– Судить мужа – вовсе не мое дело. Он взрослый человек. Если у него была связь с вашей женой, естественно, это меня не обрадует, но в жизни есть и более страшные вещи.
– Я не разделяю вашей точки зрения, миссис Робинсон, – с неприязнью промолвил Гордон. Что же у них за семейная жизнь? Правда, по сути дела, она мало отличалась от его собственной, но он никогда никому не признался бы, что его брак давно превратился в фикцию. Если бы Изабель завела себе любовника, в этом не было бы ничего удивительного. Она молода и привлекательна, а насколько она одинока, Гордон представлял лучше всех – ведь он сам был тому причиной. Именно поэтому он и хотел понять, предала ли она его или просто по глупости отужинала с незнакомцем. В любом случае отступать было уже поздно. Где же они могли находиться в такое время? Допустим, днем или вечером они могли посетить какую-то выставку, но ведь не в два часа ночи!
Синтия ушла в палату к Биллу, девочки же молча на него смотрели. Через несколько минут, не выдержав, он подошел к стойке и сообщил дежурной, что возвращается в «Клэридж», где будет ждать их звонка. Он был сыт по горло больницей, и ему не нравилась Синтия Робинсон и ее слишком либеральное отношение к мужу. Вероятно, он регулярно ее обманывает, и она ничего против этого не имеет. Гордон не сомневался, что и она тоже наставляет ему рога.
Синтия тем временем со слезами на глазах стояла возле постели Билла, сердце у нее ныло. Пусть Гордон Форрестье уверяет себя, что между Биллом и Изабель ничего не было, но в глубине души Синтия в это не верила. Неужели она окончательно его потеряла? Она слишком долго относилась к нему с безразличием, иногда даже с жестокостью, вела себя с ним предельно холодно, чересчур критично относилась к тому, чем он занимался. Она давно не желала принимать участие в его жизни, но теперь, уже, возможно, потеряв его навсегда, Синтия хотела сказать Биллу, что все еще любит его. До вчерашней ночи она сама об этом не подозревала, а потом ее словно осенило, и он тоже должен об этом узнать. И еще она осознала, что потеряла его по собственной дурости и сама во всем виновата. Только сейчас Синди наконец поняла, как глупо вела себя все эти годы.
Вечер пятницы Гордон провел в «Клэридже», читая книгу, которую купил по дороге в гостиницу. Ему совершенно нечего было делать, а книга отвлекала от неприятных мыслей. В принципе можно позвонить лондонским друзьям, но он пока не хотел никому говорить об аварии, ожидая какой-то определенности. Вечером, перед тем как лечь спать, он позвонил в больницу, но ничего нового ему не сообщили. Улучшения не наступило, Изабель просто не стало хуже. Гордон подумал было съездить навестить ее, но, представив жену в ее теперешнем состоянии, немедленно от этой мысли отказался, хотя никому бы не признался, до чего отталкивает его нынешний вид Изабель.
Синтия все еще сидела с Биллом. Девочки уехали в «Клэридж», но она решила остаться. Время от времени она подходила к сестринскому посту, чтобы подкрепиться чашкой кофе. Там ее встречали очень приветливо, но Синди было о чем поразмыслить, и она предпочитала уединение. Глядя на бледное лицо мужа, она думала, сможет ли когда-нибудь сказать ему то, что хотела. Ей было что объяснять и было за что извиняться. Она догадывалась, хотя речь об этом никогда не заходила, что он был в курсе всех ее связей, – в некоторых случаях она даже не слишком их скрывала.
А вскоре, окончательно махнув рукой на свой брак, она пустилась во все тяжкие. Сейчас Синди даже не могла вспомнить, почему столь решительно оттолкнула мужа. Наверное, она просто завидовала той интересной жизни, которую он вел. Зависимость от Билла тяготила ее, и, вероятно, таким образом она пыталась доказать, что в нем не нуждается. К тому же он все время был очень занят и много разъезжал, и Синтия частенько чувствовала себя брошенной. Ее не устраивала роль домохозяйки с двумя детьми, она желала сделать свою жизнь более яркой. Но, похоже, средства для этого применяла негодные, и сейчас ее больше всего волновало, можно ли еще что-то исправить.
Было уже около полуночи. Погруженная в свои мысли, Синтия сидела в углу палаты, и тут ей вдруг почудилось, что Билл пошевелился.
Вскочив, она подбежала к нему. Его ресницы дрожали. Через несколько минут вернулись сестры, которые ненадолго отошли, чтобы принести новую капельницу. Заметив возле кровати Синтию, они сразу взглянули на мониторы, но там не было никаких изменений.
– Все в порядке, миссис Робинсон? – спросила одна из них, прилаживая на стойку новую емкость.
– Кажется… я не уверена… может, это звучит нелепо, но мне почудилось какое-то движение.
Сестры внимательно посмотрели на пациента, но ничего нового не обнаружили. Тогда они снова занялись датчиками и мониторами, показания которых в последнее время несколько стабилизировались. После аварии прошло ровно сорок восемь часов, Синтия же провела здесь уже сутки, которые показались ей вечностью.
Старшая медсестра поправила датчик, следящий за работой сердца, и на этот раз сама почувствовала, как шевельнулась левая рука Билла. Тогда она направила тонкий лучик света на его глаза, и он слабо застонал, словно от боли. После аварии он впервые издал какой-то звук.
– Боже мой! – прошептала Синтия, когда он застонал, и глаза ее наполнились слезами. Она коснулась его пальцев, и ресницы Билла снова задрожали. Сестра нажала кнопку вызова дежурного врача, и через несколько секунд тот был уже на месте.
– Что случилось? – войдя в палату, спросил доктор, выглядевший довольно уставшим. – Есть какие-то изменения?
– Он два раза застонал, – сообщила сестра.
– А мне показалось, что минуту назад он шевельнул рукой, – добавила Синтия.
Доктор сам посветил Биллу в глаза. Билл опять застонал, и врач вопросительно посмотрел на сестру. Она в ответ кивнула. Пожалуй, еще рано сообщать об этом его жене, но, кажется, пациент возвращается к жизни. За прошедшие двое суток это первый всерьез обнадеживающий признак.
– Билл, ты меня слышишь? Это я, я с тобой… Я люблю тебя, милый. Ты можешь открыть глаза? Я хочу тебе кое-что сказать. Ты так долго не приходил в себя…
На этот раз он чуть дернул плечом и снова издал какой-то звук.
– Мистер Робинсон, сейчас я коснусь вашей руки. Если вы меня слышите, попытайтесь как можно сильнее сжать мой палец. – Врач низко наклонился над Биллом. Вложив палец в его руку, он стал ждать. Сначала ничего не происходило, затем медленно, очень медленно, пальцы Билла обхватили палец доктора. Было совершенно очевидно, что он услышал обращенные к нему слова и понял их.
– Боже мой! – Слезы текли по лицу Синди. – Ты слышишь меня, милый? Я здесь… пожалуйста, открой глаза…
