— Приятный сюрприз? — спрашиваю я, уткнувшись в ее волосы.
— Это намного лучше, чем наркотики, — говорит Холли и вытирает глаза. — Ты дал мне шанс поразить редактора! О, я уже нервничаю.
Я сжимаю ее плечи.
— Не стоит. Ты великий писатель.
— Ты не читал ничего из того, что я написал.
— Ну, насчет этого, — говорю я.
— Адам?
— Я, возможно, гуглил твое имя. Пришлось прикрепить несколько статей к электронному письму, понимаешь?
Она прячет лицо в ладонях, и я снова притягиваю ее к себе, улыбаясь в волосы. Голос Холли приглушен.
— Пожалуйста, скажи, что ты не выбрал ту, которая про прыщи.
— Я выбрал несколько замечательных статей о меняющемся медиа-ландшафте, ту, которую ты написала, когда была стажером. Не волнуйся, — я запрокидываю ее голову, встречаясь взглядом. Впервые за целую вечность надежда так сильна, что это как боль в моей груди. Я хочу будущего с ней.
Она касается теплыми губами моих.
— Спасибо.
— Не за что, — бормочу я.
— Я действительно рада, что ты здесь.
— Я тоже, — опускаю руки, обхватывая ее изгибы. — Так скоро познакомиться с родителями…
Это большой шаг.
Она улыбается.
— Ага. Вся семья за один раз. Это тебя не отпугнуло?
— Ничего бы не случилось, — говорю я, целуя уголок ее улыбающегося рта. — Кроме того, они показались знакомыми.
Она смеется.
— Я знаю, что они…
— Холли? Ты там? Мы готовимся к следующему раунду, и ты нужна мне в команде, — кричит Эван через дверь.
— Секундочку! — говорит Холли.
— Кроме того, если ты смеешься в ванной, то делаешь что-то не так, — добавляет он через дверь. — Чудачка.
— Не лезь не в свое дело!
Я сжимаю губы, чтобы удержаться от смеха. Вся ситуация смехотворна. Я не видел Эвана много лет, и вот нахожусь здесь, в ванной с его младшей сестрой в доме их родителей на Рождество.
Я бы не променял это ни на что.
— У меня тоже есть кое-что для тебя, — шепчет она. Холли запускает руку в вырез платья и показывает дразнящий намек на темно-красное бюстье с кружевами. На ее щеках яркий румянец. — Нижнее белье на рождественскую тематику. Это сломит твою ненависть к празднику.
Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю через нос.
— Боже, Холли.
Я могу представить ее в нем. Застенчивая и уверенная в себе одновременно, глаза блестят, кружева облегают изгибы. Я так сильно хочу ее.
Она быстро чмокает меня в губы.
— Это на потом. Давай, я выйду первой, — она отпирает ванную и выглядывает наружу. Только для того, чтобы увидеть брата, прислонившегося к противоположной стене.
Он замечает меня за ее спиной, и его глаза расширяются.
— Что за…
— Эван, — испуганно говорит Холли. — Тебе не следует ждать возле туалетов.
Он переводит взгляд с меня на сестру и обратно, и его осеняет осознание. Я выхожу и закрываю за нами дверь.
— Мы встречаемся, — говорю я.
Холли поднимает на меня взгляд.
— Вау.
Я криво улыбаюсь ей.
— Кот вылез из мешка, не так ли?
— Я этого не ожидал, — говорит Эван. Его глаза так похожи на глаза Холли. Когда-то они были зеркалом, в котором отражалась моя собственная жизнь.
Тогда мы были лучшими друзьями, хорошо знали друг друга. Но с тех пор прошло десятилетие длиной в вечность.
Я готовлюсь к худшему.
Эван ухмыляется.
— Черт возьми, чувак. Ты переезжаешь в старый дом, а теперь встречаешься с Холли?
— Да. Одно было запланировано, а другое — нет, — осторожно говорю я.
— Ты пытаешься что-то пережить заново?
— Эй, — говорит Холли. — Мы никогда раньше не встречались.
— Твой брат избил бы меня, если бы мы встречались, — говорю я. Но смотрю на Эвана, произнося это. Семья значит для Холли все. После того, как я ужинал здесь в детстве, после того, как увидел их сегодня… Я понимаю почему.
Здесь есть тепло, которое растопило бы лед у кого угодно.
— Нет, — говорит Эван. — Я рад за тебя. Холли, знаешь ли, одна из лучших. Даже если она ужасна в «Монополии».
— Неправда. Я вчера проиграла из-за ошибки округления.
— Ты перепутала сотни с тысячами и потратила больше, чем могла себе позволить, — говорит Эван, протягивая руку, чтобы потянуть Холли за прядь волос. — Может, тебе стоит проверить зрение?
Тихий голос доносится из кухни.
— Эван, детка?
Он выпрямляется.
— Точно, Сара хотела еще глинтвейна.
Он исчезает в коридоре, даже не взглянув на нас. Холли вздыхает и делает вид, что вытирает лоб. На ее руке блестки, оставшиеся после разворачивания подарка.
— Извини, — говорит она.
— Я не возражаю, — я беру ее за руку. — Может, стоит рассказать и твоим родителям тоже?
— Думаю, стоит. Приготовься. Помни, что я сказала.
— Твой папа благословит меня на предложение, — говорю я. — Я помню.
Холли стонет, и я смеюсь, увлекая ее в гостиную. Он наполнен смехом, семейными воспоминаниями и традициями, вплетенными в праздник, который мне все еще не нравится… но он не так плох, когда рядом Холли Майклсон.
ЭПИЛОГ
Холли
Я потираю руки, ворча о том, что забыла перчатки. Даже в огромном вестибюле холодно, а я одета не для полярных температур на улице. Но если и есть один день в году, когда ты не можешь мыслить здраво, так это канун Нового года.
Мое серебристое блестящее платье ниспадает до колен и тонкие бретельки на плечах — единственное, что его поддерживает.
Это была импульсивная покупка.
Адам пригласил меня на новогоднюю вечеринку, на которую ему пришлось пойти по работе, но все зря — планы уже построены. Ужин с самыми близкими подругами из колледжа.
Которые, кстати, подумали, что стоит пойти на вечеринку к моему новому парню.
Поэтому я пошла на компромисс. Прибытие незадолго до полуночи позволит отпраздновать новый год вместе, что идеально. Но это также означает появление в месте, где Адам не Адам-с-другой-улицы и даже не Адам-сын-печально-известного-Данбара. Это место, где он Адам Данбар, основатель Wireout, миллиардер и гений. Мир, в котором я его никогда не видела.
Мир, в который меня никогда не приглашали.
Конечно он стонал из-за необходимости вечеринки, говоря, что хотел бы ее пропустить. Но лифт, которого я жду, позолочен, а воздух пахнет сиренью. Они прячут ароматические свечи в вестибюле? Устанавливают в стенах диффузоры для ароматов?
— Верхний этаж, мисс, — говорит служащий. Он расплылся в улыбке, как только я показываю приглашение.
Бабочки порхают все активнее с каждым этажом, на который поднимается лифт. Но я говорю себе, что Адам провел Рождество с моей семьей. Будет справедливо, если я увижу его работу, по сути, приемную семью, на Новый год.
Двери открываются, и я слышу людей прежде, чем вижу; звуки живой группы и безошибочно узнаваемую смесь голосов, когда собирается большая толпа. Я иду на звук, каблуки цокают по каменному полу.
Мы на крыше отеля «Раш», и вид на горизонт Чикаго захватывает дух.
Я прохожу мимо группы мужчин в смокингах. Разодетая в пух и прах к Новому году, и когда оглядываюсь вокруг, коктейльные платья, которые носят в этом зале, могут соперничать с подиумом. Адам говорил так, словно предпочел бы подвергнуться пыткам, чем находиться здесь, но стоя в огромном зале, глаза становятся как блюдца. Я понимаю, почему приглашение, которое он передал, имело такой вес.
Гости собрались здесь, чтобы пообщаться, увидеть других и быть замеченными, отпраздновать канун Нового года с людьми, которых считали равными себе. Если при этом приходилось жертвовать на благотворительность, что ж, это была небольшая плата.
Думаю, я могла бы написать отличную статью об этом.
Я пытаюсь смотреть сквозь толпы, коктейльные столики, живую группу, но не вижу Адама. Крошечные ремешки на каблуках впиваются в лодыжки. Я не видела его с тех пор, как мы попрощались в Фэрхилле. Он вернулся в Чикаго на два дня раньше меня, и мы провели последний день вместе перед камином в его доме.
