мама их у неё взяла.
- Да, помню, мама мне тогда рассказала о вас.
Судя по тому, что мама говорила, именно эта дама была главным действующим лицом в настойчивых уговорах избавиться от меня, в переоформлении квартиры и угрозах на случай, если мама решит что-то ещё требовать от отца. Вряд ли она проявит ко мне участие. Надежда попросить о помощи гаснет…
Хотя если взглянуть с другой стороны, всё не так уж плохо: они не отказались от финансовой ответственности и отдали маме двухкомнатную квартиру в столице. Пусть в счёт алиментов. Но вряд ли многие залетевшие провинциалки могут на такое рассчитывать.
- Что случилось? Почему ты здесь? Тебя кто-то обидел?
Вот уж точно, она – последний человек, которому я буду жаловаться на маму!
- Меня выписали из больницы. Я маму жду.
Отчасти это правда. Я всё ещё надеюсь, что она одумается и вернётся за мной. Ведь она не может меня вот так бросить? Как бы ей ни задурили голову сектанты, материнский инстинкт у женщины должен быть сильнее!
- А слёзы по какому поводу?
Женщина говорит не зло, а участливо. Возможно, она – мой единственный шанс ночевать сегодня не на улице. Но не могу я подставить маму и рассказать ей правду! Что же делать?
- Просто после болезни я очень нервная и плаксивая стала.
- Валя скоро приедет за тобой? Время-то уже позднее. Ты звонила ей?
- Я телефон дома оставила, – отрицательно мотаю головой.
- Таня, что-то я не понимаю. Тебя выписали из больницы, но ты, вместо того, чтобы дождаться в палате, когда мама заберёт тебя, зачем-то вышла во двор, сидишь тут и слёзы льёшь. Выглядит очень странно. Мама точно придёт за тобой?
- Надеюсь…
- Она знает, что тебя выписали?
- Да…
- Давай так. Я подвезу тебя домой, а ты позвони с моего телефона матери и предупреди, чтобы ехала сразу туда.
И что делать? Как признаться, что нет у меня теперь дома? А ведь квартиру они переписали на маму для меня, чтобы мне было где жить…
Женщина протягивает мне телефон, снимая жестом блокировку.
- Звони и поедем.
Набираю мамин номер. Внутри всё замирает. Больше всего на свете я мечтаю, чтобы она сказала, что ждёт меня за углом или хотя бы на вокзале… Но чуда не случается.
- Мама, ты где?
- Какого чёрта ты звонишь с её номера? – рявкает, не отвечая на мой вопрос. – Настучать на меня решила?
- Ты где? – повторяю в надежде, что она не услышала.
- В электричке еду, почти приехала на место. А ты, предательница, забудь мой номер!
Как только договаривает, сразу бросает трубку. Набираю ещё раз, но она больше не отвечает.
- Ну что? – выжидающе спрашивает Людмила Макаровна.
- Она что-то перепутала, наверное.
- Так почему ты не сказала ей то, что я просила?
- Она за городом.
- А ключи у тебя есть?
Мотаю головой.
Когда я была маленькая, нам в подъезд подбросили котёнка. Он жалобно пищал, тыкался в каждую дверь и с надеждой в глазах бежал за каждым вошедшим в подъезд. Но никто его к себе не брал. Я умоляла маму приютить малыша, но она была непреклонной… Сердце кровью обливалось, когда я думала, каково это – потерять маму и остаться одному в неизвестном месте. Теперь я чувствую себя таким котёнком – брошенным, никому не нужным, без надежды вернуть свою прошлую стабильную жизнь. Все былые проблемы и трагедии кажутся ерундой по сравнению с катастрофой, разыгрывающейся сейчас в моей жизни.
- Ладно, поехали ко мне. Не оставлять же тебя тут.
Она произносит это таким тоном, будто делает мне огромное одолжение, отчего мне становится не по себе. Впрочем, это и есть одолжение с её стороны, а потому не стоит обижаться или удивляться. Альтернативы у меня в данный момент нет. Я ведь даже в общежитие университета не могу поселиться, пока не начнётся учебный год, да и не хочется видеться со знакомыми...
А как вообще жить дальше? Где брать деньги хотя бы на кусок хлеба? Танцы мне на ближайшее время категорически запретили. Ноутбука для работы у меня нет, и я уже совсем не удивлюсь, если его постигла участь моего телефона. На нём было много важной информации. Стараюсь не думать о том, как я её теперь буду восстанавливать. Мне бы для начала определиться с кровом над головой…
Тяжёлые мысли ранят и не дают покоя. Я в западне…
После завтрака одеваюсь. Меня приютили тут на ночь, но пора бы и честь знать. И хотя квартира большая, а бабушка живёт в ней одна, не уверена, что она будет счастлива, если я задержусь тут на дольше.
- Куда собралась? – спрашивает она грозным голосом. – Мать вернулась в город? Ты с ней созвонилась?
- Нет…
- Значит, звони. И будешь тут, пока она не вернётся. Нечего тебе по улицам скитаться после болезни. Побереги здоровье.
Она давит меня тяжёлой энергетикой, заставляет нервничать. Не могу даже в одной комнате с ней находиться. Но выхода нет…
Мамин телефон не отвечает. Сколько я смогу тут жить? Неизвестно. И какой выход из ситуации?
- Я тут кое-какие справки навела, – заявляет мне Людмила Макаровна спустя несколько дней. – Мамаша твоя с работы уволилась, квартиру продала… Что ж ты мне ничего не сказала?
- Я не знала, что уволилась, – всё, что могу сказать в своё оправдание.
- А тебя, стало быть, кинула.
- Я сама не захотела с ней ехать!
- Сама? Предпочла вечно сидеть в больничном дворе и слёзы лить?
Какая же она жестокая и бессердечная! Как она может так говорить?
- Ладно. Будешь жить пока тут. С врачом твоим я поговорила, завтра пойдём в клинику, где ты будешь дальше наблюдаться. Не реви, – замечает мои слёзы. – Прорвёмся. Твой отец – чемпион. Надеюсь, характером ты в него пошла, а не в свою легкомысленную мамашу.
А я и сама не знаю, что хуже – быть непорядочным чемпионом, который бросил дочь в трудный момент и отказался покупать жизненно необходимые лекарства, или легкомысленной и доверчивой дурой.
Словно читая мои мысли, бабушка продолжает:
- Гриша, кстати, сказал, что мать твоя недавно звонила, денег требовала непомерную сумму на твоё лечение.
- Нужно было купить дорогие лекарства, в больнице их бесплатно не
