— Ну, вот скажи, как можно при такой жизни гордой быть? — закончила свой рассказ вопросом Марина и уставилась на Василису выжидательно. — Когда каждый день как по канату ходишь, и никто тебя не пожалеет, и заботу о тебе трогательную не проявит… Когда и жить негде, и сама ты никто и звать никак — женщина без определенного места жительства и прописанного в трудовой книжке места работы…
— Так. А что вы мне предлагаете-то, не поняла? По-прежнему взять и объявить Саше, что ни с того ни с сего отказываю ему в жилье?
— Ну да! — радостно подхватила Марина и даже наклонилась вперед всем корпусом. — Именно так! А материально не пострадаешь, можешь на этот счет не беспокоиться. И вообще работа у тебя тяжелая, вредная, и оплачиваться она должна раза в два, я думаю, больше…
— Да при чем тут моя работа! — начала тихо сердиться Василиса. — Никто мне больше платить не будет, это и так ясно.
— Ну, а если б заплатили? Тогда жильцу отказала бы?
— Не знаю… — пожала плечами Василиса. — Как-то странно это все… Ну, а с чего вы взяли, например, что Саша непременно домой вернется? Он с таким же успехом может другую какую комнату снять…
— Да вернется, непременно вернется. Для того чтобы найти комнату, время нужно. А его у него нет. Он же без своего ноутбука и дня прожить не может. Пялится и пялится в него целыми сутками… Обиделся он на меня, видишь ли… Да я же как лучше хотела, я ж спасти его хотела, в свет да в люди вывести! У него ж руки золотые, и голова золотая, мог бы такие деньги зарабатывать! Откуда я знала-то, что он на такой поступок решится вообще! Сидел, молчал, слушал — тихоня тихоней. Я думала, он понимает, а он… Нет, чтобы женщину, рядом живущую, постараться осчастливить…
— То бишь вас, да?
— Ну да…
— То есть вы хотите сделать из человека что-то для себя удобоваримое, а хочет ли этого сам человек, вам, выходит, все равно?
— Так я же и для него лучшего тоже хочу!
— А если ему не надо лучшего? Если ему достаточно хорошего? Вот он романы, например, пишет, и ему от этого хорошо. И никакого такого лучшего не надо.
— Да кому они нужны, эти его романы? За них денег не платят! Ну согласись — это же смешно, в самом деле, делать всю жизнь то, за что тебе никто и никогда спасибо не скажет, а главное, не заплатит…
— Не знаю, — пожала плечами Василиса и улыбнулась вдруг от души. — Мне вот не смешно. И почему это не заплатят? Вы что, читали эти его романы, да? Что, плохо написано, да?
— Да делать мне больше нечего, что ли? Сейчас вот все брошу и сяду какую-то глупую писанину читать! Работать надо, а не ерундой всякой заниматься…
— Ну, если не читали, то откуда тогда знаете, что это ерунда? Может, и не ерунда вовсе?
— А чего это ты его так защищаешь, а?
— Я не защищаю, я просто понять пытаюсь…
— Ага… Рассказывай сказки. Да ты на него просто запала, девушка, вот и все твое понимание!
— Я?! Запала?! — вдруг слишком громко, слишком гневно и совершенно, ну совершенно искренне возмутилась Василиса. Точно так же возмутилась, как давеча уличенный Мариной в этом же самом преступлении Саша. Гневность и искренность этого возмущения отметила про себя и Марина, и усмехнулась понимающе на Василисино в следующий миг произнесенное: — Господи, да что вы такое говорите вообще, глупости какие! Абсолютные, просто абсолютные глупости!
— Ну, так если не запала — откажи в комнате! А? Слабо?
— Но как же…
— О деньгах не беспокойся, еще раз говорю! Это уж моя забота будет! Ну как, по рукам? Договорились?
— Так, постойте… — покрутила головой Василиса, пытаясь прийти в себя и даже выставила, словно защищаясь, слегка ладонь вперед. — Постойте. Ни о чем таком я с вами договариваться не собираюсь. Это во-первых. А во-вторых, ни на кого я не запала и в ближайшее время западать тоже не собираюсь. Все. Извините, у меня дел много…
Она торопливо поднялась из-за стола, так же торопливо сложила в мойку пустые чашки. Марина сидела, наблюдала за ней молча, усмехаясь про себя и думая при этом, что и не таких еще гордо-сознательных она обводила вокруг пальца, и не такие ломались от ее матушки-настырности, до самых печенок достающей…
— Ну что ж, Василисочка, спасибо за чай, за душевную беседу. Пойду я, пожалуй. У меня ведь тоже дел много, знаете ли.
Она торопливо соскочила со стула и тут же умчалась в прихожую, оделась по-солдатски быстро и, не попрощавшись с Ольгой Андреевной и Петькой, выскочила за дверь, по-хозяйски уверенно как-то справившись с капризным замком. Выйдя из двора и благополучно перебежав дорогу, она так же по-хозяйски уверенно открыла дверь Василисиного кафе. Усевшись за столик, огляделась, нетерпеливо замахала рукой и без того уже спешащей к ней с меню официантке. Запросив вместо положенных отбивных к себе хозяина, в ожидании достала из сумочки пудреницу и внимательно оглядела себя в маленькое зеркальце. Сама себе очень понравившись и улыбнувшись, так и оставила эту улыбку на своем лице — для разговора с Сергунчиком очень даже может пригодиться…
Он уже несся к ней через весь зал, грациозно огибая столики, что довольно-таки странно смотрелось при его совсем не хрупком телосложении: имея от природы чуть больше полутора метров росту, Сергунчик умудрился отрастить себе порядочный пивной животик, наличия которого совсем даже не стеснялся, а наоборот, стремился всегда гордо выставить его вперед.
— Мадам Марина, какая радость, что вы вновь зашли под мой кров! Я счастлив, абсолютно счастлив снова вас видеть! Позвольте, позвольте ручку…
Галантно поцеловав ручку, он тут же уселся напротив Марины, преданно уставился в ее лицо. Похоже, Сергунчик и в самом деле был страшно рад…
— А я ведь к вам по делу, Сергей Сергеич! — еще лучезарнее улыбнулась ему Марина. — И по очень деликатному, знаете ли.
— Да? — оживился Сергунчик и даже подпрыгнул слегка на своем стуле. — По деликатному, это хорошо… Я весь, весь во внимании…
— Вы знаете, наверное, у вас тут судомойкой такая высокая девушка работает, Василиса…
— Коняшка, что ли?
— Как? — опешила Марина радостно-заговорщицки. — Коняшка? Это ее здесь так называют, да? А что, похоже…
Она вдруг расхохоталась весело, откинув голову назад. И со злорадным удовольствием подумала — вот так вот тебе, гордая и злая девчонка… Чего бы ты из себя ни гнула, все равно ты — коняшка… Но в следующую уже минуту, состроив жалостливую мину и сведя брови домиком, она наклонилась доверительно к Сергунчику и тихо попросила:
— Сергей Сергеич, эта девушка очень, очень нуждается в помощи и сочувствии…
