— Я поводов не давала! Ты угрожал мне дочерью, напомню! Не отличаешься от Глеба! Ни капли!
Эмиль поднимает глаза. Между нами всего лишь пара сантиметров. Я чувствую аромат его парфюма. Он дышит мне в губы, чем вызывает мурашки по телу.
— Прости, Волчонок. Прости... Больше не повторится. Обещаю.
Кладет руку на мой затылок, второй сжимает ягодицу. Да так, что я чуть ли не постанываю.
— Простить? — усмехаюсь. — Ты каждый раз будешь говорить мне гадости? Ломать, унижать, а потом... Просто прости? Да ты с ума сошел...
Ладонь Эмиля касается моей груди. Он рычит мне в шею, скользя рукой по спине.
— Сошел с ума... — подхватив меня под попу, усаживает на тумбочку и рывком снимает с меня белье. Расстегивает свой ремень.
Глава 26
Внутри меня творится не пойми что. Мне хочется заорать в голос, сказать, как я его ненавижу. Но огонь, с каждой секундой все больше растекающийся по телу, заставляет меня молчать и подчиниться этому самодовольному мерзавцу, который вот-вот возьмет меня прямо здесь, посреди комнаты. На тумбочке.
Я зарываюсь в его волосы пальцами, тяну их что есть силы, слыша звериный рык. А в следующий момент Эмиль несдержанно рявкает, чтобы я раздвинула ноги шире. Нет, делать то, что он велит, я не собираюсь. Поэтому он берет инициативу в свои руки. Всего секунда — и одним резким движением вжимается в меня, заполняет собой.
Я приоткрываю рот, но вымолвить ни единого слова не получается. Это что-то невероятное... Тело покрывается мурашками. Разум туманится. Да, я хочу его. Всегда хотела. Всю жизнь. Ждала его. Хранила верность не мужу, с которым была в браке много лет, а именно ему. Эмилю Бестужеву. Потому что после него мне не хотелось никого. Ни одного мужчину. Не до них было.
Я не должна испытывать к этому человеку настолько сильные чувства. Не должна, но ни разум, ни тело не слушаются. Я выгибаюсь в такт каждому его движению. Впиваюсь ногтями в спину Эмиля через слой ткани. Еле сдерживаю себя, чтобы не простонать. Не показать ему, как я ждала этого момента.
— Молодец... Вот так... — шепчет охрипшим от страсти голосом, кусает нижнюю губу. Глаза его полуоткрытые, как и мои. Одна рука сжимает мое бедро, вторая — затылок, Эмиль не хочет, чтобы я отвернулась. — Так долго ждал этого дня...
— Сукин ты сын, Эмиль. Я тебя ненавижу... — выдаю на выдохе. — Ненавижу всем сердцем и душой.
— Да, вижу, — он тихо смеется и впивается в мои губы. Толкает язык в рот, и я чувствую вкус виски и шоколада. — Расслабься. Просто расслабься, Арина.
Он начинает двигаться очень быстро и резко. Я же уже затрудняюсь соображать, анализировать происходящее...
Вообще-то в соседней комнате моя дочь учит стихотворение. А мы с ее отцом занимаемся тут безумием. Она в любой момент может появиться, но без стука внутрь не зайдет никогда. Я ее не так воспитывала.
Снова толчки. Слишком быстрые. И я просто не могу сдержать всхлип. Утыкаюсь носом в мужское плечо, вонзаюсь ногтями в кожу шеи Эмиля. Секунда, вторая... И третья... И я просто дрожу от разливающихся по телу импульсов тока. От того, как внутри меня пульсирует кое-что огромное и горячее.
— Сукин сын...
Я отталкиваю его от себя и иду прямиком в ванную, откуда вышла буквально несколько минут назад. Теплая струйка жидкости течет по бедру. Я пытаюсь не обращать на это внимания и не думать, что только что произошло между мной и этим... Засранцем Бестужевым. Он меня бесит. Бесит тем, что мое тело до сих пор помнит его. Да и я, собственно говоря, никогда не забывала. Бесит тем, что я не могу отстраниться тогда, когда он вот так хочет близости. Я и сама хочу. А еще бесит тем, что, несмотря на его слова... На то, что угрожал мне точно так же, как когда-то Глеб, я все равно не смогла удержаться и поддалась его напору.
Выйдя из ванной, я не нахожу Эмиля в комнате. Дочка повторяет стишок, измеряя коридор небольшими шагами.
— Мам, я все, — выдыхает, протягивая мне книжку. — Ты подержи, я тебе расскажу и спать. Глаза слипаются.
Улыбаясь, приобнимаю дочь, прижимаю к себе.
— Давай.
Буквально через двадцать минут Эмилия засыпает в своей кровати. Глажу ее по голове, целую в висок, мысленно подмечая, что она сильно похожа на своего отца. Характер, внешность... Манера общения (временами).
Бестужев в своем кабинете. Я слышу его голос, резко останавливаюсь у двери. Пытаюсь сообразить, о чем идет речь, но до меня ничего не доходит.
— Ты уверен? — рявкает он. — Информация не может быть ложной?
Интересно, о чем идет речь.
— Да не знаю я! Но... Знаешь, в принципе ожидаемо. Человеку важен сын. А на дочь он давно наплевал. Никогда не интересовался. Можно сказать, когда-то продал ее.
Я без стука захожу внутрь и, взглянув в лицо Эмиля, хмурюсь. Бестужев прощается со своим невидимым собеседником и бросает телефон в сторону.
— Что происходит?
— Ничего интересного, — отводит взгляд. И его это действие отчетливо дает понять: разговор касался меня.
— Расскажешь или мне пытать тебя?
Эмиль усмехается, хлопая ладонью по своему бедру.
— Иди ко мне, — и это не приказ, а просто просьба. Смягчился, значит, мерзавец? Пожалел о своих словах? — Расскажу.
Выдохнув, сажусь на край стола, но Эмиль хватает меня за руку, притягивает к себе. Располагает на своих коленях.
— Не переходи границы...
— Их давно нет, — горячо шепчет мне в губы.
— Ты установил четкую границу между мной и тобой, когда начал угрожать мне дочерью, которую я воспитывала одна и пыталась защитить от всех на свете. Ты начал качать свои гребаные права, на которые я плевать хотела!
— Чшшш, не заводись, Волчонок. Я не хочу ссориться. Прости... Я уже пожалел. Но иногда ты можешь вывести человека из себя и заставить сказать необдуманные слова.
— Это ты... Можешь необдуманные слова говорить. Где же ты потерял свою сдержанность? Так хвалил себя... Что ты гораздо разумнее меня.
— Это было давно, — очередная усмешка и легкий поцелуй в шею.
— С кем ты по телефону разговаривал?
— Со знакомым.
— И дело касалось меня, верно?
— Арин, это не очень приятная тема. Ты уверена, что...
— Я хочу знать все, что относится ко мне, Эмиль.
Бестужев вздыхает. Поднимает на меня глаза, смотрит пристально.
— У твоего отца есть сын, Арина. Ему почти восемнадцать. Ну и, соответственно, женщина... Кстати, живет он с ней давно. Ты знала что-нибудь?
