и не зацеловать до потери сознания.
Плохая идея.
После Мэгги я начал все сначала, и здесь я обрел себя. Жизнь на ранчо, мой распорядок дня ― он простой, строгий и мой. Работа с рассвета до заката. Бар по пятницам. Семья по воскресеньям.
Никаких отвлечений. Особенно красивых.
Конец лета не может наступить достаточно быстро.
Расстроенный, я бреду через кухню, чтобы накрыть остатки еды, которые занес мне шеф-повар. Сгущаются сумерки, солнце опускается за горизонт, и когда я поднимаю взгляд к окну, мои глаза находят ее.
Руби стоит на крыльце своего коттеджа в длинной футболке, которая демонстрирует ее изящные изгибы и мягкую округлость груди. Ее голые ноги стройные и длинные. Ее волосы сбились в беспорядочные волны, что говорит о том, что она только что вышла из душа.
Черт.
Это кажется чертовски интимным ― видеть ее такой. Я не могу ясно мыслить. Она разговаривает по телефону, ее губы двигаются, на милом личике улыбка. С кем она разговаривает? С парнем? Господи, а что, если она все еще работает? Не знаю, какую мысль я ненавижу больше.
Мне все равно.
Я не могу думать об этом.
Мне должно быть все равно. Но это не так. Даже после недели, проведенной на ранчо, Руби остается загадкой, будучи при этом открытой книгой. Девушка, которая сияет, как солнце, улыбается незнакомцам, восхищается при виде цветов и может очаровать даже братьев Вулфингтон, не прилагая усилий.
У этой девушки есть секреты, от которых мне следует держаться подальше.
Ее отказ рассказать мне, почему она здесь, был хорошим ходом. Надо отдать ей должное. Но я узнаю человека, бегущего от проблем. Черт, я сам был таким.
Пусть это будет не мужчина.
От этой мысли ярость разливается по моим венам. Я сжимаю кулаки.
Если кто-то, блядь, причинил ей боль…
То, что я увидел ее сегодня на краю обрыва, вызвало во мне примитивную защитную реакцию. Недостаточно было просто притянуть ее к себе. Я должен был обнять ее.
В груди все сжимается, и я снова смотрю на Руби через окно.
Если я расскажу ей свою правду, то узнаю ее.
Но правда о ранчо «Беглец» ― это правда о том, почему я уехал, а значит, о Мэгги.
Что бередит старую рану, которая едва затянулась.
Трудно объяснить, что мне пришлось бежать, чтобы сохранить рассудок. Я не горжусь этим. Черт, я вообще не горжусь тем, что делал после ее смерти. Я заставил свою семью пройти через ад. Уехал из родного города. Бросил родео.
Я сделал все это.
И я никогда не оглядывался назад.
Правда уродлива. И я совсем не хочу переживать ее снова.
Я накрываю картофель, затем макароны с сыром и ставлю контейнеры друг на друга. Я подхожу к холодильнику, открываю его и оглядываюсь на Руби.
Она поела? Я не видел, чтобы она покидала ранчо или ходила в лодж. Она здесь, чтобы работать, но ей не обязательно все время сидеть в этом коттедже. Хотя мысль о том, что она отправится в одиночку в Воскрешение, заставляет меня вздрагивать. Хватает ли у нее денег на еду?
Ее смех искрится переливами, заставляя мое сердце сжиматься. Я беру пиво из холодильника и выхожу на крыльцо.
Напротив Руби опускает телефон. Она поднимает руку и улыбается, яркий блеск в ее глазах застает меня врасплох.
Она неописуемо прекрасна.
Я делаю шаг к ней.
Слова «пойдем поужинаем» вертятся у меня на языке, но прежде, чем я успеваю сделать следующий шаг, хруст гравия заставляет меня замереть.
Длинный черный Кадиллак подъезжает к моему дому по извилистой дороге.
Меня мгновенно охватывает тревога.
Ничего хорошего не стоит ждать от визита поздним вечером. Особенно в Воскрешении. Хотя город безопасен, в лесной глуши творится черт знает что. В прошлом здесь происходили убийства, похищения людей и торговля наркотиками. Год назад у железнодорожных путей было найдено тело. Сделка с метамфетамином сорвалась. А может, и нет.
Я встречаю взгляд Руби через двадцать футов, разделяющих наши дворы. Дернув подбородком, я посылаю ей безмолвный приказ идти в дом. Сейчас.
Слава богу, она так и делает.
Я убеждаюсь, что она вернулась в коттедж и закрыла за собой дверь, а затем смотрю на двух мужчин, направляющихся к ступенькам моего крыльца. Один взгляд говорит мне, что это те самые девелоперы, о которых предупреждал Стид. Костюмы выдают их. Так же, как и идиотские улыбки на их лицах.
― Вы заблудились? ― грубо спрашиваю я, ставя бутылку пива на подлокотник кресла.
― Нет, ― отвечает Костюм номер один. ― Меня зовут Малкольм Моро, а это Нил Тревино. Мы из «DVL Equities». Хотели поговорить о твоем участке земли.
Малкольм ― высокий парень с черными как смоль волосами, в очках и с круглым лицом. Нил более коренастый, с бритой головой и татуировками, выглядывающими из рукавов костюма. Мозг и мускулы, очевидно.
Игнорируя протянутую визитку, я скрещиваю руки на груди. И холодно смотрю на Малкольма. ― Не уверен, что нам есть, о чем говорить.
― Слышал, у тебя проблемы с деньгами.
― Это неправда, ― рычу я.
― Ты уверен в этом? ― Малкольм смотрит скептически, на его губах играет усмешка. ― Мне показалось, что я видел несколько пустующих хижин у реки. Не из-за того же видео, верно?
Мои кулаки сжимаются от желания разбить лицо этого скользкого засранца.
Черт бы побрал это видео.
Малкольм плавным жестом снова протягивает визитную карточку.
― Мистер Валиант назвал цифру, которая, по его мнению, тебя заинтересует.
Я фыркаю от его предложения.
― Ранчо стоит в два раза больше, ― грубо говорю я им. ― И вы, блядь, это знаете.
Нил вступает в разговор, поднимая свои накачанные руки.
― Помоги нам, помоги себе, мистер Монтгомери. Я уверен, ты знаешь, что это очень ценный участок земли. Пятьдесят миль от Глейшера. Через перевал можно напрямую добраться до Бозмена. Позволь нам забрать его у тебя, прежде, чем это сделает банк. — Он корчит гримасу. ― У таких ковбоев, как ты, были хорошие времена, но иногда нужна ловкая рука бизнесмена, чтобы земля действительно стала тем, чего она стоит.
― Дай угадаю… ― Я смотрю на Малькольма. ― Ты — слушатель. Тихий человек, который продумывает схему. ― Я снова смотрю на Нила. ― А ты ― тот ублюдок, которому сейчас свернут шею.
Нил улыбается.
― Мистер Монтгомери…
Я делаю шаг вперед, заставляя их отступить.
― Вы думаете, что построите на моей земле заправку,
