Я могла бы однозначно быть его. Но и он был бы моим.
Глава 15
Энцо.
Русские — ебаные ублюдки.
Требуется шесть недель, чтобы навести порядок в беспорядке, вызванном Минчетти, и одновременно гарантировать, что мой бизнес не рухнет. Я должен отдать им должное, они тщательны, когда дело доходит до мести. Они не только сожгли мои склады, но и взяли под контроль некоторые из моих наркополей в России. Это означает, что мне пришлось вести переговоры с русскими головорезами и убеждать их вернуть эти поля, следя при этом за тем, чтобы отношения не стали враждебными.
Но вот все это сделано, и я возвращаюсь домой. Раньше я презирал Нью-Йорк и все, что он символизировал. Особняк Руссо никогда не казался мне домом, особенно после того, что произошло в его стенах. Но все изменилось. Потому что я знаю, что там кто-то меня ждет. Оливковая кожа, голубые глаза. Я скучал по Розе. Настолько, что иногда было чертовски трудно дышать. Мне не хотелось ничего больше, чем вернуться домой и заключить ее в свои объятия, но я не мог отвлечься. Разлука укрепляет чувства. И теперь мое сердце физически не может больше находиться вдали от нее.
Теперь ничто не удержит меня от нее. К сожалению, я наткнулся на свой первый контрольно-пропускной пункт, когда приехал, а Изабеллы там не было. Мэтью и Мария с широкими улыбками прибегают ко мне, как только видят меня. Это странно. Год назад я их до чертиков напугал, а теперь они оба приветствуют меня, обнимая. Я с удивлением обнаружил, что не возражаю. Мне это даже нравится. За очень короткое время я стал очень заботиться о своих маленьких кузенах.
Я ерошу Мэтью по волосам после того, как мы закончили обмен любезностями.
— Где Роза, Мэтти?
Он улыбается.
— Она в своем другом доме.
Я выгибаю бровь.
— В её другой дом?
Мария с энтузиазмом кивает.
— Она отвозила меня туда. В свою художественную студию. И она учит меня гончарному делу, дядя Энцо. Она говорит, что у меня природный талант. И мы тоже иногда рисуем.
— Она играет со мной в видеоигры, — встревает Мэтью.
Я тихо посмеиваюсь. Хотя тревога пронзает мою грудь от того, что Роза снова вернулась к своему искусству. Я могу только надеяться, что это потому, что она хотела научить Марию. Однако, судя по тому, как редко она хотела поговорить со мной по телефону, пока меня не было, я в этом сомневаюсь. Что-то все еще не так.
— Вы двое снова смотрите телевизор. Я поеду за Розой, — говорю я им. Я оборачиваюсь, затем останавливаюсь, что-то понимая. — Где ваша мать?
Близнецы переглянулись, что-то мелькнуло в их глазах, прежде чем они снова посмотрели на меня. Их выражения виноваты.
— Она ушла, — отвечает Мария.
Моя челюсть сжимается.
— Когда она ушла?
Никто не должен иметь возможность покинуть этот дом без моего ведома.
— Три дня назад. Она сказала, что собирается в путешествие, — нервно отвечает она. — Сказала нам не говорить. Иса сказала, что нам тоже не следует говорить.
Дениз тайно выходит из дома крайне тревожно по множеству причин. Думаю, она чувствует себя лучше. Я никогда не нравился этой женщине, а значит, она могла что-то замышлять. Моя рука скользит по челюсти.
— Не волнуйтесь. Я ничего ей не сделаю, — говорю я близнецам, чтобы облегчить беспокойство в их глазах.
— Ты обещаешь? — дрожащим голосом спрашивает Мэтью.
Я киваю один раз. Они слегка улыбаются мне, прежде чем вернуться в гостиную. Мне нужно всего лишь мгновение, чтобы переодеться во что-нибудь другое, прежде чем я возвращаюсь в машину и еду к Де Луки. Мне разрешен вход через ворота, хотя, как только я выхожу в вестибюль, меня ждет Роман. В руке стакан с какой-то жидкостью.
Когда я приближаюсь, бровь приподнимается.
— Ну, если это не человек, который осмелился приехать в Россию и выжил, — говорит он, опрокидывая бокал в знак признательности.
Несмотря на себя, я улыбаюсь.
— Не все трусы, Роман.
— Эх, — он пожимает плечами, видимо, не обидевшись на оскорбление. — Единственная причина, по которой ты выжил, заключается в том, что в прошлом у твоей семьи не было такого количества стычек с русскими. Если бы я ступил на их территорию, меня бы застрелили за считанные секунды. Вот почему мы не смешиваемся. Не стоит рисковать, — говорит он, качая головой.
— Могу себе представить, — говорю я сухо. — Где моя жена?
Выражение лица Романа становится забавным от моего тона.
— Забавно, что ты ее так называешь, хотя ты еще даже не женат.
— Мы женаты во всех смыслах, — отвечаю я.
Я знаю это в своем сердце. Мы с Розой, возможно, еще не пошли под венец, но она моя. Она пообещала.
— Это интересно. Только один вопрос: ты что-нибудь с ней сделал, когда уезжал?
Темно-синие глаза скользят по моему лицу.
— Потому что моя сестра талантливая художница, но я волнуюсь, когда она проводит так много времени взаперти в своей комнате. Что ты сделал, Руссо?
— Я дам тебе знать, когда буду готов начать говорить с тобой о личных делах между мной и ней.
Его глаза темнеют. Я помню, что он все еще ее брат, и скоро мы станем семьей, поэтому я успокаиваюсь.
— У нас все в порядке, — говорю я, надеясь, что это не ложь. — Просто пара вопросов, над которыми нужно разобраться. Ты знаешь, как оно бывает.
Я вижу по его глазам, что он понимает.
— Ладно, — смягчается Роман. — Просто будь осторожен с ней. Она моя единственная сестра, Энцо.
— Я знаю.
— Она наверху, в своей студии. Третья дверь справа, — говорит он мне, жестикулируя рукой. — О, и вас двоих ждут на нашем ужине в честь Дня Благодарения через пару недель. Я считаю, что поздравления уместны, поскольку вскоре последует ваша свадьба.
Я стискиваю зубы и киваю, слишком сосредоточенный на том, чтобы достучаться до Розы, чтобы думать о том, что он имеет в виду.
Когда я стучу в дверь, ответа нет. Постучав еще раз, я вхожу, и при виде Розы у меня перехватывает дыхание. Она на своем рабочем месте, сидит, обхватив руками глину и лепит. На ее лице мягкая, безмятежная улыбка. На ней наушники-вкладыши, поэтому она не сразу реагирует на мое присутствие.
Мне следует отнести в комнату различные произведения искусства, те, которые находятся в незавершенном состоянии, те, которые она закончила. Но я смотрю только на нее. Я продолжаю изучать ее несколько секунд и прихожу к двум выводам. Во-первых, она самая красивая здесь, в своей стихии. Она похожа на богиню.
Второе, что я понимаю, это то, что я люблю ее. Я люблю ее, и мир не рушится. Вокруг меня ничего не рушится. Все совершенно спокойно, а мое сердце бьется от осознания. Глаза Розы наконец поднимаются, голубые глаза пристально смотрят на меня. Они расширяются от удивления, а затем так же быстро сужаются.
Ее движения медленны, когда она достает наушники и поднимается на ноги. Она идет ко мне.
— Ты мог бы сказать мне, что вернешься, — выдыхает она с слегка нерешительным выражением лица.
Мне нужно прикоснуться к ней больше, чем воздух.
— Ты собираешься меня обнять или нет, детка?
— Я бы хотела, но я очень грязная, — говорит она, указывая на фартук, закрывающий ее платье и руки.
— Мне все равно, принцесса.
Выражение ее лица смягчается, и она вздыхает. На следующем вздохе она бросается в мои объятия. Я прижимаю ее к себе и удивляюсь, когда по моей руке проходит легкая дрожь. Волосы ее прижимаются, когда я прижимаю ее еще ближе.
— Черт, я скучал по тебе, дорогая.
— Я тоже скучала по тебе, — шепчет она. — Несмотря на то, что ты величайший засранец в мире.
Это заставляет меня смеяться. А затем она издает собственный тихий смех, и это похоже на рай. В ее объятиях чувствуешь себя как в раю.
Мы лежим в моей постели, и Роза призналась, что спит здесь каждую ночь с тех пор, как я ушел. Если бы я еще не любил ее, признание определенно стало бы для меня переломным моментом. Мы лежим на кровати, все еще полностью одетые, и она рассказывает мне, как провела последние несколько недель.
