Ты, ты, и ты – едем с шефом на аэродром. Вы, Юр, тоже едете. Имана? А ты чего стоишь? Мигом переодевайся!
На этот раз Имана едет в машине сопровождения. Глухова ей удается увидеть только краем глаза. От ее вчерашнего спарринг-партнера ничего не осталось – он сейчас совсем другой человек. Застегнутый на все пуговицы политик. И пусть оделся он неформально – едут они в те края, где иной прикид был бы просто странным, все равно понятно, что перед тобой сильный этого мира. Ну и Елена как Елена. Шикарная. От ее вида у Иманы особенно сводит зубы. И думает она совсем уж о каких-то непотребных вещах. Например, о том, успели ли они заняться сексом, как тогда за завтраком? Наверное, да. После такой разлуки, это наверняка первое, что они сделали. Именно поэтому ехать в одной машине с ними Имане было бы некомфортно. Ведь даже спустя какое-то время она могла запросто поймать отголоски чужих страстей. А ей сейчас это не нужно. Ей крайне важно сосредоточиться на другом, потому что у нее дурное предчувствие.
Только на аэродроме Михалыч ставит их в известность, что лететь они будут на Робинсоне. То есть кроме пилота полетят лишь она и Глухов. Другие ребята, оказывается, выехали на место еще позавчера, чтобы обеспечить охрану на месте без привлечения к тому дополнительного внимания.
Если так рассудить, это довольно разумно. Но Имане почему-то с каждой секундой все хуже и хуже. Порой ее видениям предшествуют вот такие панические атаки.
Они у вертолета, когда ей становится совсем худо. Хорошо, что внимание Глухова на себя перетягивает Елена. Имана упускает момент, когда та или в обморок падает, или просто поскальзывается на взявшейся тонкой корочкой луже. Охрана реагирует мгновенно, случается суета… Все бросив, Герман Анастасыч подхватывает невесту на руки и возвращается к зданию аэродрома. А дальше Имана уже не следит, потому что ей становится жутко тошно.
– Яр, я отойду…
Выворачивает ее прямо в сугроб. Утренним кофе и бутербродами. Ярослав, заметив, что дело плохо, подбегает к Имане. Заботливо поддерживает под локоть.
– Эй, ты чего?
– Все нормально… – сипит та, обтирая лицо тяжелым подтаявшим снегом.
– Вот, попей, – протягивает бутылку. – Лучше? Или заменить тебя от греха подальше?
– Не знаю. Может быть. Мне нехорошо. Слушай, Яр, а вы пилота проверили?
– Естественно.
– А вертушку?
– Ты издеваешься? – рычит Яр. – Или опять что-то видишь?!
– Нет. Нет, ничего… Прости. Накатило. А что с невестой Глухова?
– Тоже поплохело. Может, беременная? Вон они…
Герман возвращается. Ярослав сообщает ему, что расклад поменялся, и что с шефом полетит он. Но Глухов неожиданно упирается рогом. Давит на то, что им не стоит менять план Михалыча, и в итоге лететь приходится все же Имане. Лица на ней как не было, так и нет.
– Ну что, тебе реально так плохо?! – психует Глухов, когда они уже в воздухе. Мерный гул лопастей заглушают толстые наушники и пульсация крови в ушах.
– Нет. Мне неспокойно.
– Не надо было лететь? – хмурится Герман Анастасыч. Имана замирает, прислушиваясь к себе, но все без толку. Она либо видит что-то, либо нет. Сейчас как раз последний случай. Но сквозь неясную тревогу пробивается мысль о том, что все идет ровно так, как и должно.
– Не обращайте на меня внимания.
– Ты не похожа на паникершу. Так что происходит?
Они переговариваются на отдельной частоте. Голос Глухова искажает связь… Впрочем, и ее тоже, наверное.
– Все нормально. Извините.
– Желудок как?
– В порядке.
Они замолкают. Из окон вертушки, напоминающих глаза стрекозы, открывается широкий обзор. Сначала внизу еще мелькают какие-то города и деревни, но через час пути зеленое море тайги раскидывается на многие и многие километры, и не видно в нем даже крохотных островков цивилизации. Только зелень хвои и уже заметно просевшие к весне снега. А потом и лес отступает, сменяясь тундрой.
– Имана…
– М-м-м?
– Тест отрицательный.
Имана поворачивается к Глухову. Они так близко, что она может запросто рассмотреть даже самые тонкие морщинки на его загорелом лице. Считать любую эмоцию. И потому ей обидно, что он произносит это как будто бы с облегчением.
– Вот как?
– У меня нет причин тебя обманывать, но если хочешь, я покажу тебе бумажку.
Ответить Имана не успевает. В уши долбит звук сработавшей аварийной сигнализации. А дальше начинается ад. Системы мониторинга и предупреждения об отказах, надрываясь, кричат о неисправности. Глухов, как истинный альфа, поначалу пытается выяснить у пилота что да как, но очень скоро понимает, что того сейчас лучше не трогать. Дабы минимизировать последствия крушения, тому нужно сосредоточиться на управлении, а не на болтовне. Что это именно крушение – уже никто из них, похоже, не сомневается.
Имана наблюдает за всем, как в слоу-мо. Она даже видит маленькие капельки пота, выступившие на висках у пожилого и явно опытного пилота. Как адреналиновый выброс топорщит короткие волоски у него на затылке. Как Глухов вцепляется пальцами в кресло. Как плотно сжимаются его губы. И каким становится взгляд… Сумасшедшим каким-то и решительным. Словно он до последнего отказывается сдаваться. И всем своим видом демонстрирует это судьбе.
Ей, конечно, страшно. Имана всего лишь человек, и инстинкты у нее вполне человеческие. А еще ей немного жаль, что он ей не отец. Зачем она это узнала именно сейчас? Имана уверена, будь иначе, смириться со смертью было бы легче. Не то что теперь…
Нет, ну ведь интересно, как так ошибся дед! И ошибся ли? Зачем он привел их друг к другу? Была ли у этого вообще цель? Или старик просто сдал под конец жизни? И потерял нюх?
А еще вспоминается. Детство…
Пилот теряет управление. Вертолет швыряет из стороны в сторону.
– Деда-деда! Я сейчас упаду.
– Нет, Имана. Нет, мой снежок. Давай, ты должна почувствовать равновесие.
Бревно под маленькими ножками теплое и шершавое. А ее чувства обострены тем, что на глазах повязка. Имана расставляет тонкие как прутики ручки и делает первый неуверенный шаг. Бревно раскачивается на цепях. До земли чуть меньше метра, но ей это расстояние кажется пропастью…
– Я упаду.
– Нет, ты сможешь. Ничего не бойся. Чувствуй.
– Мы сейчас упадем, – Имана не замечает, что шепчет это в реальности. Вертолет крутит все сильней. Кажется, с этим уже не справиться. Потому что до земли… Больше
