— Кстати, да, — поддержал Лизу Никита.
— Не будет, — упрямо заявил Дима. — По-хорошему попросить, объяснить — и не будет.
Лиза злилась, спорила с ним. Корбут психовал. Все кричали. От этого крика голова раскалывалась. Дина сначала хотела высказаться по поводу этой шутки, но решила, что лучше потом, наедине. И без того праздник превратился в базарный скандал.
Когда все разошлись, Лиза снова заперлась в ванной и долго там рыдала, а наутро выглядела едва живой, смотреть жалко.
— Как думаешь, почему Дима её защищает? — спросила Дину Лиза перед первым уроком.
Дина пожала плечами — самой бы узнать, почему эту Катю с таким рвением защищает Маринеску.
Она осторожно повернулась, посмотрела как бы в окно, лишь скользнув мимолётным взглядом по этим двоим.
— Она же не может ему нравиться, да? — продолжала нашёптывать Лиза. — Кому она вообще может понравиться?
Со звонком в класс ворвался физик, и Лиза замолкла. И почти следом за ним явилась директриса.
Дина всегда поражалась, как ей удавалось без лишних слов наводить на людей священный страх. Перед ней ведь трепетали все: и ученики, и педагоги. Да что уж, даже её отец, девиз которого по жизни: наглость — второе счастье, перед Ноной расшаркивался. Такой почтительности, с которой он разговаривал с директрисой, Дина никогда у него не слышала. А ведь если посмотреть — обычная сорокалетняя тётка или сколько там ей? Ухоженная, конечно, стильная, но далеко не красавица. Чем же тогда она так берёт?
Это всегда интересовало Дину, но сейчас больше волновало другое: откуда она узнала про их вчерашний загул?
После Ноны Александровны в аудитории воцарилась гнетущая тишина. Лишь спустя минуту напряжённого молчания физик пару раз кашлянул и предложил вернуться к теме урока.
* * *
— А крыса-то никак не уймётся, — злилась после уроков Лиза. — Ну что, Димочка, доволен?
Корбут понуро молчал.
— Не будет она больше стучать, — передразнила его Лиза.
— Димон, давай скажем, что только мы с тобой выпивали, а девчонки ну просто с тортиком там… чай пили, а? — предложил Никита.
Корбут пожал плечами, мол, ему всё равно. Пусть так.
— Да, давайте, — поддержал Шмыгов, стрельнув взглядом в Полину, на которой лица не было.
Они стояли всемером в коридоре перед кабинетом директора и ждали вызова.
— Ну что? И дальше будете с ней цацкаться? — шипела Лиза. — Пора уже от шуток переходить к конкретным мерам…
— Да тихо ты, — перебила её Дина. — Не нагнетай, а? Сейчас Чума нам самим покажет конкретные меры.
В коридор выглянула секретарша и пригласила первой Лизу. По своему обыкновению директриса вызывала на беседу каждого по одиночке.
— Отрицай всё, — прошептал ей вслед Никита, — и вы, девчонки, всё отрицайте. Чай и тортик, и всё, больше ничего не было. Только мы втроём немного, типа, накатили в честь Полинки. Окей?
— Ах, Том, какой вы благородный*, — устало усмехнулась Дина. (цитата из книги "Том Сойер" Марка Твена)
Директриса мурыжила их долго, допрашивая, как матёрый следователь. Правда, Дину она не так уж задержала и вопросы свои задавала скорее для проформы, как будто уже и так всё знала. Больше стыдила и позорила, чем выспрашивала. И совершенно ничего не хотела слушать.
— За грубое нарушение распорядка, — сухо объявила она им в конце «разбирательств», — вы все будете… бегать. Каждый день в течение месяца у вас семерых будет дополнительный урок физкультуры. Некуда девать свободное время и лишнюю энергию? Значит, будете бегать. И ещё. Про осенний бал тоже можете забыть.
— Как? — вырвалось у Лизы. — Его не будет?
— У вас — не будет.
— А родительский день? — встревоженно спросила Дина.
Директриса смерила её долгим взглядом, потом всё же ответила:
— Это зависит от вас. Свободны.
В коридоре Лиза накинулась на Корбута, будто он всё это подстроил.
— Дозащищался, да? Крысу пожалел, да? — голос её поднялся почти до визга. — Последний осенний бал! Последний! Никогда ей этого не прощу!
31
Эрик видел, как смотрели на Катю — как на прокажённую. Весть о том, что она якобы вновь донесла, только теперь почти на весь класс, разлетелась по школе молниеносно, ещё до конца занятий.
— Я сбегу отсюда, — всхлипывала она после столовой, где во время обеда практически каждый норовил прошипеть ей в спину, а то и в лицо, какую-нибудь гадость.
Глумились ещё хуже, чем накануне. Руки, конечно, никто не распускал — такое могли заметить учителя, которые обедали там же, в отдалении. Но что будет потом, вечером — неизвестно. И это тревожило Эрика. Ведь ясно — Дина и её свора простыми перешёптываниями не ограничатся. Если уж на него перед самым обедом попытались наехать трое десятиклассников, подловив в уборной (мол, кто с крысой общается — сам крыса), то что сделают Кате, когда не будет никого рядом?
Он-то, выросший на улице, с теми тремя холёными мажорами, конечно, справился без труда. Одного скрутил, двое других и не стали дальше к нему лезть. Но Катя не такая. Она и ответить толком не может, сразу в слёзы.
— Да брось. Куда ты сбежишь? — возразил Эрик, на самом деле понятия не имея, как ей помочь, как усмирить народ, как надавить на Дину и её компанию.
— Хоть куда, всё равно. Но я больше так не могу, — уже в голос плакала Катя.
— А это точно не ты? — поколебавшись, всё-таки задал Эрик вопрос, который волновал его с момента появления в классе Чумы.
Катя аж плакать перестала на миг, вытаращив на него круглые тёмные глаза:
— Нет! Конечно, нет! Ты что, тоже думаешь, что это я?
— Нет, — соврал Эрик. — Просто на всякий случай спросил.
Откровенно говоря, была у него такая мысль в первый момент. Просто по инерции подумалось — раз тогда нажаловалась, то и сейчас почему бы нет…
Но Кате он верил. Да и зачем ей?
— Интересно, кто их слил, — хмыкнул он. — Если узнать — то от тебя точно отвяжутся.
— Да как узнаешь? — снова всхлипнула Катя.
До самого вечера он держался рядом — вместе делали уроки в библиотеке, ужинали, потом прогулялись по территории школы. Можно было чем-нибудь заняться, хотя бы в теннис поиграть или в бильярд, а то и сходить в бассейн, но Катя никуда не хотела. Точнее, не хотела туда, где могли быть люди. И Эрик её понимал, трудно выдержать такой гнёт, хотя самому наворачивать круги по школьной аллее было скучно.
— Кстати, давай я тот дневник лучше у себя спрячу, — предложил он.
Катя с минуту молчала, хмурилась, кусала нижнюю губу.
— Почему? — спросила наконец. — Ты мне не доверяешь?
— Не тебе. Просто так надёжнее будет, думаю.
Она пожала плечами.
— Ну ладно.
Хоть Катя и согласилась, но Эрик видел — ей стало неприятно. И остаток прогулки они провели в молчании.
— Дневник я завтра на уроки тебе принесу, — пообещала она перед тем, как разойтись по своим комнатам.
* * *
А на другой день Катя не явилась ни в столовую, ни на занятия. Прямо дежавю. Только на этот раз он ничуть не сомневался — эти чёртовы стервы снова что-то ей устроили.
В подтверждение он несколько раз ловил на себе взгляд Дины. Вчера, кстати, тоже. Она, конечно, делала вид, что смотрит в окно или на кого-нибудь, но сама наблюдала за ним. Проверяла, как он отреагирует или что? Притом стоило ему повернуться — она сразу отворачивалась. И вот что это за маневры?
Он вообще-то тоже следил за её реакцией, когда Нина Лаврентьевна спросила, почему опять нет Казанцевой. Приходько с Кутузовой ответили, что утром Катя была в комнате, собиралась на занятия, но обе ушли раньше неё, и почему она так и не собралась — не знают.
Дина же и бровью не повела, сидела, что-то вычерчивала у себя в тетради, не обращая внимания на вопросы русички. Словно и ни при чём.
На перемене он хотел к ней подойти, но решил, что лучше наведается в комнату девчонок сам.
Катя и правда сидела у себя. Выглядела она целой-невредимой и даже не заплаканной, вот только одета была странно. В тонкой маечке, сквозь которую просвечивала едва наметившаяся грудь, и в полотенце, обмотанном вокруг бёдер.
