во взгляде. — Никто со мной, кроме тебя, так не разговаривает.
Я молчу. Скажу ей то, что думаю, после информации.
— Ладно, — говорит поспешно, пока я не встал из-за стола. — Тест в той клинике — поддельный. За него заплатили.
— Кто?
Инесса мнется.
— Муж Анастасии заплатил. У него хорошие отношения с главврачом, она не смогла отказать.
Для меня это, в общем-то, не новость. Я подозревал, что если кто и может приплатить, то только он. Уж слишком сильно он не хотел повторного теста.
— У вас там целая драма, — замечает Инесса.
— Не совсем. Мне просто нужно было знать это наверняка.
— Та женщина… тебе нравится?
Я усмехаюсь. Ужин как-то не задался. К еде я не притронулся, к женщине напротив уж тем более. Причин оставаться больше нет, но я все равно медлю. Инессу по-человечески жаль. Не складывается у нее никак с теми, с кем она бы хотела быть.
— Попробуй перестать смотреть на мужчин, как на тех, кто априори должен ползать у твоих ног, — зачем-то говорю ей. — Посмотришь, сколько по-настоящему сильных людей тебя окружает.
Она ничего не отвечает. Кивает. И взмахивает рукой, отпуская.
Взрослая, красивая, самодостаточная и… несчастливая.
Сколько таких вокруг? Достаточно.
Покинув ресторан, сажусь за руль. Доказательств у меня нет, все только на словах. И как пока что сообщить Насте о том, что пришлось узнать, без понятия. Она поверит мне на слово? Что значит мое слово против слова человека, с которым она прожила не один год? То, что он переспал с другой ее если и заботит, то точно не является той самой причиной, по которой она вдруг полностью перестанет ему доверять.
Мобильный вспыхивает трелью звонка. Инесса.
— Я забыла сказать, что могу подтвердить слова лично. Если возникнет такая необходимость.
— Хорошо, — говорю вместо «спасибо».
Прощаемся. Завожу двигатель и выруливаю в больницу. От того, поверит мне Настя или нет, зависит, что я буду делать дальше. Мой помощник как раз зашивается на переговорах с партнерами, которые ждали диалога со мной, а не с ним. Пора возвращаться?
— Господи, — при виде меня женщина прикладывает руку груди.
Смотрит испуганно и словно слегка виновато, тут же отводит взгляд.
— Что вы делаете здесь в такое время?
— Вы же меня узнали?
— Вас? — пытается сделать вид, что нет, но я знаю, что узнала.
Вижу это по ее растерянному лицу.
Узнать, где проживает та женщина, что передавала нам с Назаром конверт, не составило труда. У меня, как у владелицы хорошего дорогого ресторана в центре, тоже имеются свои связи. Подозреваю, Назар о них не знает и это даже хорошо. Как только он уезжает, прошу медсестру присмотреть за Никой и вызываю такси.
Дорога занимает не много. Около пятнадцати минут, и я выхожу у нужного мне подъезда. Консьержка пропускает меня нехотя. Сетует на то, что без предупреждения, но я видимо не вызываю у нее опасений, так что прохожу на нужный мне этаж. Я собиралась прийти прямо домой. Позвонить в звонок в десятом часу ночи и потребовать ответов, но Анна Павловна — так зовут ту женщину, что передавала конверт с тестом ДНК — выходит сама.
В руках айкос, на лице отчетливо написано замешательство.
— Как вас сюда пропустили?
Она отшатывается, отходит назад, будто намереваясь зайти обратно в квартиру.
— Он вам заплатил?
— О чем вы?
— Заплатил, чтобы вы написали неправду?
— Я не понимаю, — она действительно пытается уйти, но я резко захлопываю дверь перед ее носом.
Смотрю с вызовом. Я должна знать. Прямо сейчас. Одно дело измена. Это больно, тяжело, невыносимо знать, что твой мужчина, пускай и разово, ненадолго, но принадлежал другой. Но скрыть от меня ребенка. Подстроить, сфальсифицировать, сделать так, чтобы я о ней не узнала… Такое не прощается.
— Что же вам всем неймется, — раздраженно говорит она. — Сначала сверху давили, теперь ты вот здесь. Что тебе надо?
— Скажите мне. Эта информация только для меня. Мне… надо знать, понимаете?
— Понимаю, — неожиданно кивает и идет к террасе, расположенной в подъезде. Приложив карточку, выходит на улицу и закуривает свой айкос. — Вам всем что-то вечно нужно. Кому-то скрыть, что он отец, кому-то наоборот, сделать себя отцом. А я что? Я всего лишь врач, желающий заработать денег для семьи.
Она начинает издалека, но я ее не перебиваю. Слушаю с замиранием сердца, хотя глубоко внутри уже знаю ответ, но верить ему не хочу.
Когда Давид сказал, что кое-что планирует узнать и обязательно мне об этом расскажет, у меня не осталось сомнений, о чем именно он собирается мне рассказать. И чтобы не ждать этой информации, я решила раздобыть ее сама.
— Откуда вы знаете моего мужа?
— Да не знаю я его, — пожимает плечами. — Мне позвонили, попросили выполнить просьбу. Я выполнила.
— И не стыдно вам? — не в силах сдержаться, спрашиваю. — Вы едва дочери меня не лишили.
— А почему мне должно быть стыдно? Вы мне никто, — хмыкает. — Абсолютно незнакомый человек. Если кому и должно быть стыдно, так это вашему мужу за то, что решил обмануть вас. А я… моя совесть не чиста, но стыдиться я разучилась.
Она отворачивается, упирается руками о перила террасы и больше не обращает на меня никакого внимания. Я же стою некоторое время рядом, а затем, скривившись от дыма, ухожу. Терпеть не могу курение. Не представляю, чтобы я когда-нибудь стала убивать свое здоровье этой пагубной привычкой.
На улицу выхожу разбитой и расстроенной. Ощущение, что мир перевернулся, хотя подсознательно я действительно догадывалась, но гнала от себя эти мысли. Хотела верить, что мой муж, с которым я прожила не один год, не настолько подлый человек. Думала, что он не способен лишить меня дочери.
Впрочем, я была уверена, что и на предательство он не способен, а как иначе назвать его связь с медсестрой? У нас тогда все было хорошо. Мы были счастливы.
Или же это я думала, что мы были счастливы, а Назар успешно ходил налево. Сколько их было? Одна, две, десять.
Не хочу думать. Не хочу знать. Это неважно, не имеет значения.
Но как только я выхожу из подъезда, первое, что делаю — приваливаюсь к стене и медленно
