Истина горела нестерпимым огнем под веками, и они открывали глаза, только чтобы убедиться: я здесь, я рядом, я — это ты.
И когда океан взорвался мириадами брызг-звезд, когда небо утонуло в голубых глазах, а солнце засияло изумрудом в глазах зеленых, когда все встало на свои места и оказалось совсем иным, но зато бесконечно правильным — тогда, поникнув на широком плече своего первого и единственного (почему-то она в этом не сомневалась) мужчины, Конни прошептала, сцеловывая соленые брызги с кожи Дика:
— Господи, как же это просто…
Он не стал ее переспрашивать. Ему смутно казалось, что он все понял.
Они лежали в тени прибрежных кустарников. Два первых человека на Земле. Нагие и единственные.
Как Дик и предсказывал, зелень оживала. Отряхивала песок, расправляла помятые ветки, курчавилась, выбрызгивала яркие цветы…
Алые и кремовые лепестки опадали на грудь Конни, и она улыбалась, не открывая глаз, тихой щекотке. Все было правильно и так хорошо, что лучше и не бывает.
Дик лежал рядом и осторожно насыпал дорожку белого песка на кожу Конни, лишь чуть более темную, чем сам песок. Ключицы… грудь… плоский нежный живот… косточки бедер…
Дик Джордан мучительно переживал происходящее. Впервые в жизни он узнал, что от счастья бывает больно. В груди, там, где сердце.
Он знал женщин, то есть он был уверен, что знал их. Среди них даже попадались вполне приличные, почти невинные, во всяком случае, не особенно искушенные девицы. С такими ему было скучновато, но поскольку его романы все равно никогда не длились дольше недели, то ничего, сходило и это.
Конни была абсолютно невинна, совершенно неопытна и… дьявольски соблазнительна. Дик умирал от счастья, глядя на алебастрово-белое тело девушки, осторожно касался кончиками пальцев гладкой горячей кожи, иногда склонялся к ней губами — и млел от счастья.
И еще, в кои веки все его естество тревожно и требовательно кричало: «Мое!» Это моя женщина! Это мне принадлежит изгиб бедра, длинные стройные ноги, маленькая грудь с розовыми бутонами сосков, медовая буря волос, разметавшихся по песку, черные стрелы ресниц, туманная полуулыбка, румянец, раскинутые руки-птицы — мое! Для меня!
Дик впервые чувствовал привязанность к конкретному человеку, впервые сам желал, чтобы женщина осталась с ним… навсегда?
Он поднялся на ноги легким, упругим движением, не удержался, еще раз взглянул на нее. Странно — совсем нагая, раскинувшаяся на песке, она не была бесстыдной. Она была естественной. Как небо, как океан, как цветы.
Конни приоткрыла глаза и обожгла его таким взглядом, что у Дика слегка ослабли колени.
— Ты куда?
— Я пойду… Поищу поесть. И вообще, надо бы осмотреться.
— Я с тобой.
— Нет. Лежи, отдыхай. Я хочу вернуться — а ты меня ждешь.
— А я одна боюсь.
— Ты ничего не боишься, моя смелая. Ты даже шторма не испугалась.
— Ого, как испугалась.
— Ты не орала, не металась…
— И висела у тебя на шее мертвым грузом.
— Зато смирно и дисциплинированно.
— Дик…
— Что, светлая?
— Что со мной происходит?
Он опустился на колени рядом с ней, медленно провел рукой по щеке, по груди, по животу… Властно. Горячо. Уверенно.
— Я не знаю, девочка. Я не знаю даже того, что происходит со мной самим. Что ты чувствуешь?
— Я горю. Я хочу улететь. Я — песок, небо и океан. Мне хочется плакать и смеяться. Я вся легкая внутри, совсем легкая… Ты держи меня, Дик. Держи, не отпускай…
Поиски пищи пришлось на некоторое время отложить.
Это был день в Эдеме, и первые люди Земли провели его соответственно. Они купались в океане, любили друг друга и спали, когда кончались силы. Мужчина был главным — и потому все-таки нашел пищу, а именно какие-то шишковатые и шипастые плоды, под кожурой которых таилась нежнейшая мякоть со вкусом земляники. Во второй половине дня, когда из-за жары купаться стало опасно для жизни, они убрели подальше, к небольшой бухточке, и там Дик руками поймал несколько довольно крупных рыб. Потом настало время чудес, и Дик Джордан все-таки продемонстрировал Конни Шелтон один из способов разжигания огня без спичек. Она хохотала и дрыгала ногами от беспричинной детской радости, и ее совершенно не смущало то обстоятельство, что оба были совершенно голые. Это было как-то естественно… в сложившихся обстоятельствах.
С большим трудом они отыскали свой тряпки, брошенные на берегу. Конни совершенно не настаивала на одежде, но Дик был непреклонен.
— Надо идти искать воду.
— Так мы же вчера…
— Сегодня карта острова поменялась. Этот ручей могло вообще засыпать, или он поменял русло и течет с другой стороны острова… кто его знает. Ты в чащу не пойдешь.
— Я одна не останусь!
— Хорошо, пойдешь со мной до бурелома и подождешь там, на травке. Если травку найдем.
Они оделись, как смогли, и отправились на поиски воды. Конни шла и тихо гордилась своим мужчиной. Какой он! Все может. Все умеет.
Мысль о том, что у них нет никакой посудины для воды, Конни даже в голову не приходила. Дик в ее глазах был богом, рыжим богом этого острова, а богам незачем искать посуду.
Конечно, он нашел воду, нашел и разбитую скорлупу, в которой принес девушке попить. Вода была мутноватой, но вполне пригодной для питья.
Потом они вернулись обратно, на свой белый пляж, натаскали хвороста, подсохшего за день, и Дик нырял, то и дело выбрасывая на берег большие плоские раковины. Раковины испекли в огне, и Конни они показались лучшим в мире деликатесом…
Потом снова был океан, и снова много любви, любви и нежности, любви и уверенности в любви, любви без слов, любви прикосновений и объятий, полного доверия и полного обладания, любви беззаветной и чистой, земной и морской, любви огромной как небо и глубокой как океан…
А потом они рухнули на горячий песок под кустами, усыпанными алыми, белыми, желтыми и кремовыми цветами, обнялись и заснули счастливым сном, в котором не было ни лиц, ни событий, но, несомненно, была любовь, потому что оба во сне смеялись.
Они спали так крепко, что не заметили бы и шторма, разразись он в эти минуты над многострадальным островком.
Тем более они не услышали легкого жужжания поискового вертолета, облетевшего остров пару раз и упорхнувшего в вечереющее небо.
Старый Босуорт хмурился и кусал губы. Радио на столе похрипывало и ободряюще булькало. С улицы доносились веселые молодые голоса — сотрудники отеля заканчивали чинить разрушенные вчерашним штормом постройки.
Эльютеру шторм задел только краем. В океан унесло легкомысленную крышу бара, смыло несколько лодок с причала, да основательно замусорило белоснежный пляж лохматыми водорослями, в остальном убыток был невелик. Его даже и убытком не назовешь, такое здесь случается довольно часто. Постояльцы отеля толком и не испугались, некоторые даже ходили смотреть на ревущий океан.
