.
— Все? Скромняга! Теперь вот…
И в руках его оказалась какая-то баночка. Скорее всего она все это время лежала у него в кармане, иначе я бы заметила.
— Надо растереть, — подсказал Максим, когда сел обратно рядом со мной и снова взял больную ногу.
Мазь ничем примечательным не пахла, но название имела. Фастум-гель.
— Знаешь! Это было впервые, — после продолжительной паузы, когда Максим слишком аккуратно стал втирать гель в связку мышц мягкими поглаживаниями, он тихо подал голос.
— Что именно? — я фыркнула. — Принимать в гости наглеца через окно? Получать не заслуженную взбучку? Или видеть несправедливость?
— Ты назвала меня впервые коротко Макс, — соблазнительный изгиб приподнял маленький шрам над губой вверх. Я загляделась и поймала себя на том, что слишком долго рассматриваю его губы.
И постаралась пошутить.
— А еще впервые помешала любовным играм, — и последующий смех вышел слишком неестественным. — Лена на тебя обидится, — констатировала я факт.
— Мне на нее плевать, — взглянув в глаза, холодно признался Макс.
В голове я могла его назвать Максом тысячи раз, но никогда глядя в глаза. Коротко по имени тебя называют друзья, близкие, родные или люди, с которым хотя бы хорошо общаешься. А кто для меня Максим?
— Спасибо.
— Да без проблем, — выдал он. — На Ленку мне действительно плевать. Дура и выскочка.
— Я про ногу. Обо мне никто так не заботился…
Удивление на мужском, почти идеальном лице надо было видеть. Даже пальцы его остановились. В неверии приподнялась и бровь.
— Анна…
Две головы синхронно посмотрели на дверь, которая была сейчас открыта настежь, а на пороге стояла мама собственной персоной. Сжатые губы, прищуренный взгляд, а была бы ручка из пластика, уверена, она бы потекла ровной струйкой по стенке вниз. От мамы чувствовалась ярость аж через всю комнату.
Образовавшаяся тишина могла взорваться, если бы кто-нибудь кинул сейчас искру огня.
Молчали все. В ожидании.
И никто не хотел, чтобы эта тишина взорвалась.
Хотя…
— Я мазь оставлю тебе. Используй каждый день, — первым прервал взгляд все таки Максим и тихо проговорил мне в ухо.
Я завидовала его смелости. Хотелось так же. Отвернуться и невозмутимо продолжить. Но я знала…
— Ты наказана. Никаких поездок в город, никаких гулянок вечером и никакого рисования в доме. До конца лета.
Максим ушел.
Ушла и моя наивность, доверчивость и уважение к старшим.
До конца учебы я вела себя подобающе — только в школу и обратно, дома только книги — подготовка для экономического института. Завтрак в комнате, обед в школе, ужин собакам со двора.
Не хотелось абсолютно ничего.
Я не делала абсолютно ничего.
Потом не ездила и в город, отцу каждый раз отказывала. Рассказывать ему тоже не хотелось. Он души не чаял в маме: она единственная кто была с ним постоянно рядом, поддерживала и ухаживала в период его болезни. И если бы не мама, отец скорее всего изменения в жизни просто не перенес бы. Работа его вторая жизнь, и потерять ее, считай потерял смысл.
Общение со временем пропало со всеми. С Саней, потому что я перестала ходить на занятия, с одноклассниками, потому что пропали общие темы для разговоров и общие гулянки. Меня продолжали приглашать, но после третьего отказа и они пропали.
Общение сошло на нет даже с Иркой. Если она и поняла в чем дело, то разговоров не заводила. Она просто глубоко вздыхала и смотрела на меня, как на дворняжку, которая в дождь просится в теплый дом.
А если какие-то чувства и расшевелились, то ненадолго. На секунду. Я всего лишь усмехнулась. Тогда Лена делилась с девочками намеренно громко, для некоторых особо важных ушей, что у нее отношения с самым красивым парнем в округе.
Меня не заводили даже стычки с Максимом. Он упорно продолжал меня цеплять, но не добиваясь ответки. Я ведь уже знаю, что он не со зла и никогда меня по настоящему не ненавидел. Иногда я ловила его грустный взгляд из другого конца коридора. Даже не иногда, а часто. Я ловила и пропускала мимо, как и все остальное.
Дни бесцветно вытекали из одного в другой, казались серой массой, собирались в один сплошной тяжелый гранит. Он грозился обрушиться на меня в один день.
Ну и пусть.
Так я думала до определенного дня, когда этот камень с именем Максим действительно обрушился. Без тормозов и на максималках. Когда он в очередной раз проник ко мне мимо полного дома людей, мимо двора и мимо цербера, которая и не думала меняться, видя как меняется ее дочь.
Глава 12
На улице светило солнце. Оно переливалось цветомузыкой на абсолютно белом и чистом полотне из только что выпавшего снега. За городом он естественно не пачкался выхлопом машин, не травился реагентами, а сохранял природную белизну надолго.
Солнце светило вот уже пару часов назад. Его скрыли не свинцовые тучи и даже не густые облака. Просто наступила ночь.
Глубокая ночь в лесу, в котором я заблудилась.
Я считала каждую минуту, проведенную в холоде. “Хорошо, что погода прояснилась”, утешала я себя слабыми отговорками. Потому что зима есть зима, особенно ночью. Градус снизился в несколько раз, а мое пальто с
