– Именно так.
Он кивнул:
– Ну, я бы на твоем месте для начала сел и подумал о том, что в жизни есть хорошего. А потом спросил бы себя, как я могу сделать это хорошее еще лучше.
– В этом нет никакого смысла, – рассмеялся я.
– А ты просто подумай об этом, – произнес он и поднялся.
Всю обратную дорогу до своей комнаты я ломал голову, откуда я могу его знать. Может, до того, как устроиться работать во дворце, он бывал в Каролине? Шестерки часто в поисках работы переезжали с места на место. Но где бы он ни побывал и что бы ни повидал, он не позволил этому сломить себя. Зря я не спросил, как его зовут. Впрочем, раз уж мы так часто натыкаемся друг на друга, у меня еще будет шанс сделать это. Когда я не был в ужасном настроении, он на самом деле казался вполне достойным мужиком.
Слова конюха еще долго не выходили у меня из головы. Что в жизни есть хорошего? Как я могу сделать это еще лучше?
Я взял конверт, в котором держал деньги. Во дворце у меня не было необходимости на что-либо тратиться, так что все до цента обычно отправлялось моим родным. Обычно. Я сел и написал коротенькое письмо маме.
Прости, на этот раз не так много, как обычно. Кое-что произошло. На следующей неделе пришлю еще.
С любовью, Аспен.Сложив чуть меньше половины жалованья в конверт вместе с письмом, я отодвинул его в сторону и взялся за чистый лист бумаги.
Адрес Вудворка я помнил наизусть, поскольку не раз надписывал вместо него конверт. Неграмотных людей было гораздо больше, чем представлялось многим, но Вудворк так беспокоился, как бы его не сочли глупым или никчемным, что из всех товарищей доверил свой секрет мне одному.
В зависимости от многих вещей – места жительства и количества учеников, обучавшихся в школе, – можно было просидеть за партой добрый десяток лет и не научиться практически ничему.
Нельзя сказать, чтобы Вудворка проморгали. Система списала его со счетов с широко открытыми глазами.
А теперь никто из нас не имел ни малейшего представления ни о том, где он и как у него дела, ни о том, вместе ли они до сих пор с Марли.
Миссис Вудворк,
это Аспен. Мы все очень сочувствуем вашему сыну. Надеюсь, у вас все хорошо. Посылаю его последнее жалованье. Всего вам самого наилучшего.
Я не стал писать ничего больше, хотя и задумывался над этим. Не хотелось, чтобы она сочла эти деньги подачкой, а потому лучше не вдаваться в подробности. Но я надеялся, что смогу время от времени анонимно посылать ей небольшую сумму.
Семья есть семья, а родные Вудворка никуда не делись. Нужно попытаться помочь им.
Я убедился, что все улеглись спать, и лишь тогда приоткрыл дверь в комнату Америки. К моей невыразимой радости, она еще не заснула. Мне очень хотелось, чтобы Мер дожидалась меня, и, судя по тому, как она развернулась и придвинулась ближе к краю кровати, Америка тоже надеялась, что я появлюсь у нее этой ночью.
Как обычно, я оставил дверь приоткрытой и склонился над ее постелью.
– Ну как ты?
– Вроде ничего. – (Но я видел, что это неправда.) – Селеста сегодня подсунула мне статейку. Не уверена, что я хочу во все это ввязываться. До чего же она надоела!
Что за несносная девица! И с чего только она взяла, что может мучить людей и манипулировать ими ради короны? То, что ее до сих пор не отправили домой, было еще одним доказательством кошмарного вкуса Максона.
– Наверное, теперь, когда Марли выгнали, он какое-то время не будет никого исключать.
Чтобы печально пожать плечами, у нее, казалось, ушли все силы.
– Эй! – Я коснулся ее руки. – Все будет хорошо.
Она слабо улыбнулась:
– Знаю. Просто мне ее не хватает. И я в полном тупике.
– Относительно чего?
– Относительно всего. Что я здесь делаю, кто я такая. Думала… Не могу даже объяснить.
Я посмотрел на Америку и понял, что, потеряв Марли и увидев истинную сущность Максона, она оказалась лицом к лицу с фактами, которые не хотела признавать. Это отрезвило ее – возможно, чересчур неожиданно. И одновременно парализовало. Ей было страшно сделать какой-то шаг, потому что она не могла предугадать, что еще полетит в тартарары. Мер видела, как я лишился отца и переживал наказание Джемми, как бился, словно рыба об лед, пытаясь прокормить семью. Но она была всего лишь свидетельницей; ей не пришлось испытать ничего подобного на своей шкуре. Ее родные были при ней, кроме заболевшего звездной болезнью братца, и она никогда в жизни не теряла ничего по-настоящему важного.
«Если не считать тебя, идиот», – укоризненно напомнил мне внутренний голос. Я отмахнулся от этой мысли. Сейчас речь о ней, а не обо мне.
– Мер, ты знаешь, кто ты такая. Не дай им изменить тебя.
Она пошевелила рукой, как будто собиралась протянуть ее и дотронуться до моих пальцев. Но так и не сделала этого.
– Аспен, можно тебя кое о чем спросить?
На ее лице по-прежнему была написана тревога.
Я кивнул.
– Наверное, это прозвучит глупо, но если бы для того, чтобы стать принцессой, мне не нужно было выходить ни за кого замуж, если бы это была всего лишь работа, для которой меня могли бы выбрать, как полагаешь, я бы с ней справилась?
Такого вопроса я точно не ожидал. Выходит, Америка все еще не отказалась от мысли о возможности стать принцессой. А может, я и не прав. Все это умозрительные разговоры, и потом, она ведь сказала, чтобы я не принимал в расчет Максона.
Судя по ее реакции на все, что случалось на публике, наверное, она чувствовала себя беспомощной, сталкиваясь с вещами, которые происходили за закрытыми дверями. У нее было много талантов, и все же…
– Мер, прости. Я так не думаю. Ты не сможешь стать такой же расчетливой, как они.
Я хотел донести до нее, что в моих глазах это достоинство. Меня радовало, что она не такая.
Америка свела тонкие брови:
– Расчетливой? Это как?
У меня вырвался тяжелый вздох, и я попытался объяснить ей, не вдаваясь в ненужные подробности:
– Я бываю в разных местах. И много что слышу. На Юге, где высока концентрация низших каст, не утихают беспорядки. Если верить разговорам гвардейцев, долго прослуживших здесь, южане всегда протестовали против методов Грегори Иллеа. И неспокойно там уже давно. Ходят слухи, что король именно из этих соображений и выбрал королеву Эмберли. Она родом с Юга, и его решение на некоторое время их утихомирило. Но теперь, похоже, все началось по новой.
Мер задумалась над моими словами.
– Это не объясняет, что ты подразумеваешь под расчетливостью.
Стоит делиться с ней тем, что мне известно, или нет? Она хранила наши отношения в тайне два года. Ей можно доверять.
