— Я очень испугалась.
— Я тебя понимаю. Как ты думаешь, может быть, стоит поговорить с ним, объяснить ему?
Потребовалось некоторое время, чтобы ее убедить, но через час заплаканная, всхлипывающая Саффи рассказывала Мишелю, как сильно она его любит.
Адам позвонил на следующий день, в десять утра. Мей почти не могла спать и вскакивала каждый раз, когда звонил телефон. В основном это был Мишель — говорил Саффи нежные бессмыслицы. Страх потерять ее привел его в чувство.
— Они разговаривают? — спросил Адам.
— Без умолку. Я пригласила его сюда, но по его нерешительности поняла, что он не поведал родителям о счастливом примирении. Его мамаша, кажется, настоящий дракон.
— Есть кое-что похуже матерей, слишком трясущихся над своими чадами.
— Да.
— Извини, Мей.
— Ничего. Как прошел полет?
— Длинный. Нудный. Я посмотрел какой-то фильм. Кормили отвратительно. В общем, все как обычно.
— Ну, тебе предстоит обед у президента. Утешайся этим.
— Только в конце недели. Сейчас мне надо идти, Мей. Позвоню позже. Береги себя. — Он повесил трубку.
— Береги себя, — повторила она тихо, прижимая телефон к груди.
Каждый вечер, когда Мей была уже в постели, Адам звонил ей на мобильный, и она рассказывала ему продолжение саги о французском любовнике Саффи и его маме. Ничего важного. Дело было не в словах, а в том, чтобы слышать его голос.
Мей, поглощенная приготовлениями к приезду множества гостей и выполнением экстренного заказа на сладости, схватила телефонную трубку. В десятый раз за это утро. В «Таймс» появилось объявление об их свадьбе, и ей звонили все подряд. Все, кроме Адама.
— Да, — выпалила она в трубку.
— Скверное утро? — спросил Адам, и ее плохое настроение тут же улетучилось.
— В общем, да. Теперь уже нет. Очень много работы. Мишель и его родители приезжают сегодня вечером.
— И родители?
— Его мама все еще считает Саффи мелкой расчетливой штучкой с дурным прошлым, не достойной чистить сапоги ее чаду, а не то что растить ее внучку. Я постараюсь сделать так, чтобы она изменила свое мнение. Показать, что у семьи Вейвелл есть связи. Прямо сейчас Робби и Саффи приводят в порядок столовое серебро.
— Ты хочешь продемонстрировать им родовое гнездо во всей красе?
— Вот именно. Лучший хрусталь, старое вино. Патси будет прислуживать за обедом в форме. Я даже собираюсь надеть обручальное кольцо моей бабушки, чтобы подчеркнуть, что Саффи вот-вот станет моей золовкой.
Последовало молчание, какой-то треск в трубке. Ей показалось, что связь прервалась.
— Почему твоя мама не продала его?
— Оно было в семье всегда. Джейн Колридж изображена с этим кольцом на пальце на портрете кисти Ромнея. И я обращу на это их внимание, когда буду знакомить их с предками. Нокаутирую их вековой традицией.
— И они решат, что я не в состоянии купить тебе собственное кольцо.
— Адам!
— Ты, кажется, держишь все под контролем. Я позвоню позже, узнать, удалось ли подписать мирный договор.
Мей медленно опустила трубку на рычаг. Конечно, он обиделся из-за кольца. Но так ли это страшно?
— Я тебя разбудил?
— Нет. — Мей схватила трубку при первом же звонке, хотя не была уверена, что это Адам. — Я только что легла. Хотела перед сном приготовить все для завтрака.
— Расскажи, как все прошло.
— У меня лицо устало расплываться в улыбке, — призналась она. На самом деле у нее все тело ныло от напряжения. — Но я улыбалась не зря. Кажется, мама Мишеля уверовала-таки, что прошлые проступки Саффи были просто детскими шалостями.
— Ты, наверное, здорово постаралась, если это правда.
— Я думаю, тот факт, что дедушка был мировым судьей, решил дело. А может быть, старинная кровать с пологом.
— Ты уложила их на мою кровать?
— Это спальня хозяина дома, — произнесла она со смешком. — Я разыскала подписанную фотографию, которую принц Уэльский подарил моему прадеду в тысяча девятьсот тридцать пятом году, и поставила на столик у кровати.
— Здорово.
— И, конечно, мы вывели на сцену семейную звезду.
— Ненси?
— Она с блеском сыграла свою роль. И я много рассказывала о тебе. Мама Мишеля не знала, что брат Саффи — миллионер, президент той самой компании, которая поставляет кофе, без которого она не может жить.
— О!
— Двойной удар — аристократизм и деньги. Будешь ли ты мне благодарен, когда они станут твоими родственниками, — другой вопрос. Мишель и его отец, кажется, очень симпатичные люди. Но совершенно под пятой у мамаши.
— Почему, Мей?
— Что — почему?
— Почему ты так старалась для Саффи?
— Я не так уж старалась…
Она делала это не столько для Саффи, сколько для Адама.
— Не скромничай. Что вас связывает?
— Она никогда тебе не рассказывала?
— Моя сестренка всегда обожала секреты.
— Когда я училась в старшей школе, все надо мной издевались. Девчонки подкарауливали меня, отнимали карманные деньги, вырывали страницы из моих учебников.
— Почему ты никому не жаловалась? Классному руководителю, например?
— Бедненькая богатенькая девочка бежит жаловаться учителю? Я заслужила бы громкую славу.
— Дедушке?
— Он бы отправил меня в закрытое частное учебное заведение.
— Возможно, так и надо было сделать. Мне всегда казалось, что ты не очень-то любишь эту школу.
— Я ее не любила. Но я не хотела уезжать. У меня не было ни отца, ни матери, Адам. Только мой дом. Мои животные.
Колридж-Хаус. И черствый старик, которому, наверное, не очень приятно было, что его внучка — плод греховной любви.
— А почему ты обратилась к Саффи?
— Я к ней не обращалась. Не знаю, как она все проведала, но однажды утром она дождалась меня у ворот школы. Она не сказала ни слова. Просто взяла меня под руку, как если бы мы были закадычные подружки. Честно говоря, я испугалась. Я знала, что они все вместе учились в начальной школе, и думала, что это какое-то новое издевательство. Но она встала на мою защиту. Всюду ходила со мной, гуляла на переменках. И девчонки поняли, что меня нельзя трогать.
— Поэтому Саффи была так уверена, что ты возьмешь Ненси? Потому что ты у нее в долгу?
— Нет. С ней я расплатилась давным-давно. — Мей запнулась, поняв, что сказала лишнее. — Это древняя история, — заметила она небрежно. — Расскажи, как ты провел день. По телевизору что-то говорили о Саминдере, но тут был такой бедлам, что я ничего толком не услышала.
— Думаю, самой важной новостью был мой обед у президента.
— Больше ничего не случилось? — настаивала она.
