— Почему телефон выключен?
— Аа… Я симку сменила.
Номер старой как-то узнал Рустам. Не хочу…
— А написать? Позвонить, м? — с претензией.
Растерянно хлопаю глазами. Я уже и отвыкла как-то…
Забирает пакеты.
— Так, погоди… — хватаюсь за лоб. — Нам надо поговорить.
— Хреново звучит.
Хреновая ситуация у нас потому что!
Оглядываюсь. Нет никого.
— Пойдём, — забегаю на крылечко административного корпуса. Завожу его в кабинет. Запираю дверь.
Он смотрит мне настороженно в глаза. Так, словно стоит мне слово сказать про то, о чем собираюсь и будет бунт. Черт, как с ним договориться? Сорок градусов в этом мальчике! Поднеси спичку — вспыхнет!
— Сядь, пожалуйста, — показываю ему на кушетку.
Настраиваюсь, разбираю пакеты с ампулами. Достаю контейнер.
— Я тебе блинчики приготовила.
— Что?? — недоверчиво.
— Блинчики… — разворачиваюсь. — С творогом.
— Мне блинчики? Сама??
— Тебе!
— Мм.
Озадаченно смотрит на контейнер. Ставлю его на стол.
— Съешь, хорошо?
— Окей.
Так, не растопился блинчиками. Всë также насторожен. Словно мы на татами с ним, и он ожидает атаки.
Медленно подхожу. Разводит бёдра, чтобы подпустить меня ближе.
Очень сложно поцеловать его первой, внутри тысяча голосов, которые меня стыдят и обвиняют за это. Самый громкий — Рустама. Но пошёл он!
Закрывая глаза, поднимаю за скулы лицо Марата, и сама целую поглаживая языком ласковые губы. Он также медленно и чувственно отвечает.
— Та-а-ак… — отстраняется, ещё подозрительнее заглядывая в мои глаза. — Что-то как-то неожиданно накренился грузовик с пряниками на моей улице.
Облизывает губы, тяжело сглатывая.
— Что происходит?
— Ничего…
— Ты хотела поговорить.
Ну, какой!
Хмурюсь, поджимая губы. Присаживаюсь рядом.
— Рустам не должен понять, что между нами есть что-то.
— В смысле?
— Бессо очень просил не усугублять ситуацию. И я тебя очень прошу. Это временно… Не проявляй, пожалуйста, ко мне внимания. Никакого. Не реагируй на его внимание ко мне. Потерпи.
— Чо?!
Подскакивает на ноги.
— Я хавать это всë должен?!
— Что — всë?! Мы просто не демонстрируем отношения! — нервничаю я.
— А они хоть есть? — злая усмешка.
— Есть… — опускаю взгляд.
— А чего ты меня как под дулом пистолета целуешь?! Я нужен??
— Нужен, — зло цежу я.
Ну почему такой упрямый, сложный?!
— Такой интонацией «нужен» не говорят. Такой интонацией на хуй посылают.
— Так! — поднимаюсь я.
Обнимая за шею, шлепаю ему по губам.
— Не груби.
И целую опять. Смелее, глубже. Впивается в ответ. Губами кусая шею, шепчет в ухо:
— Я не смогу… Не проси меня.
— Ну, пожалуйста… Котёнок мой… Я сама справлюсь. Не вмешивайся. Очень прошу!
Отворачивается к окну, ставит руки на подоконник. Пальцы нервно постукивают.
Прижимаюсь щекой к его спине, обнимая за талию.
Стоим так…
Целую в спину.
— Всë, иди.
Не взглянув на меня, выходит за дверь.
Мы договорились или нет, черт возьми??
Блинчики не взял, вздыхаю я. Забираю их с собой.
Иду к корпусу. Марат на лавочке у входа. На мгновение встречаемся взглядами. Его лицо вздрагивает в недовольной гримасе. Прохожу быстро мимо. Уже в секции перед комнатой догоняет.
Моё сердце ускоряется. Дверь в комнату Бессо приоткрыта. Рустам?!
— Алёна Максимовна, — тихо. — Замок…
— Черт! — шепчу я. — Забыла!
Приоткрываю дверь в комнату. Там — тихий ужас: всë в букетах!
Глаза Марата округляются от возмущения. Переводит на меня взбешённый взгляд.
— Это я должен потерпеть?! — шипит мне в лицо.
Зажимаю ему ладонью рот. Увернувшись, в ярости выбивает двоечку в дверь.
Грохот! Я сжимаюсь, закрывая глаза.
Вылетает из секции…
Глава 28. Дурак
Медленно захожу в комнату. Пакет падает из рук на пол.
Ну, зачем?!
Растерянно оглядываю букеты. Наплывает дежавю с больничной палатой. Тоже букеты отправлял…
Губы дрожат от обиды.
— Алëнушка… — сзади.
Вздрогнув, отлетаю от двери. Разворачиваюсь к нему лицом.
— Никогда-никогда-никогда не заходи в мою комнату!
— Не буду… — стоит в дверях.
— Для чего это всë?? — веду руками.
— Это мои извинения за то, что нахамил.
— Я их не принимаю, унеси, будь добр.
— Девочка моя, ты же и двух слов сказать не дала тогда. Дай хоть сейчас.
В груди бьются эмоции. Истерика подкатывает к горлу.
Ты это всë давно пережила, Ростовская, и уже не «девочка», чтобы так реагировать! — ругаю себя.
Делаю глубокий вдох.
— Я не хочу ничего слушать, Рустам. Просто делай своë дело, а я буду делать своё, пока не вернётся Бессо.
— Это. Был. Аффект. Мне. Очень. Жаль.
— Окей. Всë?
— Если бы я мог исправить…
— Ты не можешь исправить. Но ты можешь оставить меня в покое. Чтобы я не нервничала.
— Хорошо, — ложится плечом на косяк.
Медленно оглядывает.
— Почему ты нервничаешь? Ты же знаешь, что я тебя никогда больше не обижу.
— Нет, я НЕ знаю! — срываюсь на эмоции.
— А мне кажется, повод другой. Ты подпустила к себе этого… мальчишку? — уничижительно. — Между вами что-то есть?
— Какого мальчишку? — закрываю глаза.
— Не изображай дурочку, тебе не к лицу. Как, собственно, и эти щенки. Они тебе тоже не к лицу. О Тарханове речь. Ты же сама сказала, что он перспективный. М?
— Да, Боже! — закатываю глаза.
Зачем я оправдываюсь?? А как не оправдываться? Мне хочется стереть Марата из поля зрения Рустам.
— Хотела меня уязвить?
— Да, — сжимаю зубы.
— Ясно. Не надо этого делать. Я достаточно уязвлен, поверь. Каждый усвоил свой урок из этой истории.
Уходит, прикрывая дверь. А я вскипаю до слез. Какой урок я должна была усвоить по его мнению? Какой?? Не имей амбиций, не общайся ни с кем, иначе тебе сломают лицо?!
Скидываю с кровати на пол букет. И реву опять от обиды, истерично вдыхая воздух.
— Алëнка… — заглядывает Люба. — Ты чего??
Отрицательно качаю головой.
— Ничего, Люба, — быстро вытираю слезы. — Ничего… Это я так. Можно, я у тебя посплю сегодня?
— Пойдём, — поднимает мой пакет, мстительно оглядываясь на комнату Бессо. Теперь — Рустама.
Забираю подушку.
Сидя на подоконнике, курим, доедаем Любин шоколад.
— Как тебя вообще на него занесло.
— Как… Я — практикантка, он — сын учредителя. Лицо школы! Наш чемпион. По нему все там фанатели. Рестораны, подарки, внимание. Девчонка была. Что я там понимала? Влюбилась… А Бессо мне тогда говорил, что не надо работу с личным смешивать. Мы с ним работали плотно. Рустаму это не понравилось…
— И?
— Что — и? У человека вспышки неконтролируемой агрессии. Ему не на татами надо, а голову лечить. Если бы я знала сколько раз его тренер заминал «проблемы», я бы… Да что теперь говорить?
— Ну не внезапно же он?
— Не внезапно… Садизм он всегда проявлялся. В мелочах. Но когда любишь, слепнешь. То придушит, то запястье вывернет, то пальцы заломит, когда надо мою волю сломить. А потом целует, жалеет, прощения просит. В какой-то момент я перестала двигаться в заданном направлении, остыла и взбунтовалась. Вопреки его воле поехала сюда. Сопровождать команду на сборах. Ему написала, что мы расстаемся. Бессо меня поддержал. Для Рустама это значило только одно — мы спим за его спиной. И всë… Он неожиданно вернулся из поездки, и в себя я пришла уже в больнице.
— А… вы… никогда? — шёпотом. — Ну… с Бессо.
— Тьфу на тебя! — рассерженно спрыгиваю с подоконника.
— Просто спросила! Бес — классный, — жмурится. — Пусть приезжает, я за ним поухаживаю в изоляторе.
Мечтательно вздыхает. Смеясь, оборачиваюсь покрывалом и возвращаюсь на подоконник.
— Мда… Замучает говнюк теперь наших заек, пока Бессо вернётся. Садюга.
