табу. Нарики и маньяки. Серийники и ублюдочные с*ки, толкающие эту дрянь в руки тупоголовых девиц типа Лунгу.
Отпечаток на всю жизнь. Лютая ненависть.
Прохожу в глубину коридора, сразу замечая жену. Растрепанную, с заплаканными глазами.
Очередное притворство. Тошнит. Киваю ей и без эмоций открываю дверь, пропуская ее вперед.
— Игорь, я понимаю, у тебя проверка, много работы… ты на нервах. Я все понимаю. Возвращайся домой. Хватит этих сумасшествий. Мы все устали и…
— Слушай, Гончарова, что мне нужно сделать, чтобы ты перестала передо мной пресмыкаться? Гордость есть? Хоть чуть-чуть?
— Игорь, я люблю тебя, иногда это сильнее гордости. Возможно, тебе этого не понять, но…
— Подожди, — отвечаю на звонок.
— Девушки, тут народу понаехало тьма. Говорят, чья-то дочь, короче, тебе лучше приехать.
Серьезно? Это уловка? Шутка? Смотрю сквозь продолжающую что-то болтать Алку, чувствуя, как сжимается сердце. Резко поднимаюсь и, не закрыв кабинет, еду к этому адскому ресторану.
Журналюги, куча тачек, взгляд сам падает на накрытое черной пленкой тело. Делаю два шага, оттягивая шуршащую дрянь на себя.
Глава 12
Женя
Хочешь, чтобы день не задался, выслушай с самого утра лекцию от отца. Хочешь, чтобы не задалась жизнь, начни по дурости и зеленым молодым соплям встречаться с Мурасом.
Чем дальше мы продвигаемся в этой обоюдной неприязни, тем расшатанней становятся мои нервы. А ведь еще нужно поговорить с Поли, и с мамой своей не помешает. Потому как Игорь явно не станет скрывать своего присутствия в нашей жизни.
В общем, проблема на проблему, недосказанность на недосказанность, вуаля — снежный ком. И разгребать его мне. В одиночку.
Хотя, если подумать, я в одиночку все это и заварила.
Впрочем, сегодня пятница. Прекрасная и беспощадная. А дальше — целых два выходных, которые мы с дочкой проведем за городом на Зотовской даче. По крайней мере, я на это надеюсь.
Поцеловав ребенка и маму на прощание, выхожу за дверь родительской квартиры с каким-то облегчением. Мне всегда, несмотря на прошествие стольких лет, неудобно перед ними. Неуютно. А если по-простому, то стыдно. До сих пор. И я даже не знаю, как от этого лечиться. И лечится ли это вообще?
В ресторан приезжаю почти одной из первых. Сегодня банкет, а еще должна приехать заказчица. Дочь ректора какого-то вуза. В подробности я не вдавалась, но она хочет устроить у нас девичник.
Поэтому я, подобно ждуну, перебираю на своем столе документы ровно до тех пор, пока за дверьми моего кабинета не начинается паника. Она еще не воспринимаема на слух, но я уже ее чувствую.
— Женька, там эту убили, — Зотова почти сбивает меня с ног, запыхавшись, пытается что-то объяснить.
— Кого? Где?
— Ну эту, с девичником, у нас прямо перед входом…
По спине проходит жуткий холодок. Сглатываю образовавшийся в горле ком и, оттянув рукава вязаного платья, подхожу к окну.
— Полицию вызвали?
— Вызвали, Евгения Андреевна, едут уже.
Моргаю, замечая подъезжающую машину стражей порядка и скорую.
— Хорошо. Народу много в зале было?
— Нет, человек десять. Все здесь. Никто туда не вышел после такого. Там мозги на асфальте. Выстрел. Все испуганы.
Медленно киваю, стеклянным взглядом смотря на бездыханное женское тело в ярко-синей куртке. Только этого всего нам не хватало. Ничем хорошим для заведения это не закончится.
— Жень, что делать-то?
— Ничего. Сейчас всех допросят и отпустят, не нервничай, Вилка.
— Не понервничаешь тут. До сих пор языком еле ворочаю, это надо, посреди дня…
— Да уж.
Непроизвольно вздрагиваю, моментально выделяя из толпы Игоря. Он явно только приехал. Дерганый какой-то. Злой. Это ярко выражено в его походке, мимике. Словно никого не замечая, Мурас подходит к уже накрытому черным пакетом трупу девушки и тянет шуршащую пленку на себя. Рывком. На мгновение замирает и как по щелчку пальцев превращается в другого человека. Движения ленивые. По лицу бегает ухмылка. Мне же становится жутко.
Отворачиваюсь, оседая на диванчик, здесь же, у окна. Никак не могу понять, что это было и что значит. Странная реакция. Непонятная и пугающая. Словно, открывая эту пленку, он ожидал увидеть что-то, точнее кого-то другого. Но то, что от его присутствия мне стало спокойнее, я не могу не признать.
— Господа, не расходимся. Сейчас следователь всех допросит, — громкий, сосредоточенный голос прорывается в сознание через мысли.
Поворачиваюсь, наблюдая за тем самым пареньком, которого на моих глазах избил Мурас. Он, словно пешками, командует перепуганными гостями и персоналом.
— Где следователь может расположиться?
— В моем кабинете, — подаю голос, — я покажу. Без всякого ожидания ответа направляюсь к себе. Впрочем, становлюсь и первой допрашиваемой. Пара вопросов, и меня отпускают. Свидетель я не очень. Ничего не видела.
Выхожу из кабинета, тихо прося зайти туда следующего. Делаю шаг в сторону кухни, чувствуя на своей руке захват. Не успеваю понять, что происходит, оказываясь в чьих-то крепких, словно тиски, объятиях.
Гадать, кому они принадлежат, не нужно. Я и так знаю. По запаху парфюма и чисто интуитивно. Игорь. Вдыхаю побольше воздуха, чувствуя, как паника последнего часа отступает. Волнение испаряется. Мне становится легче, спокойнее. Он словно забирает все мои переживания себе. Прикрываю глаза, до боли закусываю губу. Я готова разрыдаться. Эта тоска бешеная, неуправляемая, она вмиг вырывается наружу. Она отравляет все. Заставляет забыть о ярости, боли, обиде, ненависти. Обо всем. Она окутывает меня своими мягкими лапками, помогая вспомнить, как мне было хорошо. Вспомнить, что все это для меня значило. Вспомнить, а потом понять, что ничего больше нет. Все разбилось, как хрупкая хрустальная ваза. И не склеить. Слишком много осколков. Так много, что некоторые давно затерялись.
Он ничего не говорит. Только крепче прижимает меня к себе, но стоит мне немного пошевелиться, как объятия тают.
Он резко отстраняется, а в глазах, которые секунду назад
