Синтия повернулась и обвила шею Клэя руками. Вид у него был совершенно счастливый. Как ему повезло найти жену, которая знает, что ему нужно! И готова ему это дать.
Я не должна его разочаровывать, думала Синтия, расстегивая его ремень. Казалось бы пустяк, а какую он вызвал реакцию! Клэй сдавил ее в объятиях, прижав к своей выпуклой твердой груди, и проговорил почти со всхлипом:
— О, Синтия, мне так хорошо! Я так благодарен судьбе, что нашел тебя!
Двадцать второго ноября был продан «Приют гурмана». Синтия поехала в Велфорд на новом «мерседесе» Клэя. Ей хотелось переночевать в своем старом доме, но Клэй и его коллеги устраивали ужин, на который были приглажены и жены.
Агент, который продавал магазин, предупреждал ее, что покупателя удастся найти не раньше чем через несколько месяцев. Однако — вы только представьте, себе, миссис Эдвардс! — Фред Абернети сразу захотел его купить. Фреду уже принадлежало кафе-мороженое и бюро путешествий в Велфорде, и, по отзывам, он был настоящий царь Мидас: все, к чему он прикасался, превращалось в золото. И это лишний раз подтвердило, что старая миссис Мур была права и Синтия сделала глупость, так легко отказавшись от магазина.
Фред, которого она знала со школьных лет, пришел в вельветовых брюках и куртке на молнии. Теперь это был бледный пухлый мужчина в очках. Пока они ждали, когда адвокаты покончат с бумагами, он сказал Синтии, что у него масса планов, как сделать «Приют гурмана» по-настоящему прибыльным, как он все наладит и выжмет из этого участка все, что можно. Магазин расположен в таком удачном месте, что он удвоит, а то и утроит ту прибыль, которую получала Синтия.
Синтия смотрела на него и кивала после каждого его слова, но когда чек был у нее уже в руках и все документы подписаны, она сказала:
— Может, секрет успеха «Гурмана» не только в его местоположении, но и во мне тоже?
— Не-a, — сказал Фред и засмеялся. Потом он пригласил ее перекусить в придорожный ресторанчик. Синтия отказалась. Она обещала матери приехать к ней на ланч.
Выплатив банковскую ссуду, Синтия положила остаток на свой счет, и теперь у нее было пять тысяч сорок три доллара двадцать два цента в банке плюс дом. Ей очень хотелось взглянуть на свой дом, посмотреть, как они с ним научились обходиться друг без друга. Она ехала со скоростью шестьдесят миль в час по пустым ноябрьским улицам. Полицейские ее не останавливали. Посмели бы они! В эти минуты она чувствовала, что ей закон не писан. Она спешила на свидание со своим домом, целиком во власти неведомых дум и несбыточных желаний. Деревья на улицах были голые и напоминали скелеты, ветер сырой и резкий, а небо — цвета алюминия. Прекрасно. Все под настроение.
Медный молоточек на входной двери начал тускнеть, а лужайка, покрытая опавшими листьями и полусгнившими сливами, пожухла, пожелтела и заросла. На глаза навернулись слезы. Синтия сморгнула, подавила вдруг подступившее откуда-то из живота опасное желание вернуться назад, в то время, когда она еще не спустила с лестницы Эла, не повстречала Клэя, не рассталась с магазином, в общем, вернуться назад.
В доме пахло пылью и мастикой и было так холодно, что Синтия видела, как у нее идет пар изо рта. Она включила обогреватель и открыла все окна. Влажный морской воздух хлынул в дом, очищая его, обновляя. Синтия хотела вновь испытать радость от того, что вдыхала знакомый солоноватый запах, но для полного удовольствия ей не хватало разбросанных по холлу свитеров и шарфов, звуков музыки из комнаты Бет, размякших кусков мыла в мыльницах.
Она вспомнила, что двадцать второе ноября — это годовщина смерти Джона Ф. Кеннеди. Тогда, в 1963 году, она была одна в маленьком стандартном домике, где они в то время жили. Она возилась с Сарой, когда услышала сообщение по радио. Сначала ей стало страшно. Потом она почувствовала жалость к стране и бедной миссис Кеннеди и отчаянно возненавидела всех жителей Техаса.
Ее патриотизм был безоговорочным и безграничным. Это был тот редкий случай, когда она была уверена, что все вокруг разделяют ее чувства. Джон ощущал то же самое. Целых три дня они не ссорились. Он даже не воспользовался этим поводом, чтобы напиться. Они сидели на поролоновом диване и смотрели по телевизору церемонию похорон — из головы не выходило слово «трагедия»; оба испытывали благоговение перед той общей скорбью, тем светлым чувством утраты, на которое оказались способны американцы, в иное время люди беспечные и не сентиментальные.
Когда Кеннеди похоронили и жизнь опять вошла в привычную колею, Синтия поняла, что все это ей очень понравилось и она не прочь еще раз пережить подобное когда-нибудь в будущем. А все почему?
Потому что в эти сладостно-горестные дни она была, как все, патриоткой. Она разделяла со всеми скорбь по республике, по павшему герою, современному рыцарю Камелоту. Неужели нужно обязательно пережить катастрофу, чтобы ощутить полную гармонию с окружающим миром?
Синтия посмотрела в окно на задний дворик. Там царило запустенье. Она столько раз собиралась опрыскать от гусениц фруктовые деревья, подрезать ветви, подновить живую изгородь и устроить настоящий сад — посадить много цветов, поставить каменную скамеечку.
Клэю хотелось иметь дом побольше. До сегодняшнего дня она думала, что и ей этого хочется. Они никак не смогут разместить летом в этом маленьком доме его сыновей и ее дочерей.
Клэй уже не раз говорил, что им придется продать ее дом. Поскольку он согласился уплатить все налоги и страховку за дом, он имел право на собственное мнение в этом вопросе.
Скрестив на груди руки, Синтия смотрела, как с больной яблони спикировал вниз дрозд и распугал воробьев. Наблюдавший за этим кролик ускакал на соседний двор. Неужели она так глупа, что продаст собственный дом ради другого — большого, более комфортабельного, может, даже с бассейном, но ей не принадлежащего?
— Ну и как? — спросила ее мать, ставя на стол сэндвичи с ветчиной. В этот день она не выходила за порог, но все равно на ней были серьги, браслет, красивая серая юбка и джемпер. Она всегда следила за собой, независимо от того, ждала она кого-нибудь или нет. Синтия подумала, что после смерти матери люди будут вспоминать именно это ее правило. Никто никогда не заставал ее врасплох. Кроме того, раз в неделю она ходила в парикмахерскую и раз в месяц чистила все столовое серебро и драгоценности особым составом. Раз в год она мыла все стены в доме, включая кладовки. И хотя Синтия понимала, что все это еще не повод, чтобы судить о людях, она все равно считала: мать — человек достойный.
— Со следующей недели я собираюсь всерьез заняться ремонтом квартиры, — ответила Синтия, жуя кресс-салат и чувствуя, как ей приятно здесь находиться. Погода улучшилась. Пробившись сквозь серые облака, луч солнца упал на полированную поверхность стола красного дерева. Мать положила на стол португальские салфетки ручного плетения и достала фарфоровые чашки.
